К счастью, впереди пасхальные выходные, а значит, будет время хорошенько все обдумать и расставить приоритеты. На первом месте должна стоять мама, которой я слишком пренебрегала. Когда следующим утром мы с отцом встретились на кухне, темные круги под глазами выдали, что мы оба совершенно не спали в ту ночь. Пока мама была в ванной, я попыталась снова поднять старую тему, но отец в свойственной ему манере отмахнулся.

– Ты же видишь, так не может больше продолжаться, – осторожно начала я, убедившись, что мама нас не слышит.

В глазах отца горело опасное упрямство. Вот от кого я унаследовала характер. Мама не уставала это повторять – пока не потеряла ключ от сокровищницы своей памяти.

– Эмма, закроем тему! Я не намерен отправлять твою маму в приют. Только через мой труп.

– Никто и не предлагает! Есть другие варианты – сиделки, нянечки, дневной стационар, в конце концов. Ты не можешь ухаживать за ней один. Не ставь перед собой невыполнимые задачи. Я знаю, ты пытаешься ее защитить… но ты ведь рискуешь собственным здоровьем. Я волнуюсь. Что, если ты снова сляжешь?

Мы оба вспомнили о событиях годичной давности. Тех самых, которые вынудили меня вернуться. Я видела перед собой его серое лицо, шнуры капельниц и провода от мониторов. В ожидании вердикта врачей прошла целая вечность. Мы боялись, у папы сердечный приступ. К счастью, это оказалась простуда, давшая осложнения из-за стресса. Всего лишь простуда… В следующий раз могло обернуться куда хуже.

– Я знаю, как ты обо мне беспокоишься… и крайне признателен, что ты все бросила ради нас. Но решать не тебе.

Вздохнув, я поболтала в кружке остывший кофе, в который раз пытаясь придумать хоть один новый аргумент.

– А если мы найдем вполне приличное место, где за ней смогут ухаживать пару дней в неделю? Просто, чтобы ты мог перевести дух? Я ведь скоро съеду от вас, – предложила я, заранее зная, что он отвергнет эту идею.

И оказалась права. Отец пришел в ужас, словно я посоветовала ему завести интрижку с соседкой.

– Что?! Отправить ее, как ненужную собачку в питомник, чтобы мы могли развлекаться?!

Отодвинув кружку, я взяла отца за руку, отметив мимоходом, как много у него стало морщин – гораздо больше, чем год назад. Он стареет быстрее, потому что целыми сутками, без продыху, ухаживает за женщиной, которую по-прежнему любит всем сердцем.

– Я скажу, когда станет совсем тяжко, – поставил он точку в споре, смягчая резкость слов признательной улыбкой. – В конце концов, я всегда могу обратиться за помощью к вам с Ричардом. Ведь вы после свадьбы останетесь в городе.

В голове будто лязгнул засов на двери темницы. Но я не выдала отцу обуревавших меня чувств, вместо этого подарив ему полную любви улыбку.

– Конечно, мы всегда будем рядом.


Впервые мамина болезнь проявилась несколько лет назад. В совершенно безобидном, даже глупом инциденте, над которым я тогда лишь посмеялась. Я приехала домой на выходные и рассчитывала на тихий ужин в кругу семьи, а родители организовали грандиозное торжество.

– Целиком теленок не поместился? – пошутила я, открывая духовку, где томился в собственном соку огромный кусок говядины. – Господи, мама, да нас всего трое! Вам с папой на неделю этого хватит.

Мама смущенно открыла ящик со столовым серебром. Я насторожилась: похоже, ужин получится не таким уж семейным.

– Вообще-то я позвала Уизерсов – надо ведь отпраздновать твое возвращение.

Она заторопилась в столовую, и спешка ее была оправданна: на моем лице отразилось все, что я в тот момент думала. Глупо было надеяться, что в списке приглашенных не будет Ричарда. Или Шейлы. Они с мамой в один голос выражали сожаление, когда мы с Ричардом расстались, но чтобы опускаться до неприкрытого сватовства?… Интересно, знает ли мой бывший о том, что его ждет?

В общем, вечер намечался «восхитительный».

Тут из столовой донесся мамин крик. Уронив прихватку, я бросилась туда, мигом растеряв свой гнев. Господи, что с ней: сердечный приступ? Какая-то травма? Но на вид с мамой было все в порядке. Она стояла возле полированного обеденного стола, и перед ней высилась сверкающая горка ножей и вилок.

– Мама, что такое?

Я подлетела к ней. Страх перерос в настоящую панику: по ее лицу, искаженному болью, текли слезы, смывая безупречный макияж.

– Не могу… – в ужасе и отчаянии прошептала она.

В замешательстве я принялась озираться.

– Чего не можешь?! Мама, что случилось?

Я никак не могла понять, что так сильно ее расстроило: комната выглядела как обычно. Только мама билась в истерике.

– Вот, – разрыдалась она, взмахом руки указывая на столовые приборы. – Я не могу накрыть на стол! – Она беспомощно и потерянно уставилась на меня. – Не помню, как это делается. Просто… не помню!

Конечно, тогда мы обратили все в шутку. По-другому было нельзя. Я ее успокоила, сама завершила приготовления к ужину. Мама к тому времени взяла себя в руки и стала почти нормальной. Кажется, мы рассказали о случившемся Ричарду и его родителям и даже – какой ужас! – посмеялись над этим. Иногда я думаю: а не вышло ли так, что мы своим легкомыслием сами распахнули дверь безумию? Не знаю… В любом случае болезнь взяла свое, и вскоре подобные случаи стали повторяться в нашем доме чаще.


Следующие несколько дней мама лучше сознавала реальность – как всегда после срывов. Она даже выразила желание порисовать, и отец, устанавливая для нее мольберт и замешивая краски, то и дело бросал в мою сторону красноречивые взгляды, означавшие: «Вот видишь, все хорошо». Надеюсь, он и сам в это верил.

Что ж, хотя бы Ричард меня поддерживал – правда только по телефону. Мы каждый вечер разговаривали с ним часами, о чем наверняка пожалеем, когда в следующем месяце получим счета.

– Решать твоему отцу, а мы можем разве что смириться, – рассудительно заметил он.

– Знаю, – вздохнула я. – Но что, если бы мы ее не нашли? Что, если в следующий раз она заблудится, или поранится, или еще что?… Он никогда себе этого не простит!

Какое-то время в трубке слышалось тихое потрескивание, и я уж было решила, что связь прервалась. Но затем Ричард заговорил с откровенной тоской в голосе:

– Ты не можешь всю жизнь провести в страхе, думая о всяких «если». Нельзя заглянуть в будущее, надо просто жить, принимая то, что есть. Потому что все может в любую минуту перевернуться… – Ричард замолчал. Мы оба подумали об одном и том же. О смерти Эми. Она всегда придерживалась простой философии: «Живи сегодняшним днем, а завтра будет завтра».

Разговоры с Ричардом заметно придавали мне уверенности. Мы беседовали на разные темы, и он умел подобрать нужные слова: о моих родителях, о моих страхах… а еще о нашем будущем.

– Не хочу откладывать свадьбу надолго.

– Если мы поторопимся, это могут счесть неуважением…

– Да плевать! Есть только ты и я. Давай по-честному: разве Эми была бы против? Как считаешь?

Я покачала головой, забыв, что разговариваю по телефону. Впрочем, говорить все равно я не могла: горло перехватило, едва я представила, как Эми сказала бы то же самое, только куда более красочно.

– Хорошо. Давай все обсудим, когда ты вернешься, – согласилась я.


Следующим утром я сидела за кухонным столом, настороженно изучая небольшой коричневый сверток, будто внутри лежала бомба. Я тихо фыркнула над своей безумной ассоциацией. Это же книга. Обычная книга. Я такие каждый день держу в руках. А моя реакция просто нелепа.

Пусть за пасхальные выходные я так и не смогла решить ничего определенного, одно было ясно наверняка: Джек, как магнит, одновременно притягивал и отталкивал меня, и немаловажную роль в этом сыграл наш обед. Поэтому последнее, что мне сейчас нужно, – читать его книгу, чтобы еще больше забивать им свои мысли. Лучше просто выкинуть сверток и избегать дальнейших встреч, тогда странные чувства исчезнут сами собой. Вот и все. Но почему-то мои пальцы, не слушая меня, уже рвали обертку.

Под ней оказалось солидное издание в переплете, с черной глянцевой обложкой и тиснением. Я прочитала аннотацию, не узнав из нее ничего нового – этот же текст был на страничке заказа в интернет-магазине. Я перевернула книгу, и дыхание перехватило. На заднем форзаце была фотография мужчины, который меня спас. Он стоял в непринужденной позе, с улыбкой прислонившись к дереву. На заднем плане виднелась деревянная изгородь, как у ранчо, а джинсы, рубашка с расстегнутым воротом и высокие сапоги завершали образ ковбоя, который стремился создать фотограф. Джек выглядел моложе, волосы были длиннее, а морщинок вокруг глаз – меньше, но в остальном… Я с треском захлопнула книгу, словно на ее страницах извивалась змея. Вот поэтому и стоило выкинуть роман – потому что один взгляд на Джека (даже на его фотографию) кружил голову хуже наркотика. И вызывал зависимость. Так, надо избавляться от мании, пока я совсем не забыла о по-настоящему важных вещах: о моей семье, женихе, друзьях и попытках жить нормальной жизнью после смерти Эми.

Осторожно, будто книга могла ужалить, я взяла ее за один уголок, и она, естественно, выпала из рук. Наклонившись, я заметила, что раскрылась она на странице с благодарностями. Наверное, я очень долго просидела на корточках с полусогнутой спиной. Ноги вконец затекли. Однако я никак не могла оторвать взгляда от трех набранных курсивом строчек: «Посвящается Шеридан: моей подруге, возлюбленной, музе и жене. Я всегда буду любить тебя. Джек».


День я провела с Кэролайн и Ником. Подъехав к их дому, я сразу же заметила новенький сверкающий автомобиль возле старого внедорожника. В машинах я разбиралась плохо, но эта модель явно стоила намного больше страховой выплаты за разбитую «Тойоту». Проходя мимо, я не удержалась и заглянула внутрь. Как минимум пять подушек безопасности по всему периметру. Зная Ника, можно с уверенностью утверждать: это он настоял на покупке самой дорогой комплектации. Что ж, логично. Увы, неизбежно вставал вопрос: а как бы завершилась ночь девичника, если бы тогда Кэролайн сидела за рулем подобной машины?

Я по-прежнему глядела через плечо на новый автомобиль, когда Ник распахнул дверь. Он поцеловал меня в щеку.

– Просто фантастика, – кивнула я в сторону машины.

– Ага, – с горечью заметил Ник. – Жаль только, Кэролайн не хочет в нее садиться.

В его словах звучала искренняя забота, и я невольно понизила голос до шепота, чтобы Кэролайн не услышала нас из кухни:

– По-прежнему боится автомобилей?

Ник кивнул.

– Да. Кое-как соглашается ехать пассажиром. А вот в водительское кресло, боюсь, больше не сядет.

Что ж, понятно. Меня практически парализовало, когда впервые я села за руль после аварии. А Кэролайн ведь досталось куда сильнее…

– Подожди немного, – вот и все, что я смогла сказать. Повторила слова, которые окружающие твердили и мне: «Подожди, все пройдет, время лечит». Наверное, самый искренний и при этом самый бесполезный совет на свете.

По дому разносились аппетитные запахи, усиливающиеся с каждым шагом в сторону кухни. Кэролайн обернулась и с широкой улыбкой протянула мне руки. Она выглядела собранной и спокойной – правда, обнимала чуточку дольше обычного. Впрочем, я ее тоже.

А потом мы втроем ужинали в непринужденной атмосфере, хотя два пустых стула возле тяжелого соснового стола слишком бросались в глаза. Я расставила тарелки по-другому, чтобы не подчеркивать отсутствие Ричарда и Эми.

– Ну что, как там Ричард? Катается на лыжах в компании восьмидесяти малолеток?

Я понимала иронию Ника. Одно то, что Ричард согласился взвалить на себя такую громадную ответственность, говорило о том, как сильно он хотел уехать. Я лишь надеялась, что пытался сбежать он не от меня.

– Ему гораздо лучше, – пожала я плечами, доедая кусочек чего-то мучного, сладкого и жутко калорийного. – Во время нашего последнего разговора он уже был похож на самого себя.

– Вот и прекрасно, – с улыбкой заметила Кэролайн и со странным взглядом забрала у Ника грязную тарелку. Похоже, мне не показалось: через минуту он извиняющимся тоном пробормотал что-то про футбольный матч и исчез в гостиной.

Загружая посудомоечную машину, Кэролайн будто бы случайно обронила, хотя наверняка вынашивала эту мысль уже несколько дней:

– Слышала, вы с Джеком Монро обедали на прошлой неделе?

Я замерла с тарелкой в руках и медленно повернулась к Кэролайн.

– Кто бы мог подумать. И где же ты слышала?

Она пожала плечами, решив не комментировать, как я вскипела от ее слов.

– Хэллингфорд – городок маленький, сама знаешь.

Я невольно поджала губы.

– В такие минуты я очень скучаю по Лондону – там не надо объяснять людям, что не стоит лезть не в свое дело.

Кэролайн было легче разобраться в квантовой физике, чем понять мое желание сбежать из родного города. Здесь она получила все, о чем только мечтала; для нее уехать равносильно краху планов и надежд.