Я тру лицо руками и соглашаюсь с ней:

— Мне нужно забыть, кто я есть. А тебе нужно продолжать искать маму. Это важно.

— Ты знаешь, кто ты есть, Шеймус. Не забывай об этом. Ты должен бороться за за своих детей. Верни их. Они принадлежат тебе.

Я киваю. А потом фыркаю.

— Звучит легко, неправда ли? Верни их. — Я снова фыркаю и провожу руками по волосам. — Я не могу просто поехать в Сиэтл и выкрасть их. Это невозможно. Вернее, не невозможно, я знаю. Но очень трудно. Так же трудно, как и найти твою мать. Миранда держит меня за яйца. И у нее есть деньги. А у меня нет. Это сильно осложняет борьбу.

Фейт кивает.

— Я хочу, чтобы они вернулись. Сейчас. Хочу подняться по лестнице и увидеть их сидящими на диване. Ждать еще неделю, чтобы увидеть их — это слишком долго. — Еще чуть-чуть и я заплачу. — Боже мой, моя жизнь стала полным дерьмом.

— Мне жаль, что мать твоих детей — Антихрист, — грустно улыбается она. Я согласно киваю. — Но ты со всем справишься. А пока моя компания ничем не может помочь тебе. — Так говорят перед тем, как сообщить плохие новости.

Я прищуриваюсь.

Фейт нежно улыбается, но в ее глазах уже стоят слезы.

— Прости, Шеймус. Нам нельзя быть вместе, и мы оба это знаем. Иначе ты никогда не вернешь своих детей. — Она поднимает взгляд на потолок и часто моргает, но это не сдерживает слезы, и они начинают катиться по ее щекам. Фейт продолжает говорить, так и не глядя на меня. — Ты не представляешь, как мне больно говорить эти слова. Это, черт возьми, убивает меня. — Она опускает голову и смотрит мне прямо в глаза, и я чувствую, что она хочет сказать по ее взгляду. — За свою жизнь я много раз переезжала. Встречала большое количество людей. Мне нравится твое сердце, Шеймус. — Она обхватывает ладонью мою щеку, нежно целует в уголок губ и шепчет, — Моему сердцу очень нравится твое сердце.

Она права.

Я не хочу, чтобы она была права.

Но это так.

Черт побери.

Я встаю с ее помощью. И мы ведем долгий разговор глазами. Я говорю ей все, что не могут произнести губы, потому что слова — это пустое. У них нет будущего за пределами входной двери.

А потом я прошу ее об объятии.

Объятие — это подтверждение того, что мы только что сказали друг другу глазами. Подтверждение каждого обещания, которого мы не могли сделать вслух. Я не хочу отпускать ее. Я сжимаю в руках ее футболку в отчаянной попытке выжать все, что могу из этого момента и забрать его с собой, когда выйду за дверь. Когда мы отстраняемся друг от друга, моя рубашка оказывается промокшей от ее слез. Я ухожу, и ни один из нас не произносит ни слова, потому что тут больше нечего сказать.

Глава 31

Иисус, Мэри и Иосиф

Шеймус

Настоящее

Как только я открываю дверь своего кабинета, раздается телефонный звонок.

— С вами говорит мистер Макинтайр, — отвечаю я.

— Шеймус, — прочистив горло произносит Джанет. — Не мог бы ты сейчас же зайти ко мне в офис. Извини. — То, как она это говорит, заставляет меня нервничать. Мне нравится Джанет, но я начинаю ненавидеть ее звонки.

Я иду медленно, будто плохие новости каким-то образом уменьшаться или исчезнут к тому времени, как я доберусь до нее.

Но этого не происходит.

Джанет приглашает меня зайти в пустой кабинет и закрывает за нами дверь. Я не знаю, что она собирается сказать, но уже благодарен за то, что эта женщина позаботилась об уединении.

— Они хотят, чтобы ты сделал тест на наркотики сегодня утром, — говорит Джанет, протягивая мне бланк. — Тебе придется уйти с работы прямо сейчас, чтобы успеть. — Она прикусывает нижнюю губу, будто сожалея, что вынуждена доносить до меня плохие новости и одновременно надеется, что я чист.

— Кто они?

Джанет оглядывается, словно мы не одни, а потом отвечает, понизив голос:

— Я не должна ничего тебе говорить, но в пятницу после обеда мне позвонили из администрации и сказали о тесте. — Она замолкает и нервно облизывает губы. — Днем раньше, директору Брентвуду был доставлен конверт от юриста твоей жены. Он не был запечатан. — Женщина закрывает глаза, признавая, что совершила плохой поступок. — Я открыла его и просмотрела документы. Там было письмо, извещающее о том, что ты подозреваешься в употреблении наркотиков, и фотография…

— Господи Иисусе, — прерываю ее я.

— Мария и Иосиф, — тихо подхватывает она, соглашаясь со мной. Джанет знает, через что я прошел с Мирандой. — Шеймус, это очень серьезно. При любом подозрении в употреблении наркотиков, сразу же проводят тест. Ты знаешь это. И если он будет положительным, тебя уволят. — Она интересуется пройду ли я проверку.

Я выдерживаю ее взгляд и отвечаю:

— Я не употребляю наркотики, Джанет. Ты должна поверить мне. Все не так, как выглядит.

Она с облегчением кивает головой.

— Я верю тебе, Шеймус. А теперь иди сделай тест и докажи это им.

Я сделал тест.

И оказался чист.

Выкуси, Миранда.

Глава 32

Невозможно быть достойной святого

Миранда

Флешбэк

Верная своему слова, я подала на развод. Шеймусу вручили документы в понедельник, когда он был на работе.

Он и не предполагал, что такое может произойти.

Когда я возвращаюсь с работы домой, Шеймус ждет меня. Дети уже спят, как обычно. Наверное, мне стоило поехать в отель, но дом достаточно большой, чтобы мы могли в нем жить и избегать друг друга.

Когда я захожу, он сидит в кресле, которое перетащил из гостиной, и смотрит на входную дверь, сжимая в руке бутылку пива. Под ногами у него выставлены в ряд пять идентичных, но пустых бутылок.

— Кто он?

Меня раздражает то, что он не дает мне времени, чтобы положить сумку и снять пиджак, а сразу начинает нападать. Поэтому я ничего не отвечаю.

Шеймус терпеливо ждет и пьет пиво.

— Ты о чем? — невинно спрашиваю я.

— Кто тот мужчина, к которому ты уходишь? — спокойным голосом произносит Шеймус и это беспокоит меня больше, чем если бы он кричал. Побелевшие костяшки пальцев, которыми он сжимает бутылку свидетельствуют о том, что мой муж едва сдерживает злость.

— Мне просто надоело, Шеймус. — Не знаю, почему я не даю ему конкретного ответа. Я ждала этого дня много лет. Я упорно работала, чтобы выстроить свою судьбу, а теперь, когда у меня это получилось, все оказывается сложнее, чем я думала.

Черт.

— Он зарабатывает больше, чем я? Дело в этом?

«Намного», — думаю я.

— Он лучше выглядит?

«Нет. Он привлекательный, но никто не выглядит лучше, чем ты».

— Водит дорогую машину?

«Его возит в дорогой машине водитель».

— Покупает тебе дорогие подарки?

«Не в этой жизни».

С каждым вопросом его голос становится громче. Я не отвечаю вслух ни на один из них. А Шеймус продолжает едко и гневно сыпать вопросами:

— Он любит и заботится о твоих детях?

«Ему не нужны дети. Даже собственные».

— Он ухаживает за тобой, когда ты болеешь?

«Он бы попросил об этом домработницу».

— Он привозит тебе поесть, когда ты остаешься на работе на всю ночь?

«Он даже не подумал бы об этом».

— Он встает до восхода солнца в день твоего рождения и готовит тебе любимые ореховые блинчики с маслом и сиропом?

«Он не готовит. И не знает, что я люблю ореховые блинчики».

— А он знает, что тебе нравится, когда гладят спину, если ты не можешь уснуть, потому что это расслабляет тебя?

«Он не из тех людей, которые станут это делать».

Мне хочется взять и убежать от его вопросов и своих не озвученных ответов. Я собиралась рассказать ему, что ухожу. А он должен был спокойно принять это. Шеймус не должен был спорить со мной. Он не должен был заставлять меня думать. На кончике языка так и крутится что-то обидное и злое.

— Чем он лучше для тебя, чем я? — вопит Шеймус.

— Он здоровый! — Вот оно. Худшее, что я могла сказать ему. То, что разрушит его. Потому что он верит в это. Шеймус знает, что он хороший отец, муж, психолог и человек. Он знает и не сомневается в этом. Но вот здоровье он не может изменить, как бы сильно ему не хотелось этого. Оно его ахиллесова пята. И я только что ударила по ней.

Я буду вечно гореть на самом жарком погребальном костре ада.

Потому что, на самом деле, никто не будет для меня лучше, чем Шеймус. В дальних, темных уголках души я знаю это. Я ухожу от него не из-за болезни. Нравится ли она мне? Нет. Делает ли она его менее привлекательным в моих глазах? Да. Но делает ли это Лорена лучшим мужчиной, чем Шеймус? Нет. Просто все, чего я хочу, находится рядом с Лореном. Шеймус не может быть королем для такой королевы, как я.

Потому что он святой.

А быть достойной святого просто невозможно.

Он не опровергает мои слова. И не спорит. Шеймус встает, допивает остатки пива и, бросив бутылку на пол к остальным, идет в сторону коридора. Перед тем, как повернуть за угол, он оборачивается и смотрит на меня так, что во мне поднимается буря эмоций.

— Он никогда не будет любить тебя так, как я, — наконец произносит Шеймус хриплым отчетливым голосом. Я уже и забыла, как мне нравился его голос, когда мы только начали встречаться. В первый раз, когда он заговорил, у меня запорхали в животе бабочки.

Сказав это, Шеймус развернулся и ушел.

А я почувствовала, что наша двенадцатилетняя связь разорвалась, как резиновая лента.

Вот и еще один фак от Вселенной. Я так и слышу, что она опять смеется надо мной.

Глава 33

Дым, вызывающий удушье

Шеймус

Настоящее

Проходит месяц.

Ко мне вернулось зрение. Не такое хорошее, как раньше, но я не жалуюсь. В ногах появилась чувствительность и онемение сменилось покалыванием, болью и быстрой усталостью. Из-за отсутствия аппетита я много потерял в весе и уже забыл, что такое здоровое тело и дух. Я не живу, а просто существую.

Работа превратилась в тяжкий труд. Я продолжаю заниматься с детьми и делаю все, чтобы помочь им, но мною движут обязанность и долг, а не сердце.

Вне работы я разговариваю только с миссис Л. раз в месяц, когда заношу ей чек за аренду квартиры. Она задает мне наводящие вопросы, пытаясь вывести на эмоции. Я знаю это, будучи психологом. Она настолько добра и искренне переживает, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не излить ей душу и вместо этого даю расплывчатые, уклончивые ответы.

Я скучаю по Фейт. Очень скучаю. Я привык наблюдать за тем, как она приходит и выходит из своей квартиры. Привык изучать ее манеру ходить и то, с какой грацией и непритязательной уверенностью она делает это. И я восхищаюсь этим, потому что знаю, что она — не продукт воспитания. Фейт сама обнаружила и выпестовала все это в себе. Я больше не наблюдаю за ней, потому что вскоре начал чувствовать себя сталкером. Мука от невозможности общения с ней извратила наблюдение и превратило его в запретное, полное вожделения подглядывание. А я не такой.

Каждый вечер я звоню детям. Иногда говорю с ними, но гораздо чаще мне сообщают, что это невозможно. Меня бесит, что Миранда взяла общение с детьми под свой контроль. Мою ярость можно было бы успокоить словами или разговором с человеком, которому я доверю. Вот только этот человек — Фейт. Вечерами я пытаюсь справиться со злостью с помощью спиртного и снотворного, которое прописал доктор. Но это не помогает, а лишь отключает на несколько часов сознание. Когда мне все же удается пообщаться с детьми, то я настолько счастлив, что к концу разговора чувствую себя вымотанным. Я рад до невозможности слышать их голоса, но они кажутся такими сдержанными и грустными. Это разрывает мне сердце. Раньше они говорили, что хотят домой, но время быстро обтесало их и теперь личные качества, которые делали моих детей такими уникальными, сгладились, чтобы подстроиться под льстивый, жесткий мир Миранды — мир, где не существует детства. В нем нет веселья, креативности, индивидуальности, потому что ничего из этого не поможет тебе в бездушном мире, где главное — это деньги и карьера. Рори больше не говорит с акцентом. Кира перестала мило болтать и Огурчик превратился просто в кота. А Кай все время молчит. Не потому, что занимается самоанализом, а потому что сдался.

Она высасывает из моих детей жизнь.

Я пытаюсь вести с ними разговоры на позитивной ноте, поощряю их каждым словом. Они привыкли к этому. Так было всегда, даже когда мне было плохо или голова была забита проблемами с Мирандой. Дети были моим светом, моим негасимым пламенем, которое я подпитывал каждый день… каждый час… каждую минуту, чтобы оно становилось сильнее, ярче и мощнее. Потому что именно так и поступают родители, даже не задумываясь. Именно так. Они наполняют своих детей любовью, чуткостью, состраданием и знаниями, чтобы, став взрослыми, они горели так ярко, что их невозможно было погасить.