Мари Фишер - Судьба Лилиан Хорн

– Все так. Но если человек находился под подозрением в убийстве, хвост за ним все равно тянется. Я хорошо знаю людей. Всегда найдутся такие, которые будут думать: а вдруг это все-таки была она?

– Я же доказал…

– Это слишком сложное доказательство, доктор, многие не сумеют в нем разобраться. Пока не найден настоящий убийца, я по-прежнему вызываю подозрение, да, даже и теперь… ну, не знаю. – Она засмеялась. – Но разве нам так необходимо говорить об этом именно сегодня? В любом случае я на воле. Свобода – это главное. Только тот, кто сидел в тюрьме, может оценить ее по-настоящему.

Доктор ван Борг стоял у окна и смотрел на главную площадь внизу.

– Сейчас уже можно будет идти, – сказал он.

– Лилиан, – Михаэль взял ее за руки. – Вам надо начать новую жизнь, я тоже хочу это сделать, не попробовать ли нам сделать это вместе?

Она внимательно посмотрела и молча отрицательно покачала головой. Он не отступал.

– Вам нужна другая фамилия – я могу вам ее дать.

– Неверное решение, – усмехнулась она, – знаете, что скажут люди? «Ну, ясно, она свела его с ума, и тогда он взял и что-то там выдумал, чтобы вытащить ее из тюряги». Нет, мой дорогой доктор, из этого ничего не выйдет. Мы бы составили странную, даже трагическую пару.

– Действительно ли столь важно, что скажут люди? Я уезжаю в Афганистан, Лилиан, там нас никто не знает. Раньше вы не обращали внимания на то, что скажут про вас люди.

Она мягким движением высвободила свои руки из его пальцев.

– По правде говоря, я в этом не изменилась. Тут я, видимо, неисправима. Но вы здорово сели в лужу из-за меня, и я не хочу добивать вас.

– Чепуха, Лилиан. Я – крепкий орешек. Меня не так-то легко сломить.

– Нет, – заявила она упрямо, – нет и нет. Вы можете говорить, что угодно, я все равно скажу, нет. Я наделала достаточно глупостей в своей жизни.

– А если я признаюсь, что люблю вас?

– Тогда я отвечу вам – у нас еще есть парочка лет впереди. Не торопите события, пусть все идет своим чередом, доктор. Жизнь полна неожиданностей. – Она еще раз протянула ему руку и повернулась к адвокату. – Ну, мы можем идти?

– Толпа разошлась, – ответил ван Борг.

Михаэль Штурм смотрел ей вслед, как она выходит из зала – очень стройная, прямая, с высоко поднятой головой, – и чувствовал себя несчастным, но одновременно одухотворенным, как никогда.

В последующие недели и месяцы Михаэль Штурм был загружен делами выше головы. Его назначение судебно-медицинским экспертом в Кабул решилось положительно, и он подписал контракт.

Затем выяснилось, что для создаваемого в афганской столице Института пока есть только голые стены. Ему пришлось организовать все самому. Необходимые для работы средства он должен был получить в министерстве экономической помощи развивающимся странам, что привело к частым поездкам в Бонн и длительным переговорам с чиновниками. Ему пришлось лично следить за тщательной упаковкой и отправкой в Кабул оборудования. Затем довольно сложным и хлопотным делом, оказалось, найти способного и добросовестного химика, который согласился бы на работу в Афганистане. Наконец Михаэлю удалось и это.

За всеми этими хлопотами он ни на час не забывал о Лилиан Хорн. И даже надеялся, что ему удастся уговорить ее на отъезд с ним вместе в далекую чужую страну. Но решающим условием ее согласия было полное оправдание, возможное только при задержании истинного убийцы Ирены Кайзер.

Михаэль Штурм решил поговорить с инспектором и узнать, как продвигается возобновленное расследование.

Тот только пожал плечами.

– У нас есть один след… отдельные моменты наводят на подозрение, но действовать решительно мы сможем только, когда будем абсолютно уверены, что нашли истинного убийцу. Хватит ошибок.

– И когда это будет? – не отставал от него Михаэль.

– Надеюсь, вы не ждете от меня, чтобы я точно назвал вам день и час? Обещаю – мы сделаем все возможное. Хотя бы в собственных интересах.

Михаэлю не оставалось ничего другого, как довольствоваться этим ответом.

Лилиан Хорн переехала в Дюссельдорф. Адвокат ван Борг без колебаний дал Михаэлю Штурму ее адрес. Он навестил ее в свой самый последний вечер перед отлетом в Кабул. «Фольксваген» он уже продал и потому приехал поездом.

Его поразило, что Лилиан Хорн живет на одной из лучших улиц города. Дом был старым и солидным и выделялся своим внушительным фасадом. Лифт поднял Михаэля на шестой этаж, потом поднялся еще на несколько ступенек вверх, прежде чем оказался перед дверью, на которой увидел табличку «Лилиан Хорн».

Она открыла на его звонок, и он увидел, что она вновь обрела свой прежний элегантный облик и уверенность в себе. Домашний костюм подчеркивал ее стройные линии – после выхода на свободу она, очевидно, соблюдала диету и сбросила несколько лишних фунтов. Ее коротко подстриженные волосы были теперь слегка завиты и покрашены в рыжеватый цвет. Только морщинки в уголках глаз выдавали, что ей пришлось пережить.

Она нисколько не удивилась его визиту, о котором он предварительно не известил ее, боясь, что она, чего доброго, не примет его.

– Привет, доктор! – протянула она ему руку. – Я уже задавала себе вопрос, когда же вы, наконец, появитесь у меня?

– Вы были в этом так уверены?

– А как же! После того, как вы объяснились мне в любви и сделали предложение, было бы неприлично просто так сгинуть, не подавая о себе ни слуху, ни духу. Я рада вам. Проходите.

– Спасибо.

Она ввела его в просторную, обставленную с большим вкусом комнату, своеобразие которой придавала необычная планировка, а камин создавал особо уютную атмосферу.

– Видите, как теперь живу, – сказала она, предвосхищая его вопросы. – Если больше года просидеть в заключении, возникает непреодолимая потребность в комфорте, как, впрочем, и право на него, я так считаю.

Взглянув на его лицо, она быстро добавила:

– Но все это великолепие вполовину дешевле, чем выглядит. Я сняла мансарду в готовом виде – здесь все так было уже до меня.

– Но и за это тоже надо платить.

– Справедливое замечание! – Она засмеялась с легкой насмешкой в голосе. – Сейчас вы меня спросите, откуда я беру деньги.

– У меня нет права на подобный вопрос, – сказал он и рассердился на себя, почувствовав, как грубо это прозвучало.

– О-о, как же! А у кого же тогда, если не у вас! Вы сыграли такую роль в моей судьбе! А, кроме того, здесь нет никакой тайны. Но, пожалуйста, сядьте сначала! Выпьете со мной немножко водки?

– Да, с удовольствием.

Она достала из стенного шкафа еще не откупоренную бутылку и подала ему.

– Будьте так добры, откройте, – попросила она с многозначительной улыбкой, – вы же знаете, как неловко я это делаю.

Пока он открывал бутылку, она поставила на темно-красную мраморную крышку низкого столика две рюмочки и опустилась напротив Михаэля в глубокое кожаное кресло. Он налил.

– За свободу! – она подняла рюмку и отпила маленький глоток. – Признайтесь, доктор, вам было бы приятнее увидеть меня в рубище и лохмотьях!

– Во всяком случае, вы оправились удивительно быстро.

– Так, пожалуй, нельзя сказать. – Улыбка исчезла с ее лица. – Я стала такой ранимой, что сама от себя не ожидала. Именно по этой причине я никуда не устраивалась на работу. Как только подумаю о вопросах, взглядах, намеках, шушуканье за моей спиной… – Она с искренним отвращением передернулась. – Нет, мне не вынести.

– Но в качестве моей жены…

– …тогда вы попадете из-за меня в неловкое положение. Нет, это такая тема, которой не стоит касаться. Давайте я лучше расскажу вам, что мне удалось сделать.

Лилиан поведала ему, что всегда отличалась ловкостью в домашних поделках и находила особую радость в том, чтобы собственноручно делать для себя всякие модные мелочи. Еще до того, как она угодила в тюрьму, владелица одного модного салона в Дюссельдорфе, где она частенько делала покупки, проявила интерес к модным деталям ее туалета. Выяснив, что Лилиан такая рукодельница, хозяйка салона предложила ей работу, но тогда она работала секретаршей, подрабатывала переводчицей, так что материальной заинтересованности в этом предложении у нее не было.

Находясь в заключении, она взглянула на это предложение хозяйки салона другими глазами и попросила своего защитника снабдить ее некоторыми вещами, необходимыми для рукоделия. Она связала очень изящный вечерний кардиган с прямой свободной спиной. Владелице салона модель понравилась, и она заказала ей несколько штук разного размера. Дирекция тюрьмы разрешила Лилиан выполнить заказ.

Выйдя из заключения, она узнала, что ее жакеты с этикеткой «модель Лилиан Хорн» были все раскуплены, став модным товаром, не в последнюю очередь, конечно, благодаря ее имени на этикетке. Тогда она разработала новые модели, которые уже выполняла не сама, а заказала их изготовление надомницам, намереваясь расширить дело, чтобы в модных салонах больших городов продавались изделия по ее моделям.

– Похвально, – произнес он не вполне искренне, – черт возьми, очень даже похвально.

– Однако в этом деле есть большой риск, – сказала она, – достаточно один раз ошибиться в разработке перспективных моделей или не уловить изменение спроса на товар…

– Вы – мужественная женщина, – сказал он, – думаю, мне это нравилось в вас с самого начала. Вы сильная личность, Лилиан, не хотите ли вы…

– Только не начинайте опять!

– …пойти со мной поужинать?

– И вы не боитесь показаться со мной на людях?

– Ничуть.

Не колеблясь, она сказала:

– Хорошо. Только переоденусь.

– А я закажу пока столик, – сказал он и взялся за телефон, – у Мюллера и Феста, если не возражаете.

– Нет, с удовольствием.

Чуть позже они сидели в роскошном ресторане друг против друга, смотрели в широкие окна со второго этажа на огни Кенигсалле, пили сухое «шабли» и ели фрикадельки из щуки в соусе из черной икры.

Лилиан Хорн была очень эффектна в своем облегающем черном костюме. Если кто из прекрасно вышколенных кельнеров и узнал ее, то даже и вида не подал.

Михаэль Штурм уже многое узнал про Афганистан и расписывал ей далекую экзотическую страну сочными красками.

– Как вы, должно быть, счастливы, что едете туда, – сказала она.

– Счастлив я буду только, если вы поедете со мной.

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, Михаэль, нет!

Его глубоко тронуло, что она наконец-то назвала его по имени.

– Вам совсем не обязательно бросать свое дело, – сказал он, – напротив…

– Нет, – сказала она таким решительным тоном, что он оставил всяческие попытки уговаривать ее и дальше.

Под конец вечера он заказал бутылку дорогого французского шампанского.

– Мы достойно отпразднуем мое прощание с родиной, – сказал он.

С легким чувством вины он ощутил, что расставание с Лилиан Хорн дается ему много тяжелее, чем с матерью, которая столько сделала для него, и с которой он прожил всю свою жизнь.

Когда он привез Лилиан на такси к ней домой, они оба были слегка навеселе. Перед входной дверью он отважился на первый поцелуй, на который она ответила с искренней страстью.

– Не хочешь на минутку подняться? – спросила она.

Он понял, что она ему предлагала, и его желание было настолько сильным, что Михаэль с неимоверным трудом подавил его и отказался.

– Нет, – сказал он, – нет, Лилиан… не так.

– Но ты же это заслужил! Кто вступился за меня и пострадал? Разве не ты?

– Я хочу тебя всю и навсегда, Лилиан. Я не могу обладать тобой сегодня, а завтра расстаться, может быть, навсегда. Я этого не перенесу.

– А вдруг я не настолько хороша, как ты думаешь.

– Можешь быть циничной, сколько тебе хочется… Я люблю тебя.

Они еще раз поцеловались, и он почувствовал, что она тоже хочет его.

– Пойдем, – прошептала она.

– Только если пообещаешь стать моей женой.

– Не могу, и тебе известно, по каким причинам. Неужели не понятно…

– Тогда, значит, нам обоим придется подождать. – Он выпустил ее из объятий. – Но я знаю, что этот день придет, попомни мои слова.

Он уже отпустил такси и потому отправился к себе пешком. Она смотрела, как он уходит большими решительными шагами, пока ночь не поглотила его.

Кабул не был сказкой. Тем не менее, он с первых минут очаровал Михаэля Штурма. Сам путь от современного аэропорта до города стал незабываемым впечатлением. Он ехал мимо ветхих домишек, маленьких мечетей, верблюжьих караванов, стад коз и овец, среди которых высились монументы и бетонные современные строения афганской столицы.

На открытой равнине верблюды топтали разостланные ковры. Потом ковры бросали в реку и вынимали оттуда с ожившими сверкающими красками.