Вольфганг стоял у небольшого окна с решеткой и наблюдал за раздевающейся девушкой. Она ничуть не удивилась, когда в ответ на тихий стук открыла дверь и увидела его на пороге.

Розовощекая и грудастая, как все деревенские девушки, с густым треугольником золотистых вьющихся волос внизу живота, она дышала свежестью и здоровьем. Пару секунд он просто смотрел на нее, потом неспешно разделся. Мускулистый, стройный, щедро одаренный природой как мужчина, Вольфганг вызывал у девушки чувство восторга и наполнял ее сердце гордостью.

Она нетерпеливо приблизилась, и Вольфганг улыбнулся. Упав на колени, она схватила его член руками и сильно сжала. Он закрыл глаза, его ноздри раздувались от прерывистого дыхания.

— Ах… — Как же ее зовут? Вроде Ирма. — Ирма, какие у тебя умелые руки! — пробормотал он хрипло.

Девушка улыбнулась. Если она сумеет доставить ему удовольствие, он, возможно, станет приходить к ней регулярно, во всяком случае пока фрау беременна. Подавшись вперед, она открыла рот и медленными круговыми движениями провела языком по всей длине члена, легко касаясь его зубами. Вольфганг шумно втянул воздух и, чтобы устоять, положил руки ей на голову. Сам он откинулся назад, и жилы у него на шее вздулись от наслаждения.

Осмелев от столь благоприятной реакции, Ирма толкнула его назад, и он растянулся на комковатом матрасе. Устроившись на нем, она приняла его в себя и начала ритмично двигаться вверх и вниз с довольным постаныванием. Вольфганг закрыл глаза и представил себе поразившее его лицо девушки из замка. Ирма изо всех сил сжала мускулы живота, заставив его беспомощно дернуться. Он закинул руки за голову и вцепился пальцами в железную спинку кровати. На лбу выступили капли пота, голова начала метаться из стороны в сторону. Он громко застонал, не зная, что эти стоны слышит его маленький сын, который только что подошел к двери.

Ирма ускорила темп, ее сильные колени держали его как в тисках. Вольфганг упирался пятками в матрас, и пот струился у него по груди. Он чувствовал, как его семя мощно извергается в нее.


Потрясенный увиденным, Хельмут как вкопанный остановился на пороге, у него в горле застрял огромный комок. Он не мог понять, что значат все эти стоны и телодвижения. Зачем отцу бороться с Ирмой? В этот момент Вольфганг повернул голову и разглядел в темноте сына.

— Какого черта ты здесь делаешь? — прорычал Вольфганг. Он испытывал вполне понятное чувство неловкости оттого, что сын застал его за таким занятием, и поэтому злился еще больше.

— Я не м-м-мог заснуть, папа, — выдохнул Хельмут, заикаясь и пятясь назад. Ненавистное заикание всегда нападало на него в присутствии отца.

— Ты снова шпионишь! — Вольфганг надел брюки и направился к оцепеневшему от ужаса мальчику. — Ты маленький пронырливый негодяй!

— Н-н-нет, папа. Я п-п-просто хотел попить чего-нибудь горячего…

Оставив остальную одежду в комнате горничной, Вольфганг подхватил сына одной рукой и потащил в его комнату, где швырнул ребенка на пол. Тот испуганно съежился.

— Опять ревешь! — с отвращением выкрикнул Вольфганг. — Сколько раз тебе говорить? Ревут только слабые девчонки.

Хельмут шмыгнул носом, пытаясь сдержать слезы, но этот жалкий звук привел отца в еще большую ярость. Сняв ремень, Вольфганг грубо схватил сына за шиворот и бросил поперек стула. Сорвав с него пижамные штаны, он принялся безжалостно хлестать мальчика. Хельмут вскрикнул, но тут же закусил губу, помня, что крики только продлят мучения. Хельмут знал, что утром няня смажет зловещие красные рубцы мазью, но все равно ему еще несколько дней придется сидеть на мягкой подушке.

Постепенно гнев Вольфганга утих, он повернулся и молча вышел, захлопнув дверь и оставив несчастного ребенка одного. Хельмут хорошо знал, что это значит, — ему сутки не дадут ни есть, ни пить.

Мальчик с трудом поднялся, каждое движение причиняло ему боль. Он забрался в постель и прижался горячей щекой к холодной подушке. За что его избили? Наверное, это имело какое-то отношение к тем странным вещам, которые он увидел в комнате Ирмы. Больше не было необходимости сдерживаться, и он отчаянно зарыдал. Но, будучи понятливым не по возрасту, Хельмут Мюллер вынужден был признать, что он не в силах заставить отца полюбить его.

Отец радовался, что у мамы будет еще один ребенок. Хельмута же эта перспектива приводила в ужас. Ему хотелось колотить по подушке, кричать и визжать от ярости при мысли, что кто-то может занять его место. Теперь вот и мать едва его замечает. Если же появится ребенок… Он возненавидит этого младенца, он уже его ненавидит. И отца он тоже ненавидит. Он ненавидит весь мир и всех живущих в нем людей.

Вот так в пятницу 13 числа маленький Хельмут Мюллер стал взрослым.

Глава 2

Канзас, США, четыре года спустя


День выдался сухим и жарким — один из тех деньков, которые лишают тебя не только жидкости, но и силы воли. На небе, выбеленном яростным солнцем, ни облачка, и лишь спасительный слабый ветерок шуршал молодыми ростками кукурузы. Побитый и проржавевший грузовик, чихнув раз-другой, едва не заглох, когда сворачивал на грунтовую дорогу, ведущую к маленькому нищему фермерскому поселку под названием Барманвилл.

Хэнк Хакорт смачно выматерился — заело сцепление. Он с силой надавил на педаль и утопил ее, снова выругавшись. Он выглядел на все шестьдесят, хотя ему не было еще и сорока. Поля его шляпы неизвестного происхождения обвисли, и она вся пропиталась потом. Он снял ее и бросил на драное сиденье.

Проехав несколько миль по скверной дороге, он добрался наконец до крайнего строения города, если, конечно, можно назвать городом одну улицу с несколькими магазинами и разбросанными вокруг ранчо. Городок имел выжженный и пыльный вид, краска на домах облупилась, дерево покорежилось. Прямо на тротуаре лежал серовато-коричневый пес, задыхающийся от жары. Старательно объезжая выбоины, Хэнк помахал рукой своему старому другу Фреду Галауэю, владельцу единственного на много миль гаража.

На улице в это время дня практически не было никого. Скрипела подвешенная на ржавых цепях вывеска. Хэнк согнал с лица мух, сам того не заметив. За долгие годы жест стал механическим. Он слегка замедлил ход, заметив старый разбитый фургон, который, однако, в этих краях был новинкой. Как и все живущие среди бескрайних кукурузных полей Канзаса, где мало что происходило, Хэнк отличался любопытством. Он с интересом следил за маленьким незнакомым человечком в мятом запыленном синем костюме, который тащил огромный стол в магазин. Хэнк поставил рядом свой потрепанный «бьюик», но мотора не выключил.

— Приветик, — сказал он, выцветшими карими глазами разглядывая незнакомца. В его взгляде снисходительное дружелюбие соседствовало с легким презрением. Незнакомец показался ему мелким мошенником. Где-то под пятьдесят, на круглом, блестящем от пота лице выделялись аккуратно подстриженные черные усики.

— Приветик, — довольно охотно, но несколько неуверенно ответил незнакомец. Создавалось впечатление, что для нового владельца продовольственного магазина в Барманвилле это чисто американское приветствие весьма непривычно.

Ага, подумал Хэнк, точно, прощелыга. Он протянул руку — огромную, красную, мозолистую лапищу — и представился:

— Хэнк Хакорт. У меня ранчо в десяти милях отсюда.

— Оскар Смит. — Рука незнакомца была белой и мягкой.

Хэнк кивком показал на фургон.

— Перебираетесь?

— Да. Мистер Дженнингс был прав, когда говорил, что здесь много места.

Хэнк усмехнулся. Старик Клайд Дженнингс не моргнув глазом сказал бы, что под его магазином — золотоносная жила, если бы это помогло ему продать его подороже. Он уже многие годы собирался перебраться в Чикаго к старшей дочери, поэтому весь город страшно удивился, когда он и в самом деле уехал. Хэнк внимательно присмотрелся к новому жителю города. Он напоминал одного из тех, кто мог запросить с тебя за воздух, которым ты дышишь, только дай ему такую возможность.

— И когда вы открываетесь? — спросил Хэнк, прикидывая в уме свои запасы. Мука и соль уже были на исходе.

— Завтра, — пообещал ему Оскар Смит.

Коротко кивнув, Хэнк собрался было трогаться и уже перевел рычаг передачи, как в дверях показалась женщина, стряхивая с себя годами скопившуюся в доме пыль.

— Господи, Оскар, ты бы только посмотрел на… Простите, я сразу не заметила, что мы не одни.

Женщина наклонилась к окну машины, и Хэнк почувствовал на себе оценивающий взгляд ярко-зеленых глаз. Молоденькая, лет двадцати пяти, выбившиеся из-под пестрой косынки рыжие волосы прилипли к влажному лбу. Лицо в веснушках, ничуть его не портивших, крупный рот растянут в приветливой улыбке. Но пристойный внешний вид был явно обманчивым. Хэнк даже заерзал под ее откровенно сексуальным, призывным взглядом.

— Это моя жена, Магда. Магда, познакомься с мистером… гм… Хакортом.

— Как поживаете? — спросила Магда, еще больше наклоняясь и предоставляя Хэнку возможность увидеть ее полную грудь в глубоком вырезе блузки.

Хэнк взял протянутую руку, словно это был хвост гремучей змеи, быстро потряс ее и с такой же поспешностью убрал свою ручищу назад, в безопасность «бьюика». Да он ей в отцы годится! Эта дамочка наведет шороху в городе, и недели не пройдет, подумал Хэнк довольно равнодушно. Как только женщины раскусят ее, они немедленно введут для своих мужей, собутыльников Смита, комендантский час.

— Не зайдете ли выпить, мистер Хакорт? — предложила Магда, но Хэнк поспешил отказаться. Простой парень из простой фермерской семьи, он не изменял своей жене. Они с Джун вместе ходили в школу, а когда им исполнилось по семнадцать, поженились. Нарожали семерых детей, крепко любили друг друга, и у Хэнка никогда не возникало желания изведать чего-нибудь новенького.

— Мне пора двигать, — пробормотал он. — Но завтра, может, и заскочу кое за чем.

— Обязательно, мистер Хакорт, — поддержал его Оскар, и его круглое лицо просияло. — Мы будем открыты с шести утра до девяти вечера.

— Угу, — пробормотал Хэнк, с силой двинул рычагом передачи старенького «бьюика» и тронулся с места.

Снова оказавшись на дороге, он вздохнул с облегчением. Только этого Барманвиллу и не хватало — мошенника владельца магазина и его похотливой жены. Хэнк порадовался, что в городе есть мужчины помоложе, которые будут счастливы стать жертвами зеленоглазой Магды. Например, молодой Джимми Бэнкс… Внезапно Хэнк нахмурился. Нет. Тут он ошибается. Очень скоро все молодые отправятся во Францию и всякие другие места, чтобы сражаться с нацистами и япошками.

Для участия в первой мировой войне Хэнк был слишком молод, а поврежденное пять лет назад колено убережет его от второй. Ему было жалко несчастных лондонцев, чьи дома бомбили германские летчики. Но все это так далеко от Канзаса с его кукурузой. И Хэнку явно не по душе мысль, что его сыновья, как и сыновья его приятелей, будут вынуждены отправиться на край света и, возможно, никогда не вернутся.

Проезжая мимо маленькой деревянной церквушки с огороженным штакетником кладбищем, он как обычно замедлил ход и отыскал взглядом среднюю могилу в первом ряду с простым деревянным крестом в изголовье, уже выцветшим от солнца, но ничем не отличающимся от таких же крестов рядом. Во рту сразу пересохло, а в горле застрял комок. Он снял руку с руля и помахал ею в сторону кладбища.

— Привет, Пэмми, — прошептал он, и глаза его на мгновение увлажнились.

Через несколько миль он въехал на свой участок. Еще через милю он проехал мимо двух высоких столбов, на которых когда-то раскачивалась на скрипучих цепях вывеска с надписью красными буквами: «Ранчо Хай Блаф». Но вывески давно и след простыл. Подъезжая к дому, построенному из дерева и крупного саманного кирпича, он заметил Кира, младшего сына. Мальчишка сидел на нижней ступеньке крыльца и что-то рисовал прутиком на песке. Хэнк с трудом выбрался из кабины, хромая обошел грузовик и открыл капот, чтобы выпустить пар из радиатора. Потом направился к корыту с водой, подобрал старую жестяную банку, которую специально держал там, и дал измученному жаждой грузовику как следует напиться. Затем снова предусмотрительно опустил капот. На таком солнце его нельзя было оставлять открытым.

— Привет, пап, — сказал Кир. Его лицо было все еще сосредоточенно нахмурено. Мальчику скоро исполнится семь, но для своего возраста он был высоким. Волосы того же темного цвета, как когда-то у Хэнка, глаза глубокие и карие, но еще незамутненные заботой и тяжелым унылым трудом. Он унаследовал красоту матери — длинные густые ресницы, высокий, гордый лоб с широкими бровями. Уже сейчас Хэнк понимал, что через несколько лет мальчишка сможет выбрать себе любую девицу в округе. А может, он найдет себе девушку в Канзас-Сити.