Это все отпуск. Свободное время не идет ей на пользу. Нужно будет обязательно сказать об этом Хлебникову. Если хочет заботиться о ней, то пусть загружает ее работой как можно больше. Тогда ей в голову не будут приходить глупые мысли. Не придется слоняться по опустевшей квартире и ловить каждый шорох. Мила огляделась, словно видела все впервые. Кажется, все та же обстановка. Не хватает чего-то едва уловимого, мелочей, которые покинули этот дом вместе со своим хозяином, а теперь вместо них образовались пустоты, привлекающие внимание Милы. Оставалось надеяться, что скоро ощущение пройдет, нужно просто подождать. Мила поднялась и подошла к столу. Провела кончиками пальцев по его полированной поверхности. Компьютер сиротливо смотрел на нее темным, запыленным экраном. Теперь здесь нет того беспорядка, который всегда устраивал муж. Бесконечные рукописи, научные рефераты, рецензии, статьи — Максим купался в них, испытывая непонятное для Милы удовольствие от длинных формул.

— В них музыка, — любил говорить Смыслов, с восторгом всматриваясь в знаки, кажущиеся Миле языком инопланетных существ. Серые глаза Максима сияли. — Это музыка, самая настоящая, не имеющая конца. Как любовь…

Милу поражало умение мужа сравнивать несравнимое. Она редко вступала с ним в спор, потому что Максим не давал ей такой возможности.

— Это не тема для дискуссии. Математика — музыка, телевидение — наркотик. Как тебе?

— Ничего себе! — возмущалась Мила, но в глазах мужа плясали веселые огоньки.

— Давай останемся каждый при своем мнении, — он умел сглаживать углы. — Два культурных человека всегда смогут договориться, правда? Ты не против называться культурным человеком?

Она не всегда понимала, когда он шутит, а когда говорит всерьез. Может быть потому, что их общение с годами стало слишком формальным. После того, как Кирилл стал жить отдельно, их семья существовала исключительно на бумаге. Только печати в паспорте указывали на это. Мила еще больше окунулась в работу, Максим — в свои научные исследования. Исчезло то звено, которое время от времени соединяло их. Кирилл сам стал мужем. Он жил своей собственной жизнью, наполненной и, кажется, счастливой. А его родители все чаще забывали о том, что они — два культурных человека, которые обязательно договорятся.

Проведя кончиком пальца по экрану компьютера, Мила оставила на нем тонкую дорожку. Едва видимый след. Эта серая пыль на пальце вызвала у Смысловой неожиданную ассоциацию. Мила вдруг вспомнила начало самого нелегкого периода в своей семейной жизни. Пыль и явный беспорядок в доме появились тогда, когда Смыслов вдруг взбунтовался. Он перестал быть белым и пушистым. Словно в нем проснулся крепка спящий вулкан, а извержению предшествовала встряска. Эта встряска стала предупреждением, на которое Мила не обратила внимания. И тогда Смыслов отпустил тормоза. Ему были нужны перемены. Он тщетно ожидал их столько лет и теперь решил, что имеет право на революционные преобразования в собственном доме. Смыслову надоело, что столько лет его никто не замечает, снисходя до общения по настроению время от времени, и он решил открыто показать, что больше не потерпит этого. Мила не сразу ощутила перемены. Она была слишком увлечена работой, планами, предстоящими эфирами. Но все же и в этой привычной суете до Милы стало доходить, что что-то не так. Не так дома — именно там, где она не ожидала никаких подвохов. Столько лет все было, как было. Кажется, всех все устраивало. Но теперь Максим уже не приносил ей обязательную чашку горячего кофе в постель, не стоял, улыбаясь кончиками губ, в ожидании, пока она стряхнет с себя остатки сна и улыбнется в ответ. Возвращаясь с работы, Мила находила пустой холодильник, в квартире — беспорядок, а Максима спящим. Раньше он всегда дожидался ее возвращения. Она раздраженно говорила, что он может спокойно спать, что она уже большая девочка и с ней ничего не случится. Однако когда Максим внял ее просьбе, Миле стало обидно.

Начался тяжелый период, когда они едва обменивались парой слов по утрам, да и вечера проходили почти в полном молчании. Просторная спальня превратилась просто в место для сна, гостиная — перестала быть центром общения, а в комнате Кирилла с его уходом поселилась тишина. Миле становилось все более неуютно в собственном доме. И вдруг появилась необходимость уединяться в комнате сына. Мила стала почти каждый день проводить в ней какое-то время. Она садилась на кровать Кирилла, брала его подушку, обнимала и долго смотрела невидящим взглядом в никуда. В голову приходили воспоминания, всегда очень быстро проносящиеся картины. И на них Кирилл с мужем, ни разу — сын и она. Она всегда была далека от его проблем, от него самого. Жалеть об этом было уже поздно. Мила просто сказала себе еще раз, что сын вырос, и большая заслуга в этом принадлежит отцу. И что ее вины ни в чем нет. Она делала то, что умела.

Максим по-своему расценил ее желание уединяться в бывшей детской. Он решил, что поздновато проснувшийся материнский инстинкт вызывает у Милы чувство вины. Тогда Максим предложил Миле переоборудовать комнату сына в ее рабочий кабинет. Может быть, эти стены поддержат ее и помогут восстановить покой в семье, но предложение вызвало очередной всплеск негативных эмоций:

— Что за ерунда лезет тебе в голову! Кирилл должен знать, что здесь с его переездом ничего не изменилось, — возмутилась Мила.

— А мне кажется, что изменения очевидны, — ретируясь на кухню, произнес Максим.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь.

— Не говори загадками, — раздражение Милы росло. — Раз в кои-то веки завязался такой интересный разговор. Договаривай, пока есть желание. Оно ведь есть?

— Мы давно мешаем друг другу.

— Даже так? Если тебе надоело варить борщи, не нужно. Не делай из этого проблему.

— Как мелко, Мила.

— Тогда договаривай. Твой недовольный вид действует мне на нервы, — прокричала Мила вслед Максу. Она была вне себя, совершенно не контролируя нарастающий гнев.

— Мне нечего сказать, — ответил он, возвратившись. В его глазах появилось выражение, от которого Мила опешила, но лишь на мгновение.

— Ты всегда очень дипломатичен. Это или самый высокий уровень деликатности, или полное равнодушие?

— Какая разница. Тебе ведь все равно, что я сделаю, что подумаю, что скажу.

— Сделай хоть что-нибудь!

— Хорошо, тогда я скажу. Знаешь, ты была права.

— В чем же? — ехидно посмеиваясь, спросила Мила.

— Скажу. В том, что уже столько раз произносила: нам нужно развестись.

— Да? — Мила опешила. Она никак не ожидала услышать от Максима такое. Он всегда болезненно реагировал на ее гневные вспышки, заканчивающиеся предложением расстаться. Особенно огорчало Смыслова то, что совсем скоро предстоял их серебряный юбилей. Теперь он сам говорит о разводе. Прекрасно! Мила постаралась ничем не показать, как она удивлена. Хотя он, конечно, блефует. Он не представляет жизни порознь. Решил увидеть, насколько далеко она может зайти? Хорошо! — Так ты, говоришь, созрел?

— Думаю, да.

— Прекрасно. Дай подумать… Что надо делать в этом случае? Не подсказывай, я знаю. Я подам документы. Не возражаешь?

— Нет, не возражаю.

— Это не ущемит твое самолюбие?

— От него уже ничего не осталось. Я так измучился, что готов на любые перемены. Ты не можешь себе представить, как я устал… — Максим покачал головой. — У меня нет самолюбия, самосохранения, осталось самобичевание.

— Слова, слова.

— Неужели это происходит с нами, Мила?

— Все наяву. Это не сон. Скоро каждый из нас получит свободу.

— От чего?

— От нас, наших привычек, достоинств и недостатков… — Мила увидела на лице Максима такое отчаяние. Ей стало жаль его. Отвратительное чувство, так часто мешающее поступать по велению разума. Однако желчность и гнев куда-то исчезли. Миле захотелось сказать что-то приятное, ободряющее. — Жизнь на этом не заканчивается, Макс. Ты мужчина хоть куда. Я не делаю тебе комплимент. Это признанный факт.

— Сейчас мне все равно.

— Ложь. Тебя еще обязательно оценят, уже ценят, — вспоминая восторженные похвалы в адрес Максима из уст Хмелевской, сказала Мила. — Есть такие, более чуткие, более справедливые, женственные, уступчивые.

— Меня это не интересует. Ты хочешь сказать, что вокруг меня никогда не было других женщин?

— Почему же, были.

— Ладно, это беспредметный, глупый разговор. Главное сказано, так что я пойду прямо сейчас.

— Зачем, Макс? Это лишнее. Ночь на улице. Тебя никто не заставляет спать со мной в одной постели. Три комнаты — можно и затеряться.

— Уже затерялись.

— Макс, не дури!

Мила вспомнила, как он кивнул и, выходя из комнаты, остановился.

— Квартиру можешь оставить себе. Я поселюсь на даче, — не оборачиваясь, глухо сказал он. — Ты не против?

— Тогда забирай и машину. Я никогда не сяду за руль, — заметила Мила. — Машина тоже твоя. Да, и компьютер. Он тебе нужнее.

— Благодарю, — сухо ответил Максим. И, уже ни к кому не обращаясь, добавил: — Просто пособие по разводу двух образованных, культурных людей…

Перед глазами Милы промелькнула картина, как Смыслов собирал вещи. Ей казалось, он ждет, что она рано или поздно остановит его. Он не верил до конца, что развод все-таки свершится, а уже после суда грустно посмотрел на нее, улыбнулся. Его лицо совершенно менялось, когда он улыбался. Эта улыбка действовала на Милу, как на быка красное. Едва сдерживая раздражение, она не понимала, как он может вот так глупо улыбаться и при том совершенно искренне…

— Ну, будем прощаться? — нетерпеливо спросила она, закидывая сумочку на плечо… Все уже вышли из зала, они остались вдвоем.

— До свидания. Я еще пару раз заеду домой кое-что забрать, а потом оставлю тебе ключи. Пожалуй, я оставлю их на вешалке в прихожей, — Смыслов говорил об этом так, как будто это было самым важным в их последнем разговоре. Потом он замолчал и вдруг осторожно взял руку Милы и поцеловал. Прикосновение его сухих, горячих губ заставило Милу вздрогнуть.

— Ты что? — она выдернула руку, спрятав ее за спину. Карие глаза ее гневно сверкали.

— Ничего, прости, — Смыслов покраснел. — Я уже не должен, понимаю.

— Не нужно, действительно, не нужно.

— Надеюсь, теперь ты получишь все, о чем мечтала, — Максим пытался поймать взгляд Милы, но она упорно не желала на него смотреть.

— Да, да, наверное, получу. Хотя о чем это я? Я хотела сказать, что наверняка!

— Знаешь, мне до сих пор не верится, что это происходит с нами.

— Человек ко всему привыкает, — Мила глубоко вздохнула. Ей хотелось поскорее выйти из опустевшего зала. — Единственное, что мне нужно тебе сказать… Я хочу, чтобы знал: я не ухожу к другому мужчине. Я никогда не изменяла тебе.

— О, конечно. Ты не можешь жить со мной, со мной. Это я уже понял, могла бы не повторять, — усмехнулся Максим. — Я слишком хорошо изучил тебя, Мила Николаевна. Тебе не нужны другие мужчины. Тебе вообще никто не нужен, кроме работы, признания твоего таланта.

— Работа здесь ни при чем. Мы разные были, разными остались. Люди живут вместе, пока их что-то связывает: любовь, уважение, чувство долга, наконец.

— Интересно, что, по-твоему, связывало нас почти двадцать пять лет? — серые глаза Смыслова смотрят прямо, и Мила не в силах отвести взгляд. Опустить глаза — значит, признать свою слабость, а она была и останется сильной!

— Какая теперь разница?

— Никакой, ты снова права. Ты очень практичная женщина, Мила, очень современная и успешная. Оставайся такой всегда, несмотря ни на что! Я желаю тебе добра.

— Спасибо, Макс, — Мила натянуто улыбнулась. — Прощание затянулось.

— Извини. Я больше не стану докучать тебе. До свидания.

Поведение Максима выбивало ее из колеи. Он не должен был так себя вести. Она фактически предает его, разрушает их брак, а он смотрит грустными глазами, словно прощения просит. Волна жалости поднялась и в одно мгновение захлестнула раздражение последних самых трудных месяцев. Нет, он непредсказуем, ее Смыслов. Нет, не ее. Уже не ее…


Бесконечный шелковый шелест дождя отбивал свой нехитрый ритм, сливаясь в усыпляющую, расслабляющую мелодию. Глядя на прозрачные потоки, стекающие по оконным стеклам, Мила думала о том, что наверняка ее бывший муж один их тех, кто получает удовольствие от такой погоды. Восторгается, небось, картиной вовсю. Он всегда говорил, что здорово наблюдать за дождем с уютной веранды дачи, прихлебывать горячий чай и не думать ни о чем. Мила никогда этого не понимала: сырость и ничегонеделание — это не по ней. Кажется, теперь Максим получил возможность воплотить мечту в реальность. Никто не помешает, и все потому, что вот уже полгода как Максим Смыслов живет на даче, доставшейся ему вместе с машиной после развода с Милой. Дачу они купили давно, привели в порядок, обставили нехитрой мебелью, уделив внимание камину в огромной комнате на первом этаже и роскошной веранде. Максим думал, что они смогут приезжать сюда на каждые выходные и проводить здесь хотя бы часть отпуска, но Мила не любила размеренность загородной жизни. Поэтому она крайне редко соглашалась провести на даче даже выходной. Деревья, лирика зеленых лугов, запахи полевых цветов — все это не приводило ее в такой трепет, какой испытывал Максим. Для него короткое пребывание в этих тихих, наполненных запахами луговых цветов и роскошной зеленью окружающего ландшафта было чем-то вроде энергетической подпитки. Смыслов всегда говорил, что два часа дают ему столько сил, столько свежих идей появляется в голове и настроение становится приподнятым, лишенным какой бы то ни было мрачности. Даже понимая это, Мила не шла наперекор собственным ощущениям. Потому ее выезды на дачу случались крайне редко, благо отговоркой служила вечная занятость на работе. А Максиму не хватало этого разнотравья, тишины, свежего воздуха. Он тосковал по даче, но не любил приезжать сюда один. Пока сын был маленьким, именно он зачастую составлял отцу компанию. Но Кирилл вырос, у него тоже появились свои отговорки, а Милу уговаривать было бесполезно. Максим смиренно соглашался со всеми доводами жены, но все-таки позволял себе время от времени пытаться снова и снова хоть что-то изменить.