— Первый.

— Сан Саныч все может, главное что? Без самодеятельности.

Вере стало легко. Она поверила. Самое смешное, что поверила не мужу, а вот этой женщине-оптимистке, так безоговорочно доверившейся врачу. А ведь она права, — думала Вера, — успех в вере и доверии. А потому и угроза у нее от сомнений и неверия. Зная психологию пациента, можно его лечить. Вот и свою психологию она только что поняла, а значит, теперь она сильная, теперь у нее есть оружие против своих сомнений, то есть против самой себя.

Принесли кашу. Все взяли, она отказалась. Не любит она кашу, никогда не ела. Кофейку бы или чай покрепче. Но лучше кофейку. Без кофе жизнь не жизнь. Без кофе ни проснуться, ни двигаться. Но кофе не было.

Систему сняли к девяти.

А потом на обход пришел врач.

— Доброе утро, девочки, как спалось?

Он подмигнул Вере и начал обход. Это было так здорово и так ново, она никогда даже не подозревала, что наблюдать за работой мужа настолько интересно. К ней он подошел последней и сел на край кровати.

— Как ты? Спала? Ела?

— Спала, вроде ничего не болит, капают. Нет, не ела. Кофе бы.

— Забудь. До родов забудь и о крепком чае, как ты любишь, тоже. Придется перестраиваться. Вера, я успел только собаку выгулять и накормить, готовить было некогда, придется есть кашу и тебе, и мне. Или могу маму попросить.

— Не надо маму. Лучше бы ей и не знать пока.

— Согласен. Тогда ешь, что дают. Перед нами стоит сверхзадача — стать родителями. Отпуск я возьму после родов, но никак не сейчас. Значит, без капризов. Хорошо?

Конечно, хорошо, а куда деваться. Она лежала месяц, потом выписалась домой, колоть ее он мог уже дома, но дома пробыла опять совсем недолго, недели две, и опять легла на сохранение. Хорошо еще — до двадцати недель лежала у Саши.

Он имел огромный авторитет. На него в отделении все молились. Оперировал он лучше всех и больше всех.

Вот так на лекарствах, гормонах и терпении она дождалась первого шевеления ребенка.

Это было счастье — чувствовать его, осознавать, что она не одна, что он, маленький, находится в ней, и что он живой… Каждый толчок был тому подтверждением, а потому приносил невероятную радость.

Только радоваться было рано: появились отеки на ногах и белок в моче.

Саша заставил лаборантов делать анализы при нем, ошибки не было.

И снова стационар, только уже в роддоме в отделении патологии беременности. Она почти ничего не ела кроме яблок и кефира, а вес прибавлялся. Почки выходили из-под контроля, но они тянули, потому что с каждым днем ребенок становился больше и сильнее. Саша приходил через день, он работал, дежурил в обычном режиме, то есть много, деньги-то нужны на все. А после родов их сколько понадобится…

Вера закрывала очередной больничный и брала дни за свой счет до следующего стационара. Клиентуры, естественно, не было, не до клиентов.

Олег навещал ее изредка, приносил сладости. По его личному мнению, сладкое улучшает работу мозга, а не способствует прибавлению лишнего веса. Он был все таким же оптимистом и весельчаком. После его визитов хотелось жить, и жизнь казалась прекрасной.

Но хорошее настроение на следующий же день исчезало, потому что ноги выглядели, как подушки.

Но каждый прожитый день приближал к заветной цели.

====== Сын ======

Веру отпустили на неделю домой. Просто отдохнуть перед плановым кесаревым. Привести в порядок расшатанные нервы от постоянного нахождения в стационаре.

Это был кайф. Она с таким удовольствием для начала нажарила картошки и съела столько, сколько хотела. Наелась и устала. Пустяковая нагрузка показалась невероятно большой.

«Как же я с ребенком буду?» — мысль пришла и не порадовала, но зато появилась следующая: — «Главное, чтобы с малышом все было хорошо. Справлюсь».

Приготовила ужин. Саша весь вечер улыбался и казался невероятно счастливым, а у нее на коленях лежала собачья морда.

Как все-таки хорошо дома. И уходить совсем не хочется, хорошо, что ненадолго. Вернется она домой скоро совсем и не одна, а с сыном.

Дома она пробыла всего пару дней, ноги отекли так, что булькали внутри. Саша позвонил главврачу и повез Веру в роддом.

— Саш, кто кесарить будет?

— Завкафедрой усовершенствования врачей.

— Может, кто попроще, кто делает это каждый день.

— Вера, он хороший врач и был хорошим хирургом.

— Только вопрос — когда?

— Что за настроение? Прекращай, соберись и с улыбкой навстречу мечте.

— Ты со мной останешься?

— Ты с ума сошла?!

Она чуть не заплакала.

— На кесарево приду, в реанимацию тоже. Успокойся, Вера, это уже капризы. Давай с юмором и вперед.

В смотровую его не пустили. Медсестра заполняла историю. Фамилию, имя, отчество, место работы и т.д. Вера говорила аббревиатуры, старалась не расшифровывать.

— Болезнь Боткина? — продолжала спрашивать сестра.

— Отрицаю.

— Гепатиты вирусные?

— Привита.

— Вензаболевания?

— Тесный длительный контакт.

— Вы издеваетесь?

— Правду говорю.

Из-за ширмы вышла здоровая тетка, которая заливалась смехом.

— Гуля, место работы прочти, это же доктор-венеролог перед тобой.

— Ну так бы и сказали, а то пугаете прям.

— Да не пугаю, вы еще группу риска по СПИДу укажите.

Эта тетка посмотрела на нее и произнесла:

— Чего самой-то не рожать, ребеночек маленький. Но кесарево, так кесарево.

— Он сроку не соответствует? — переполошилась Вера.

— Первый, что ли?

— Да.

— Не волнуйся, все рожают.

Но Вера волновалась, ее все раздражало, все не нравилось: ни отношение, ни еда, ничего. Как будто она не лежала в этом роддоме на сохранении предыдущие три месяца. Как будто все тут подменили, и врачей поменяли.


Теперь после кесарева она только вспомнила об этом: как вынашивала, как все время практически лежала в стационаре. Семь месяцев из всего срока. Как отчаивалась и собиралась с силами. И вот несколько часов назад на свет появился сын.

Она еще не видела его, Саша пошел в детское, ему покажут ребенка. А ей его дадут позже, когда будет можно.

Остается только ждать. Снова ждать… А она так устала, устала от вечного ожидания и вечной неизвестности.

Но она справилась. Теперь у нее есть сын. У них есть сын. Потому что Саша был рядом все время. И он верил в успех так же, как и она. Что бы она без него делала? Как бы жила?

А еще сердилась на него периодически… Зря сердилась. Он ее человек!

Невольно вспомнила их знакомство. Осуждение окружающих… Мама просто из себя выходила, бабушка… Ой, лучше не вспоминать. А его мама. С каким презрением она смотрела на Веру, когда они встретились впервые…

Все давно позади. Теперь их трое. Он, она и их сын. Как его назвать? Почему-то только сейчас задумалась об этом.

Интересно, а Саша задумался, как назвать сына.

— О, ты совсем проснулась! — Саша вошел в палату реанимации. — Я тут был все время.

— Я знаю, нет, не видела, но знаю. Мне было спокойно, значит, ты был тут. Ты сына видел?

— Конечно. Страшный, как смертный грех. Но ничего, кости есть, а мясо нарастим.

— Почему страшный? — она испугалась.

— Худой, кожа сморщенная на косточках, и пальцы длинные, как у паука.

Он посмотрел на свои руки и расхохотался.

— Ничего, Верочка, он личиком на тебя похож, а значит, красивым будет, ты ж у меня красивая. Короче, еще один гинеколог родился.

Прошло несколько дней. Ребенок был с ней в палате, она сама ухаживала за ним. Все-все сама. Только сосал он плохо и худел…

— Скажите мне на милость, каким это образом доношенный ребенок пятый день теряет в весе?

Вера аж подскочила на кровати, услышав громовой голос собственного мужа, раздающийся откуда-то из коридора.

Она сама позвонила ему в отделение на дежурство ночью, с телефона постовой сестры. Сын все худел, он уже весил два сто. Потерял больше чем шестьсот грамм. А педиатры ни в одном глазу: «Кормите, мамочка, он поправится». Но она же все понимает — не поправится, есть ему нечего. А они в один голос: «По современной методике…». Вот и позвонила Саше со слезами в голосе. Сообщила, что все плохо, что шов болит и не заживает, ребенок худеет. И под конец разговора просто взвыла: «Забери меня домой!».

Он обещался быть утром, как только смену сдаст. И точно…

Она задремала совсем недавно около восьми, а так всю ночь пыталась кормить сына, а он не сосет, и не сцеживается ничего, и грудь твердая как камень. Что она только не делает, и лечь она не может, потому что потом встать тяжело. Шов болит все больше и больше.

Хотела посмотреть, что там на перевязке, не дали, типа не ее это дело. Ага, живот ее, шов ее, а посмотреть не ее. Только терпеть — ее дело.

Еще врачиха палатная ей высказала, типа нежная какая. Все терпят и молчат. Только почему-то при этом заявила, что о выписке и мечтать не приходится с таким швом и таким ребенком.

Проревела Вера до вечера, а потом втихаря за денежку позвонила на работу мужу.

И вот результат.

— Александр Александрович, не шумите, сейчас мы разберемся и все выясним. Можно же тихо решить все проблемы. Ну что же Вы так.

Буквально через несколько минут ее пригласили на перевязку, народу в перевязочной — не пройти…

Что там у нее со швом, она поняла по выражению глаз собственного мужа, хотя он не произнес ни слова.

Она вернулась в палату и снова попыталась сцеживать молоко. Только почему-то сразу появилась медсестра и напоила ребенка смесью из мензурки. Вера поставила его столбиком, а он так и уснул.

Вскоре пришел Саша. По его виду она понимала, насколько он взбешен.

— Я написал расписку и забираю тебя с ребенком под собственную ответственность. Все будет хорошо, Верочка. Ты мне веришь?

Она только кивнула. Потому что верила, ему точно верила, всегда.

Он взял на руки спящего сына, подмигнул ему и произнес так, как будто тот его слышал и понимал:

— Дома мы тебя откормим, правда, Даня.

Вот так у сына появилось имя, а с именем пришла и его новая жизнь. Да, он был искусственником. Да, он разбирался в молоке, которое ему давали, они сменили не одну корову, пока нашли то молоко, которое ему нравилось. Ездили в близлежащие села в поисках тех самых коров. Но ребенок пошел на поправку, а через несколько месяцев у родителей отваливались руки и спины носить его.

Вера с ума сходила по сыну, она готова была для него на все, а он, совсем еще крохотный, вил из матери веревки. Но отец с ним обращался совсем по-другому. Он всегда серьезно с ним говорил, просто очень серьезно, как со взрослым, и малыш очень внимательно его слушал.

====== Ревность ======

— Вера, тебя к телефону. Давай быстрей, а, — Саша стоял уже у выхода из квартиры, когда раздался звонок и мужской голос пригласил Веру.

Клиент, — подумал Саша, но беспокойство не покидало. Он не первый и не последний. Саша даже различал их голоса и знал, как кого зовут. Но этого слышал впервые.

Вера с малышом на руках взяла из его рук трубку. Услышав голос, она изменилась в лице.

Саша напрягся. Но делать было нечего. Он торопился на работу. Поцеловав жену и сына, закрыл за собой дверь. Обещал перезвонить с работы. Ему не понравилась ее реакция, но спрашивать глупо, оставаться в неведении — еще глупее. Потому что внутри завелся червь, и он точит, точит совершенно бессовестно его сознание, разжигает любопытство и вызывает беспокойство и раздражение. Он что только не передумал, пока дошел до работы: «Это может быть ее первый мужчина! Что ему надо? А если она уйдет? Ведь вполне возможно, он дорог ей, хотя звонок был ей неприятен. Любимому человеку с таким кислым лицом не радуются».

Вдруг он осознал, что жутко боится ее потерять, просто катастрофически. Потому, что любит… Нет, то, что он ее любит, он знал, но что настолько боится вмешательства в их мир, даже не догадывался. Он снова вернулся к вопросу, кто это может быть.

Он просто не мог работать.

Он задавал вопросы пациентке и не слышал ответы, переспрашивал. Но сосредоточиться никак не мог. Впереди ночь, и что будет ночью? Хорошо, что день выдался спокойный. Он просто не может оперировать в таком состоянии. И главное — причины практически нет.

Какая причина? Жене кто-то позвонил. Сколько мужчин ей звонило, но он никогда не реагировал, а тут… Почему же так тошно?

Историю он кое-как заполнил и женщину осмотрел, написал. Скорых пока не было. Взял сигарету и вышел на улицу.

Не отпускало…

Саша ответил на чье-то приветствие и услышал детский плач, такой знакомый и родной. Поднял глаза, перед ним стояла Вера с коляской, а сын надрывался.