Она и сама не ожидала, что все полупится настолько здорово.

— Так держать! — Хлебников тоже был в восторге, открыто выражая свое отношение к новой программе, ее растущему день ото дня рейтингу. Он был рад, что не ошибся, поверил интуиции, пригласив Милу работать в свою команду. Прошло много лет с тех пор, как Хлебников ощутил необъяснимое волнение, общаясь с Милой на одной из званых вечеринок, и не смог побороть импульсивного желания забрать Милу из кажущейся ему душной и ограничивающей творческий потенциал редакции журнала. Она была там первой, должна была стать первой и на телевидении. Это сквозило в каждом ее движении. Хлебников поставил на свое чутье и теперь пожинал плоды невероятной энергии этой красивой, целеустремленной женщины. О том, что она легко оставила свою команду, он старался не задумываться. Это было чистоплюйство, плохо уживающееся с большими деньгами. Единственное, чего он опасался, как бы житейские проблемы не помешали ее планам.

— Домашние не обижаются? — как-то поинтересовался он, видя, сколько времени Мила проводит в студии.

— Домашние? — Смыслова удивленно посмотрела на него. — Они все понимают, Константин Сергеевич.

— Мила, мы ведь договорились без отчества.

— Они привыкли, Костя, и знают, что для меня главное, а что второстепенно.

— Значит, мужа пирогами ты не балуешь? — улыбнулся Хлебников.

— И сына тоже. Они привыкли. У них нет другого выбора.

Хлебников тогда успокоился окончательно. Он понял, что для Милы работа так же важна, как и для него самого. Только в его случае все закончилось разводом: постоянное отсутствие мужа в доме сделало свое дело. Не все домашние мирятся с подобным положением вещей. Смыслова долгое время была исключением из правил, но недавно и она попала в число тех, для кого работа стала единственным спутником жизни, наркотиком, без которого — ломка, болезни, бессмысленное существование. Теперь и она без семьи. Хлебников снова присматривался, не задавая вопросов, просто наблюдал за Милой. Внешне как будто ничего не изменилось. Она все так же полна планов, энергии, кажется, даже повеселела, стала более терпимо относиться к окружающим. Теперь в глазах посвященных она одинокая женщина, сделавшая выбор в пользу своего любимого дела.

— Какой мужчина выдержит, когда жены сутками нет дома, — комментировали происшедшее одни.

— Мало мужей, которые спокойно живут, когда жена зарабатывает в десять раз больше, — добавляли другие.

— Смыслова не из тех, кто опускает руки, — доброжелатели оставались на стороне Милы. — У нее есть свои плюсы: материальное благополучие, популярность.

Она и сама это понимала. Но насколько эта всенародная любовь глубока? Надолго ли ее хватит? Зачем себя обманывать? Мила задавала себе вопрос: что произойдет, когда она исчезнет с экрана телевизора? В конце концов, ей уже за сорок. Незаменимых нет, рано или поздно ее место займет эффектная женщина, в которой Хлебников увидит новое лицо канала. Да… Перспектива… И что в ней? Больше не будет ее, «Успеха», ее красивого тембра голоса, вещающего новости. Так на какой день зрители забудут о ее существовании? Продажная толпа быстро найдет себе новый объект для обожания. Мила недобро усмехнулась: все свои программы она неизменно заканчивала фразой «До скорой встречи. Я люблю вас…» И теперь армия телезрителей, восседавшая по ту сторону экрана, армия, которой Мила неизменно улыбалась и признавалась в любви, легко получила емкое определение «продажная толпа». Милу это нисколько не смутило. Давно известно: с глаз долой — из сердца вон. Хорошеньких дикторов, начинающих телеведущих сейчас достаточно. Немного связей, нахальства, кокетства, везенья — и есть возможность стать новым лицом канала. В конце концов, Хлебников мужчина. Расставить ему сети при желании очень даже возможно. Мила поежилась, как будто в комнату ворвался холодный сырой ветер. Окна были закрыты, но внутренний холод заставлял Милу потирать ладони. Отчего же ей так не по себе?

Одиночество, отчаяние порождаются страхом. Страх — неопределенностью. Мила должна была разобраться в самой себе, чтобы снова стать прежней. Ей всегда удавалось легко контролировать свои эмоции. В чем же теперь дело? Мысль, пришедшая в это мгновенье, показалась Смысловой убийственной: ей нужен Максим! Ей нужно его умение успокоить, внушить уверенность, нужны смеющиеся серые глаза, его поддержка. Смыслова разозлилась на себя. По непонятным причинам сегодня она оглядывается в прошлое и неизвестно чем окончится это незапланированное путешествие? Мила была уверена, что не нужно позволять эмоциям брать верх. Иначе получается, что для нее вдруг стало важно возвращаться в дом, где ее ждут. Мила закрыла глаза, покачала головой: нет, не вдруг. Зачем обманывать себя. Она проиграла. Проиграла именно тогда, когда получила долгожданную свободу. Только от чего же она освободилась? Практически сразу после развода Мила почувствовала дискомфорт, смягчить который не смогли ни очередные успехи в работе, ни командировка в Штаты. Не помогло и излюбленное средство в виде похода по магазинам с обязательным приобретением обновок. Это были вещи от Сони Рикель, новые духи. Мила замечала, что для нее порой очень важную роль играл запах. Один мог поднять настроение, другой — окончательно его испортить. Но теперь не действовало ровным счетом ничего. Полгода она обманывала всех и, прежде всего, себя, делая вид, что отлично справляется с новой жизнью. Она часто говорила, что им с Максимом пора развестись, но когда это произошло в реальной жизни, оказалась не готова к переменам. Просыпаясь, она смотрела на подушку, лежащую рядом, неизмятую, на которой никто не спит. Прислушивалась — никто не готовит ей утренний кофе, не чувствуется привычного аромата. Она одна в их большой трехкомнатной квартире, где теперь так много места и так неспокойно. Мила уговаривала себя, что пустой холодильник, ворох белья в ванной, квартира, требующая уборки, — мелочи, на которые обращают внимание домохозяйки. А ей не нужны жирные борщи, пироги по выходным, пловы, идеальный порядок. К черту порядок! Не в этом суть. Ей не нужны пресловутые правила человеческого общежития, если для их выполнения нужно жертвовать собственными принципами. Но время, проведенное в одиночестве, неутомимо пыталось доказать ей очевидные вещи. Например, то, что дом — это не только мебель, стены, уют или бардак. Это еще те, кто встречают тебя после трудового дня, из командировки, кто садится с тобой за стол. Сын жил отдельно, а значит для нее это — Максим. Зачем же было так изводить его, себя, все разрушать, чтобы теперь неистово желать все вернуть? Как же ей хочется, чтобы не было того дня, когда они вышли из загса, перестав считаться мужем и женой. Нет, она не должна вспоминать об этом как об ошибке. Это смешно, это недостойно ее. Она всегда поступает логично, а в том, что происходит сейчас, нет логики, здравого смысла.

И все же ей плохо без Смыслова… Как поздно она это поняла. Она скучает по нему — очевидная вещь, против которой невозможно бунтовать, которая выбивает ее из колеи. Уже через пару месяцев после развода ей стоило немалых усилий казаться такой же жизнерадостной, как и раньше. Ей стало неуютно в своем новом амплуа свободной женщины. Оказывается, она потеряла то, что было для нее крайне важным — внимание, заботу и любовь Максима. Он все делал так ненавязчиво, а оказалось, что именно этого ей теперь недостает. Находясь в тени, он контролировал каждую мелочь, участвовал в ее жизни и никогда не просил ничего взамен. Он просто был рядом, никогда не устраивал ей сцен по поводу занятости, вникал в ее проблемы, когда она вдруг становилась откровенной, и ненавязчиво давал совет. Она знала, что примет его только от Смыслова. Конечно, сперва отвергнет — для соблюдения своего правила, а потом сделает так, как он советовал. Максим, пожалуй, не догадывался, что именно на этом так долго продержался их брак. Мила ценила деликатное вмешательство супруга в свою жизнь, его способность влиять без давления. Другой вопрос, что она никогда не говорила ему об этом. Сейчас ей казалось все большей глупостью то, что она своими руками разрушила это давно устоявшееся равновесие.

За то время, что прошло после развода, Мила все больше и больше чувствовала себя неуверенной, слабой. Куда-то подевалась смелая, энергичная, не знающая усталости женщина. Где она? Мила нахмурила брови. Она ведь сама хотела этого. И каждый день приближал крушение брака, совсем немного не дожившего до серебряного юбилея. Она вспоминала удивленные глаза подруги, Иры Хмелевской, когда однажды в сердцах призналась, что хочет развестись с Максимом. Подруга вскочила, едва не опрокинув на себя горячий кофе, и закричала:

— Ты с ума сошла! Как можно бросаться таким мужем, как Макс?!

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — уже жалея о сказанном, ответила Мила.

— Он твоя вторая половина. Настоящий мужчина, друг, он никогда не предавал тебя.

— Не пьет, не курит, с женщинами на стороне не общается, все деньги в дом… Скукота!

— А чего же тебе надо? Между прочим, он твоего сына воспитал.

— Нашего сына. Я родила, он воспитал — два бесспорных вклада в развитие личности. — Мила внимательно посмотрела на подругу. Было очень странно, что она защищала представителя противоположного пола. Обычно она отзывалась о мужчинах весьма нелестно. И вообще, что это ты так защищаешь Смыслова, вместо того, чтобы безоговорочно принять мою сторону? С чего бы это?

— Макс — исключение из правил.

— Вот как, — сдерживая смех, иронично произнесла Мила. — У тебя не правила. У тебя свод законов, по каждому из которых этим существам в брюках достается по полной программе. И вдруг есть исключение! Это говорит та, для которой все мужчины — существа более низкого уровня развития. Не на этом ли основывается твоя теория холостой жизни?

— Если бы я встретила такого мужчину, как Макс, можешь мне поверить, я бы забыла о своей теории.

— Вот так дела!

— Ты совершаешь ошибку. Преданность, Смыслова, гораздо важнее страсти, утех в постели. Искренно желаю тебе одуматься, — Хмелевская выглядела обиженной и взволнованной.

— Если бы Максим тебя услышал, он был бы счастлив!

— Могу и ему сказать. Без проблем!

— Можешь, наверняка можешь, — двусмысленно сказала Мила. — Но ты почему-то умалчиваешь о немаловажном факте: я тоже — идеальная жена.

— Разводится идеальная пара. Интересно, — Ирина подалась вперед.

— За все годы я ни разу не спросила его, где он был и что делал в мое отсутствие.

— Это скорее недостаток, — прикуривая, заметила Хмелевская. — И говорит он о полном равнодушии с твоей стороны. К тому же Макс всегда был так загружен заботами о сыне и о доме, что у него вряд ли было свободное время. Ты милостиво сбросила на него все, что только могла. При этом ты была деликатна и не интересовалась, что он делает в твое отсутствие. Умница. Браво!

— Мне не нравится твой тон.

— А мне не нравится, что ты готова совершить роковую ошибку.

— Это моя жизнь! И только мне решать, как поступать. Никто, кроме меня, не знает, что для меня лучше.

— В этом ты вся, Мила, — вздохнула Ирина. — Ты сделаешь то, что задумала, а потом так и не найдешь смелости признаться, что раскаиваешься…

Хмелевская оказалась права. Почему она так уверенно говорила? Наверное, потому, что слишком хорошо изучила свою подругу за долгие годы дружбы. Какая наблюдательная. Смыслова с неприязнью думала об Ирине. Почему? Хоть они и не в ссоре, но общаться с Ириной у нее желания не возникало. Некому пожаловаться на удручающее одиночество. Может быть, это и к лучшему. Не всегда нужно открывать душу. Откроешь, а потом тебя же этим и кольнут. Ирина мастер на такие штучки, проходили. Хватит, Мила не даст ей повода для очередной радости. Все ее неудачи для Хмелевской — маленькая победа. Мила все чаще чувствует это. Хмелевская всегда завидовала ее успехам, ее таланту, красоте и, наверняка, благополучию в семье, которого она, Мила, по мнению Ирины, не заслуживала. Женская дружба вообще — понятие надуманное, вряд ли существующее в реальности. Слабый пол не умеет дружить. Смыслова давно сделала для себя такой вывод, все же оставив в качестве единственной приближенной к себе женщины Ирину. Так сложилось со школьных времен, и Смысловой не хотелось, пока не хотелось, ничего менять.

Однако последнее время особой теплоты в их многолетней дружбе нет. И потому Мила не покажет того, что творится у нее в душе. Никто не должен узнать, насколько пустой и бессмысленной стало ее существование без Максима. Да, Мила добилась того, чего хотела. Впору бы пожинать плоды успеха. Только в душе ее поселилась необъяснимая, возрастающая тревога: Мила не ощущала той эйфории от свободы, на которую рассчитывала. Она надеялась, что почувствует облегчение, прилив сил, долгожданное чувство гармонии. В этой новой жизни ей должно было быть невероятно уютно. Ей никто и ничто не должно мешать. Теперь некому доказывать свою правоту, не нужно оправдываться за опоздания, частые командировки, молчаливые вечера. Но почему-то все эти привилегии сейчас не имеют для нее значения.