Когда слезы перестают течь, мой мозг переходит в режим «отцовства». Даже, несмотря на все проблемы со здоровьем, он не забывает об этом. Мне нужно принять душ, разбудить детей и придумать как отправить их в школу, чтобы я мог заняться собой.

Умывшись и одевшись, я бужу детей и ставлю на стол тарелки, ложки, коробку с хлопьями и молоко. Вернувшись в их спальню, вижу, что Рори уже в душе, Кай одет, а Кира сидит на краю кровати с закрытыми глазами и с Огурчиком подмышкой. Она выглядит так, словно спит сидя.

— Кай, мне нужно сбегать к миссис Липоковски. Я вернусь через минуту, пожалуйста, проследи, чтобы все приступили к завтраку. Он на столе.

Кай кивает. По утрам он не особо любит разговаривать.

Как только я переступаю порог квартиры, начинаю чувствовать себя неудачником. Находиться в открытом пространстве, в мире: очень страшно. Это место, где люди навешивают ярлыки. Это место, где люди обращают внимание на то, что ты отличаешься от них.

С большим трудом иду к соседней двери. Не знаю, то ли это мое воображение, то ли ноги хуже слушаются сегодня, то ли меня выбила из колеи проблема со зрением, но я чувствую себя так, словно мертвецки пьян. Как бы я хотел, чтобы это было правдой. Быть пьяным в стельку точно предпочтительнее этого.

На мой стук в дверь никто не открывает. Наверное, они внизу, в магазине, готовятся к открытию.

Что, черт возьми, мне делать?

Фейт. Попробую поговорить с Фейт.

Я не могу сохранять равновесие, — неприятный побочный эффект кошмара с левым глазом, — поэтому сажусь и сползаю со ступенек, как ребенок. К тому моменту, как добираюсь до двери Фейт, чувствую себя униженным до нельзя. Если бы не дети, я бы, вероятно, закрылся в квартире и больше никогда из нее не выходил.

Дважды стучусь и уже поворачиваюсь, чтобы уходить, как она открывает дверь.

— Доброе утро, сосед, — сонно бормочет Фейт.

Я перехожу к делу, даже не поприветствовав ее.

— Прости, —произношу я, поворачиваясь к Фейт. Она жадно впивается взглядом мне в лицо, отмечая признаки отчаяния, разъедающие его. Фейт молча склоняет голову набок, но ее глаза все говорят за нее: в них грусть и легкое потрясение и желание оказать помощь. — Что я могу сделать для тебя, Шеймус? Только скажи. — Ее тихий и нежный голос. Место, куда я приземлюсь, если внезапно упаду.

Фейт стоит в пижаме — потрепанной свободной футболке, которая едва прикрывает ее нижнее белье. На ней написано: «Наши ребра накормят тебя до отвала. Барбекю от Рика». Отвратительный заголовок отвлекает меня от тяжких мыслей и мне моментально хочется обнять Фейт, потому что впервые за утро, каждая клеточка моего тела не кричит от страха, и потому что передо мной сейчас находится самый лучший в мире специалист по объятиям.

Я обнимаю ее.

Она обнимает меня в ответ.

Я пытаюсь сдержаться и не заплакать.

Но у меня ничего не выходит и мои слезы орошают ее отвратительную футболку.

— Ты не могла бы отвезти детей в школу, а меня в больницу?

Фейт выпускает меня из своих объятий.

— Конечно, — кивнув, говорит она. — Конечно.

Я быстро вытираю слезы.

— Когда нам нужно выезжать?

— Через пятнадцать минут, — посмотрев на часы, отвечаю я.

Она опять кивает, как китайский болванчик, думая при этом о чем-то своем.

— Хорошо. Встретимся возле твоей машины через пятнадцать минут.

— Спасибо. — Я тысячи раз произносил это слово, но до сегодняшнего момента, не понимал, что оно означает на самом деле. Мне кажется обыкновенного «спасибо» недостаточно в подобной ситуации.

Фейт все еще кивает.

Я подхожу к лестнице и оглядываюсь на ее дверь. Она так и стоит, продолжая смотреть на меня. Я не хочу, чтобы она видела, как я поднимаюсь по ступенькам. Не хочу, чтобы она стала свидетельницей моей борьбы. Поэтому я останавливаюсь.

— Шеймус? — тихо зовет меня она. — Ты помнишь о моем подарке, который разозлил тебя?

Я киваю.

— Я не пытаюсь сказать тебе что делать, но, если ты еще не покрошил его на зубочистки, сегодня можно было бы устроить тест-драйв.

Я опять киваю, и меня охватывает облегчение.

***

Следующие несколько часов проходят как в тумане.

Я в мягких выражениях объясняю ситуацию детям, несмотря на то, что сам не понимаю, что происходит. Если кратко, то я говорю им, что у меня проблема с глазом и что Фейт везет меня в больницу, чтобы доктор мог решить ее.

Я беру трость.

Звоню на работу и сообщаю, что заболел.

Мы садимся в машину, и Фейт подбрасывает детей до школы.

А потом везет меня в больницу.

Несколько часов мы проводим в ожидании в приемном покое.

Меня принимает невролог.

Он подтверждает, что слепота — результат рассеянного склероза.

Но есть шанс, что это временно.

Однако, может быть, и навсегда.

Он консультируется с моим врачом и выписывает мне рецепт.

Фейт везет меня в аптеку.

Аптекарь выдает мне стероиды в обмен на взмах моей практически пустой кредитной карточки.

Фейт везет меня в школу, чтобы забрать детей.

А потом всех нас домой.

Когда она заглушает мотор, а дети выскакивают из машины и бегут по лестнице в квартиру, я продолжаю сидеть, не зная, что делать дальше. Я провел с ней целый день, а мы не сказали друг другу и пару слов. Она сделала все, что было нужно, без инструкций и указаний, пока я был погружен в горестные думы. Мне, как и утром, хочется сказать ей: «Спасибо». Но, как и утром, это кажется недостаточным. Поэтому я поднимаю на нее взгляд и со всей искренностью и благодарностью, которую чувствую, говорю:

— Огромное-преогромное больше, чем спасибо.

Фейт явно сбита с толку. Об этом говорит морщинка между сведенными бровями. У нее очень выразительное лицо. Я наблюдал за ним весь день и видел целую гамму различных эмоций.

— Огромное-преогромное больше, чем спасибо? — спрашивает она.

— Простого «спасибо» недостаточно, чтобы выразить мою признательность, — разъясняю ей я.

В ее глазах вспыхивает понимание. Морщинка между бровями разглаживается, и на лице появляется нежная улыбка.

— Огромное-преогромное больше, чем рада была помочь.

Я улыбаюсь ей в ответ и делаю глубокий выдох.

— У меня есть несколько замороженных пицц. Как насчет того, чтобы устроить пятничную вечеринку?

— Я могу готовить, Фейт. Ты уже и так сильно помогла мне. — Мне не по себе, что я отвлек ее от дел на целый день.

— Я знаю, что можешь. Но, это я прошу тебя об одолжении. Может, мне не хочется быть сейчас одной? — Она продолжает улыбаться, но в ее глазах появляется грусть.

Теперь мы поменялись местами. Теперь помочь ей должен я. И у меня получится. Я отстегиваю ремень безопасности и согласно киваю.

— Хочешь пятничную вечеринку с пиццей — будет тебе вечеринка.

Оставшийся вечер проходит в квартире номер три. Мы впятером едим пиццу. Даже Кира попробовала кусочек, что было довольно знаменательным событием, учитывая то, что это не ее обычная еда. Потом поем в караоке. Кирино исполнение «Hello» Адель, было настолько драматичным, что вызвало на наших лицах улыбки. Ну, а в заключение, смотрим диснеевский мультик, который мы видели дюжину раз, но все равно любим.

Это было самое лучшее окончание самого худшего дня в моей жизни.

Глава 22

Она такая сука

Шеймус

Настоящее

Из глубокого и приятного сна меня вырывает припев из «Evil Woman» в исполнении Electric Light Orchestra. Я поставил этот рингтон на звонки от Миранды. Знаю, это по-детски, но он помогает мне отвечать на ее звонки с равнодушным «Алло», вместо агрессивного «да пошла ты».

— Где, черт возьми, тебя носит? — визжит она.

Я открываю глаза и пытаюсь прийти в себя, приспособиться к частичной слепоте и ее словесной агрессии одновременно. Должен признаться, ничто из этого мне не нравится, поэтому я снова закрываю глаза и только потом отвечаю.

— Что?

— Где, черт возьми, тебя носит? — громче повторяет она. — Я жду уже десять минут.

Черт.

Черт.

Из-за вчерашнего, у меня вылетело из головы, что в эти выходные Миранда будет в городе, чтобы встретиться с детьми. Думай, Шеймус, думай. Я не могу дать ей понять, что забыл об этом, потому что она использует это против меня. Но и вести машину мне не безопасно, пока я еще не привык к своему новому зрению.

— Я уже собирался звонить. Тебе придется самой забрать детей из дома.

Она фыркает. Фыркает настолько раздраженно, что я практически ощущаю, как ее недовольство проскакивает через трубку и бьет меня по щеке.

Я на одном дыхании говорю ей адрес и отключаюсь, а потом сразу же бужу детей и, пока они одеваются, собираю в их рюкзаки сменную одежду. Вечеринка с пиццей закончилась поздно, поэтому они очень медленно двигаются. Но чем дольше я наблюдаю за их поведением, тем больше понимаю, что причина совсем не в вечеринке. Я хорошо знаю своих детей. Их медлительность — это акт неповиновения, они не хотят никуда идти. Вчерашние улыбки на их лица сменило выражение вынужденного обязательства.

— Что такое, приятель? — спрашиваю я Рори. Он самый откровенный из моих детей и не станет ничего скрывать.

— Я не хочу никуда идти с Мирандой.

Вы можете подумать, что это заявление должно было привести меня в восторг. Но это не так. Оно разбивает мне сердце.

— Почему? — мягко спрашиваю я.

— Она не обращает на нас внимания, папа. Миранда привозит нас в гостиницу. Мы плаваем. Она работает — все время болтает по телефону и печатает на ноутбуке. Зачем вообще забирать нас?

Я смотрю на Кая в ожидании подтверждения. Он кивает.

— Мне жаль, — говорю я. Очень жаль. Мне хочется сказать им что-нибудь еще и успокоить их, но в этот момент раздается стук в дверь. Я сжимаю плечо Рори, чтобы он знал, что я услышал и понял его. — Она здесь. Хватайте свои сумки.

Я открываю дверь, готовясь встретиться лицом к лицу с самим дьяволом и тут же понимаю, что мне предоставили отсрочку. Это Фейт.

— Доброе утро, соседи. — Она стоит на коврике с надписью «W… E» и улыбается.

— Доброе утро, соседка, — одновременно отвечаем мы. Радостное приветствие, произнесенное нерадостными голосами в унылое утро.

Фейт хмурится.

— Может мне стоило просто сказать «утро» и опустить часть про «хорошее»?

Мы все отходим от двери, чтобы она могла войти.

Кира усаживается на подлокотник дивана с зажатым под мышкой Огурчиком.

— За нами должна приехать мама. — Даже моя доверчивая, счастливая маленькая девочка кажется сегодня не в духе.

Фейт устраивается рядом с ней и кладет руку на спину Киры. Я знаю, что она делает — дотрагивается до нее, чтобы усилить значение своих слов. Когда два человека касаются друг друга, слова звучат громче и легче воспринимаются. Это прямой способ передачи информации из одного тела в другое.

— Но это же замечательно, Кира. Уверена, твоя мама очень скучает по тебе, ведь она живет так далеко и нечасто тебя видит.

Кира пожимает плечами совсем не как пятилетняя девочка, а как умудренная жизненным опытом женщина.

В этот момент снаружи раздаются шаги. Четкие отрывистые постукивания шпилек о цемент. Я задерживаю дыхание, готовясь к ее появлению и нежеланному общению.

И вот появляется она. Моя бывшая. Стоит на коврике с надписью «W… E».

Никто не двигается и не приветствует ее. Тогда Миранда намеренно откашливается, чтобы привлечь к себе внимание, хотя взгляды всех присутствующих и так сосредоточены на ней. Этим самоуверенным актом она пытается установить свое превосходство. Миранда пристально смотрит мне в глаза и меня охватывает беспокойство. Ее угрозы об опеке вот уже несколько недель остаются только угрозами. Однако она, как спящая медведица, к которой опасно поворачиваться спиной.

Я разворачиваюсь к Каю, который стоит рядом со мной и обнимаю его.

— Веди себя хорошо, дружок. Увидимся утром.

— Увидимся утром, папа. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

Когда я отпускаю Кая, то же самое повторяется с Рори и Кирой.

Они подходят к двери, но Кира возвращается и обнимает Фейт. Это объятие приводит в действие цепную реакцию в глазах Миранды. Очевидно, до этого она не замечала сидящую на диване Фейт. Сначала в ее взгляде читается потрясение, но оно быстро сменяется удивлением, за которым следует ревность и, наконец, в нем начинает полыхать адский огонь. Миранда закипает от злости.

— Кто ты? — резко и требовательно интересуется она, пытаясь запугать Фейт.

Но та не реагирует на это. Когда они с Кирой заканчивают обниматься, Фейт встает с дружелюбной улыбкой подходит к двери и протягивает руку.

— Я Фейт.