— Мне так холодно, — говорю ему. — Очень холодно.

— Я знаю, малышка, знаю. Иди сюда, — он тянет меня на себя, прижимает к своему теплому, сильному телу. В его объятиях так тепло и уютно. Чувствую, как что-то острое обжигает мою руку…


Роберт

Мне казалось, будто я попал в другую реальность. Вокруг меня разворачиваются нереальные, не поддающиеся объяснению события, значение которых я не могу понять. Я не мог пошевелиться, смотрел на Елизавету, не отводя глаз. Я был готов разгадать секрет бытия лишь для того, чтобы понять что происходит! В голове крутилась тысяча вопросов, и с каждой минутой их становилось все больше и больше. Дернулся вперед, желая подойти к ней, посмотреть ей в глаза и прочесть там ответы. Она все та же, но в тоже время — другая. Чужая, не моя. Я не узнавал женщину, стоящую рядом со мной. Она здесь, она радом со мной, стоит протянуть руку, и я смогу заключить ее в свои объятия. Но невидимые стальные оковы сковывали мое тело. Елизавета узнала Ксению. Но не узнавала меня! Когда она спросила, с кем пришла ее подруга, у меня внутри что-то оборвалось. Казалось еще чуть-чуть, и я сорвусь, закричу.

Она утверждала что там, наверху, у нее спит дочь. И скоро должен прийти ее муж! Муж, мать вашу! Ксения утверждала, что их нет, они ушли. Меня разрывало изнутри. Тупая боль била в виски. А потом начался полный хаос. Елизавета в панике помчалось на второй этаж, доказывать, что ее дочь там. Я спросил у Ксении, где на самом деле ее дочь и где этот чертов муж. Она лишь только покачала головой и обреченно посмотрела наверх. Я ясно понимал, что их нет в этом доме. Мой мозг отказывался работать, пока мои глаза не наткнулись на композицию из фотографий, висящих на стене. В центре — большое фото, на нем Моя Елизавета в прекрасном свадебном платье, вся в солнечных лучах, кажется, она и есть само солнце. Рядом с ней — высокий светловолосый мужчина. Лиза улыбается ему такой лучезарной улыбкой, которую я никогда не видел. Она яркая, живая. По кругу центральной фотографии висит много совместных фото. Я цепляюсь взглядом за одну. Моя девочка беременна, у нее большой круглый животик. Она прекрасна! Руки ее мужа лежат на ее животе, словно они — одно целое. Она счастливая, она — само счастье. Я с трудом собираю все воедино. Судя по запустевшему дому, здесь явно давно никто не живет. Елизавета точно живет одна. Не ездит на передних сидениях в автомобиле. На ее животе большой продольный шрам. В ее глазах часто проскальзывают боль, печаль, тоска. Ей снятся кошмары. Она с трудом принимает заботу и ласку. Что-то щелкает в моей голове, и вся картинка собирается в единое целое. Мое сердце замирает в болезненном понимании.

Надрывный крик Елизаветы приводит меня в себя, я слышу, как она требует от Ксении сказать, где ее дочь. Выхожу из ступора, срываюсь с места, бегу наверх, сталкиваюсь со своей девочкой. Ловлю ее, притягиваю к себе. Она такая холодная. Хочу согреть ее, успокоить. Она отталкивает, вырывается, кричит, чтобы отпустил. Обхватываю лицо. Хочу, чтобы посмотрела на меня, узнала. Она не смотрит. Не узнает. Отпускаю, боясь, что сделаю еще хуже. Сажусь на лестнице. Черт, первый раз в жизни не знаю, что делать. Не нахожу выхода! Безысходность разрывает на куски. Не хочу осмысливать жесткую правду. Реальность, сука, жестокая! Мимо меня проносится Ксения. Ее саму трясет. Она почти рыдает. Слышу, как она пытается убедить Елизавету сделать укол. Моя малышка сопротивляется. Как мышка забивается в угол. Ее трясет. Она рыдает, из ее прекрасных глазок катятся слезы. Ей страшно. Ее губки синеют. Не могу больше этого выносить. Вижу, что все попытки Ксении тщетны. Ни хрена у нее не выходит! Я обязан все это прекратить. Я должен помочь своей маленькой потерянной девочке.

Подхожу к ним, отодвигаю Ксению в сторону. Приказываю, чтобы не трогала ее. Неужели она не видит, как ей страшно. Медленно подхожу к Елизавете. Сердце начинает отбивать грудную клетку. Она сжимается, зажмуривается. Боже! Почему она так меня боится? Обхватываю лицо руками, мягко прошу посмотреть на меня. Посмотреть в мои глаза. Она вся дрожит. Ее дрожь передается мне. Боюсь, что она оттолкнет меня. Молюсь про себя, чтобы послушала, чтобы откликнулась, отреагировала на меня. Ее голова опущена, она боится посмотреть на меня, но все же медленно поднимет голову. Смотрю в ее прекрасные карие глаза, которые сейчас наполнены слезами. В них отчаяние и безнадежность. Прошу смотреть мне в глаза, не отпускать мой взгляд. И она смотрит. Реагирует. Боже, да! Она смотрит мне в глаза. Ее истерика прекращается. Я вижу в них узнавание. Она говорит, что ей очень холодно. Тяну ее к себе, обнимаю, прижимаю к себе. Она такая холодная. Ледяная. Елизавета не вырывается, не сопротивляется. Она уже не плачет. Лишь изредка всхлипывает. Я испытываю неимоверное облегчение. Наконец она в моих объятиях. Моя девочка чувствует меня. Целую в висок. Глажу по спине. Тихие всхлипы в районе груди становятся реже. Краем глаза вижу, как Ксения подходит к нам, вытягивает ее руку, обрабатывая спиртом, и делает этот злосчастный укол. Лиза не сопротивляется, лишь немного вздрагивает. Ее грудь вздымается от частого тяжелого дыхания. Чувствую, как бешено колотится ее сердце. Или это мое сердце? Подхватываю ее на руки. Ее руки крепко обнимают мою шею. Она прижимается ко мне, как будто боится, что я ее отпущу. Сажусь вместе с ней на диван. Крепче прижимаю ее к себе. Меня колотит не меньше ее.

— Ксения! Принеси теплое одеяло, — прошу ее. Мою девочку надо согреть. Ксения тут же реагирует, срывается с места, бежит наверх. Лиза склоняет голову мне на грудь. Чувствую, как ее хватка ослабевает. Видимо, действует препарат. Господи Боже, что она ей вколола? Я не знаю, что мне делать, чем ей помочь. И это убивает меня. К нам подбегает Ксения, накрывает Лизу плотным белым одеялом. Мне приходится потревожить мою девочку, чтобы поплотней укутать ее. Чуть отстраняю ее от себя, Елизавета не держится. Она как не живая, как кукла, ее руки падают, голова откидывается назад. Кажется, что она в полной отключке.

— Твою мать! Ксения, что ты ей вколола?! — раздражительно спрашиваю я.

— Все нормально. Она просто спит. Это нейролептик.

— Что?! — ни хрена не понимаю.

— Мощный транквилизатор, — объясняет она. — Не волнуйся. С ней все будет в порядке.

— Откуда у нее дома такие препараты?

— Откуда, откуда. От врача! — мне кажется, что мой мозг сейчас взорвется от переполняющей его информации и вопросов, на которые я хочу немедленно получить ответ. Ксения достает телефон, набирает чей-то номер. Долго ждет ответа. Сбрасывает звонок.

— Кому ты звонишь?

— Доктору Новицкому. Это ее врач, — набирает еще раз. Разговаривает уже с какой-то женщиной. Как я понимаю из разговора, ее доктора нет в городе. Поднимаюсь на ноги, прижимаю к себе мою спящую принцессу. Надо отвезти ее домой.

— Ксения, возьми мою куртку, там, в кармане, ключи от машины, сядешь за руль. — Просто ни на минуту не могу отпустить свою девочку. Девушка тут же слушается. Кивает. Достает ключи, собирает верхнюю одежду Елизаветы. Подбегает к двери раскрывает ее, чтобы мы могли выйти. Добираюсь до машины. Сажусь с Елизаветой на руках, на заднее сидение. Ксения запирает ворота дома. Молча садится за руль. Растеряно осматривает салон.

— Только не говори, что ты не можешь водить на механике?! — вопросительно смотрю на нее.

— Не кричи! Все я могу! Не один ты здесь на нервах.

— Тогда в чем проблема, поехали. — Ксения пристегивается, еще раз оценивает салон. И мы, наконец, трогаемся с места. Прижимаю Елизавету к себе. Она подрагивает во сне. Ее дыхание ровное. Ее глазки опухли от слез. Она такая бледная. Провожу рукой по ее лицу. Прижимаюсь губами к ее виску. Тихонько целую, вдыхаю ее чистый аромат. Что же с тобой произошло, моя маленькая, любимая девочка? Как мне тебя спасти? Как забрать твою боль? Мое сердце сжимается от нестерпимой боли за нее.

Доезжаем до квартиры Елизаветы. Заношу мою спящую девочку домой. Аккуратно укладываю на кровать. Переодеваю ее в пижаму. Ложусь рядом с ней. Глажу по волосам. Подношу прядь волос к лицу, вдыхаю. Прижимаюсь к ней всем телом. Хочу отдать хотя бы частичку своего тепла. Слышу, как Ксения ходит по квартире. Убирает бардак в ванной. Я должен немедленно все узнать. Укутываю Лизу плотнее одеялом, встаю с кровати. Иду в гостиную, оставляю дверь спальни приоткрытой, чтобы видеть свою малышку. Ксения сидит на диване, смотрит в одну точку в стене. В ее руках открытая бутылка виски. Подхожу к ней, сажусь в кресло напротив. Девушка молча протягивает мне бутылку. Беру, делаю несколько глотков. Мне действительно нужна анестезия. Иначе меня разорвет от душевной боли. Ксения забирает у меня бутылку, тоже отпивает. Так мы и сидим: каждый думает о своем, хотя, наверное, мы думаем об одном и том же. Только у нее гораздо больше информации для размышлений.

— Долго она еще проспит?

— Несколько часов. Возможно до утра, — Ксения смотрит в сторону спальни. Устало закрывает глаза. Отпивает виски. Первый раз вижу, чтобы женщина вот так хлестала виски.

— Рассказывай, — без предисловий кидаю я.

— Что? — она приподнимет брови. Забираю у нее бутылку, делаю еще пару глотков. Отдаю ей.

— Все! — пристально смотрю на нее. Даю понять, что я не шучу. — Я хочу знать все, через что прошла моя девочка.

— А не много ли ты хочешь, Ромео, а? — язвит она. — Да я и права такого не имею, рассказывать тебе.

— Ксения, я уже достаточно увидел. Просто помоги мне собрать все воедино. Пожалуйста! — Ксения долго смотрит мне в глаза.

— Ты действительно ее любишь? — задает встречный вопрос.

— Да, — киваю головой.

— Вот скажи мне, Роберт, как женатый мужик, можно ли за такое короткое время влюбиться в женщину, даже толком не зная ее?

— То, что я женат — это досадная ошибка моей жизни, — горько усмехаюсь. — А разве есть разница, сколько я ее знаю, и что я про нее знаю. Ты просто в один момент понимаешь, что любишь, и все.

— Ошибка, — ухмыляется она. — И что же ты не расстанешься со своей ошибкой?

— Не думаю, что я должен перед тобой отчитываться. Но поверь, все намного сложнее, чем кажется, — она ничего не отвечает, только цокает в ответ. Отпивает еще немного виски.

— У тебя есть сигареты? — Ксения встает, направляется на кухню. Встаю, иду за ней, достаю сигареты, протягиваю ей. Она вытаскивает две, отдает одну мне. Подношу девушке зажигалку. Прикуриваю сам, глубоко затягиваюсь горьким дымом.

Ксения садится на подоконник, приоткрывает окно. Встаю рядом, прислоняюсь к стене. Девушка долго смотрит в окно. Медленно курит.

— С Лизкой мы знакомы с детства, — неожиданно начинает она. — Жили в одном дворе, учились в одном классе. До шестого класса особо не дружили. Я была немного пацанкой, а она — хорошей, примерной девочкой, отличницей. Как понимаешь, никаких совместных интересов, — усмехается Ксения. Я внимательно ее слушаю. Не знаю, что подтолкнуло ее на откровения. Видимо виски. Если так, я готов споить ее, лишь бы она все рассказала о Елизавете. Мне важна каждая деталь, даже детство. Мне важно понять всю ее жизнь.

— Но однажды я стала замечать, что ее обижают другие девочки из нашего класса. Лиза была тихой, скромной, ранимой девочкой. Даже, скажем так, ботаником. Она не могла за себя постоять. В один прекрасный день я заступилась за нее, ставя этих малолетних стерв на место. С тех пор мы как-то сдружились. У нас не было ничего общего. Но, как говорится, противоположности притягиваются. Отца у нее не было, он погиб еще до ее рождения. Мать так больше и не вышла замуж, отдавая всю себя ребенку. Мы практически никогда не расставались. Я учила ее, как постоять за себя. Она пыталась вдалбливать в меня гранит науки. — На лице Ксении расплывается улыбка. Она рассказывает мне, но кажется, что она полностью погружена в воспоминания. — Мы даже поступили в один университет. Там я отрывалась, конечно, по полной. Наслаждалась, так сказать, студенческой жизнью. Если б не Лизка, которая вовремя меня тормозила, не знаю, куда бы меня занесло. И вот, на втором курсе, она познакомилась с Марком. Он учился на последнем курсе. Парень был просто мечта всех девушек: высокий синеглазый блондин. Прямо принц. Только на белой тойоте вместо коня. Немного не в моем вкусе, я любила плохих парней, но для ванильной Елизаветы в самый раз. С того момента они не расставались. До Лизы, кончено, было трудно достучатся, она была еще невинной девочкой. Так смешно было смотреть, как она смущалась и краснела от его слов и невинных прикосновений. Марк добивался ее долго. Год они просто ходили за ручку, гуляли по паркам, кино, невинно целовались в щечку. После окончания университета, он уехал на стажировку в Лондон. Сколько слез она тогда пролила в подушку. Но преданно его ждала. Это было так романтично. Несмотря на расстояние, Елизавете каждую субботу курьер приносил цветы и ее любимый шоколад. После того, как он вернулся, все изменилось. Их невинные поцелуйчики превратились в настоящие. Лиза поменялась, стала настоящей женщиной. Они больше не расставались. Еще через полгода она переехала жить к нему. Когда Лиза была на последнем курсе, у ее мамы обнаружили рак на последней стадии. Она быстро угасла. Никакое лечение уже не помогало. — Я невольно напрягаюсь. Зная, что будет дальше. Машинально тянусь за еще одной сигаретой. Ксения останавливается, отпивает еще немного виски. — Как ты понимаешь, — продолжает она, — ее мама умерла. Если бы не Марк, Лиза бы, наверное, долго не выходила из депрессии. Ведь мать для нее была единственным родным человеком. В конце пятого курса Марк сделал ей предложение. Родители Марка — это отдельная история. Он был из состоятельной семьи. У них был даже дворянский титул. Вот ты мне скажи, кому в наше время нужны титулы? — Ксения разводит руками.