Георг Борн - Султан и его гарем

Прежде чем тот успел крикнуть, Лаццаро схватил его за горло, и началась дикая борьба.

Это продолжалось недолго, Лаццаро с изумительной ловкостью выхватил бывший в руках у Гамара тяжелый бич и с такой силой ударил его рукояткой по голове, что тот повалился без чувств на каменный помост конюшни.

Воспользовавшись этим, Лаццаро поспешно надел кучерское платье и, сев на козлы кареты, поехал к дому Мансура.

Вскоре вышел Мансур и велел везти себя в развалины.

Он не заметил обмана, и план Лаццаро до сих пор безусловно удался.

Благодаря закрытой карете Мансур не видел, что кучер везет его вовсе не туда, куда было приказано. Только уже около кладбища, казалось, Мансур заметил, что они едут не в развалины, и отворил дверцу кареты, но было уже поздно – Лаццаро ударил по лошадям, и через мгновение экипаж остановился у ограды.

– Куда ты привез меня? – послышался голос Мансура.

Лаццаро не отвечал.

Мансур вышел из кареты, в ту же минуту к нему подошли Золотые Маски.

Предоставив Мансура его судьбе, Лаццаро медленно отъехал, но на некотором расстоянии остановился, чтобы не терять из виду Золотых Масок.

Он увидел, как они, несмотря на сопротивление Мансура, схватили его и завязали ему глаза платком.

Тогда Лаццаро соскочил с козел и, подкравшись к таинственным Маскам, стал следить за ними, следуя в нескольких шагах позади них. Наконец они исчезли в развалинах семибашенного замка. Лаццаро узнал довольно и, не рискуя продолжать преследование, вернулся к карете, все еще стоявшей у кладбища.

Тут он снова вскочил на козлы и, вернувшись к конюшням Мансура, оставил там экипаж, кучерскую одежду и пошел далее, довольный собой.

Между тем очнувшийся Гамар шумел и кричал, запертый в конюшне.

Султан Мурад, заняв после тяжких испытаний трон, далеко не чувствовал себя счастливым. Он нисколько не доверял министрам, которым он обязан был своим возвышением. Он говорил себе, что они могут легко поступить с ним так же, как и с покойным султаном.

Эта мысль не давала ему ни минуты покоя. Кроме того, и ужасные события прошедшего года не прошли для него бесследно. Малейшего повода было достаточно, чтобы расстроить и без того уже потрясенную нервную систему Мурада.

Его доброта относительно Юсуфа и других принцев, его милосердие к Гассану и другим ненавистным министрам лицам произвели самое неприятное впечатление на заговорщиков. Кроме того, Мурад желал царствовать по-своему и не желал подчиняться их указаниям.

Все это убедило врагов убитого султана, что и новый правитель также не в их вкусе и скорее следует подумать о том, чтобы произвести новый переворот.

Единственные светлые часы своего царствования Мурад проводил в кругу семейства, в особенности его радовал подраставший Саладин.

Маленький принц имел только одно желание: он желал во что бы то ни стало найти ту, которая заботилась о нем в дни несчастия и которую он любил, как вторую мать. Султан находил это вполне естественным и сам желал вознаградить дочь Альманзора за ее заботы о маленьком принце, поэтому было приказано навести справки о Реции.

Сначала проведали только то, что Реция вышла замуж, но затем Саладин узнал от принца Юсуфа подробности о том, что Реция вышла замуж за бывшего великого визиря Сади-пашу и жила в его доме. Тогда Саладин привел Юсуфа к своему отцу, султану.

– Я привел того, кто может нам дать самые подробные сведения о Реции! – вскричал Саладин, подведя Юсуфа к отцу.

Султан встретил принца очень милостиво.

– Я слышал, что дочь Альманзора Реция замужем за бывшим великим визирем, – сказал он. – Так ли это, принц Юсуф?

– Ваше величество имеет совершенно верные сведения, но я боюсь, что в настоящее время можно сказать, что несчастная Реция была супругой Сади-паши!

– Была? Что это значит? Разве она разводится с пашой?

– Нет, смерть разлучит их.

– О отец! Слышишь? Реция умирает! – вскричал со слезами Саладин.

– Расскажи, что ты знаешь, – обратился султан к Юсуфу. – Мне говорили, что Сади-паша неожиданно захворал в тюрьме Сераскириата, где он находится в заключении.

– Да, ваше величество, он захворал сегодня ночью. Сохрани Аллах моего повелителя от подобной скоропостижной болезни!

– Сади-паша умер?

– Он казался мертвым, когда его увидела Реция, дочь Альманзора. Вне себя от отчаяния и не будучи в состоянии жить без Сади, она вонзила себе в сердце кинжал!

– Какая трагическая судьба! – воскликнул видимо взволнованный султан.

– Когда несчастная смертельно ранила себя, Сади стал подавать признаки жизни, и появилась надежда сохранить ему ее, но на выздоровление несчастной исчезла всякая надежда!

– Сади знает, что она сделала?

– Нет, ваше величество, это могло бы убить его.

– И дочь Альманзора все еще в опасности?

– Очень может быть, что в эту минуту ее уже нет на свете.

– Где она?

– В доме Сади-паши!

– Приняты ли все меры для ее излечения?

– Да! Она окружена врачами и служанками.

– Если Реция умрет, то Стамбул лишится благороднейшей женщины! – вскричал Саладин.

– Это правда! – подтвердил Юсуф.

– Какая тяжелая судьба, – сказал задумчиво султан, очевидно взволнованный тем, что узнал. – Где теперь Сади-паша?

– В военной тюрьме, в руках своих злейших врагов, – бесстрашно сказал Юсуф, – в руках тех, кто смертельно ненавидит его.

– Принц Юсуф! Не забывай, что ты говоришь про визирей!

– Ваше величество, простите мне мои горькие слова, но это истина! Я опасаюсь за жизнь благородного Сади-паши точно так же, как и за жизнь вашего величества!

– Я не хочу слушать такие слова, принц! Как ты думаешь, может ли помилование и освобождение Сади-паши поддержать слабую искру жизни дочери Альманзора?

– Если еще не поздно, если эта милость поспеет вовремя, она будет иметь самое хорошее действие на страждущую.

– Отец, помилуй Сади-пашу! – попросил принц Саладин.

– Сади-паша не должен никогда узнать, что мы просили за него ваше величество, – сказал Юсуф. – Я знаю этого человека, он столь же горд, как и благороден, и не принял бы подобного помилования.

– Мы освободим его, так как его невиновность доказана!

– Вся его вина заключается в ненависти к нему его врагов! – сказал принц Юсуф. – Простите меня, ваше величество, но какое-то предчувствие говорит мне, что вашей жизни также угрожает опасность, пока Гуссейн-паша, Рашид-паша и Мансур-эфенди стоят во главе…

– Предоставь решить это мне, принц, – перебил Мурад. – Я не хочу более слышать подобных подозрений.

– Не гневайся на меня, всемилостивый повелитель и отец! – вскричал, падая на колени, принц Саладин. – Послушайся предостережения Юсуфа, я также не могу видеть Рашида-паши и его помощника, не испытывая какого-то страха.

Мурад несколько мгновений задумчиво молчал, слова любимого сына произвели на него сильное впечатление.

– Довольно! Благодарю вас за преданность! Сади-паша получит свободу по моему приказанию. Что касается дочери Альманзора, то я желаю, чтобы за ней ухаживали самым тщательным образом! Когда ей станет лучше, ты можешь сообщить ей, Юсуф, о помиловании Сади-паши.

Принц Юсуф поблагодарил Султана и удалился.

С любовью поцеловав сына, Мурад отправился в кабинет, где уже ожидал его посланник Мансура – Рашид-паша.

– Я очень рад, что ты здесь, – сказал Мурад лицемерно кланявшемуся Рашиду-паше. – Я желаю, чтобы бывший великий визирь, Сади-паша, был немедленно освобожден. Передай мое приказание сейчас же в военную тюрьму.

Казалось, что это приказание привело в ужас Рашида.

– Ваше величество желает… – прошептал он. – Подобное решение будет иметь в настоящее время крайне опасные последствия!

– О каких это опасностях ты говоришь?

– У Сади-паши много приверженцев, а он открытый противник вас и ваших министров!

– Понятно, что он враг министра, который сверг его, но я не думаю, чтобы он был моим врагом. Поэтому мне бояться нечего! – отвечал Мурад.

– Кроме того, я должен напомнить вашему величеству, что предстоит празднество опоясания мечом, – сказал Рашид-паша. – Это может стать поводом к восстанию в пользу принца Юсуфа, к которому, сколько мне известно. Сади-паша очень расположен.

– Я не боюсь ни Сади-паши, ни принца Юсуфа, меня точно так же предостерегают против тебя и Гуссейна-паши…

Рашид изменился в лице при этих словах.

– Кому должен я верить? – продолжал султан, пристально глядя на Рашида. – На которое предостережение обратить внимание?

– Ваше величество предостерегают от вернейших слуг, – сказал министр, притворяясь огорченным. – Тем не менее мы, будучи оклеветаны, принуждены будем просить у вашего величества милостиво отпустить нас.

– Я хочу только доказать тебе, что бывают разные предостережения. Ваша же преданность скоро будет доказана полностью, что же касается Сади-паши, то я остаюсь при моем решении сегодня же возвратить ему свободу. Вместе с тем я предупреждаю тебя, что велю нарядить строжайшее следствие в случае, если Сади-паша неожиданно умрет! Теперь ты знаешь мою волю, исполняй ее.

Против такого приказания Рашиду-паше не оставалось ничего возражать, он поклонился и оставил кабинет.

Решение султана казалось ему опасным, тем не менее он сейчас же отправился в Сераскириат, где встретил Гуссейна-пашу и передал ему свой разговор с султаном.

Лицо Гуссейна омрачилось.

– В таком случае этот Сади должен умереть, прежде чем ему будет возвращена свобода! – вскричал он.

– Султан уже подумал о возможности этого, – поспешно отвечал Рашид. – В таком случае он угрожал начать строгое следствие.

– Новый султан еще не признанный повелитель правоверных, – с гневом продолжал Гуссейн, – в настоящее время он не что иное, как наш ставленник, и только тогда освободится от этой зависимости, когда будет опоясан мечом Османа[33].

– Ты прав, Гуссейн-паша! Я боюсь, что мы не должны допускать Мурада до опоясания мечом, – сказал Рашид. – На последнем заседании Мансур-эфенди тоже говорил, что Мурад не такой султан, какой нужен при настоящем положении дел!

– В таком случае он падет так же, как пал Абдул-Азис, – отвечал военный министр.

– Но надо избежать всяких подозрений, – сказал хитрый Рашид. – Поэтому я считаю, что нужно исполнить пока его приказание относительно Сади-паши.

– Ты думаешь, что мы должны освободить Сади для того, чтобы тем вернее свергнуть султана, который начинает противиться нашим планам?

– Я вижу, что ты вполне согласен со мною, – сказал Рашид, довольный своим разговором с военным министром. – Необходим новый переворот, Мурад не должен быть опоясан мечом Османа.

– Да, мы станем откладывать это до тех пор, пока не возведем на трон нового султана, – сказал Гуссейн. – Передай султану, что Сади-паша будет освобожден сегодня вечером, и не спускай с султана глаз, чтобы не случилось более ничего подобного!

Затем Гуссейн простился со своим сообщником и позвал к себе дежурного офицера, которому передал приказание относительно освобождения Сади-паши.

Когда Сади пришел в себя, об этом доложили караульному офицеру, а он, в свою очередь, сейчас же передал это известие военному министру, который был этим крайне удивлен.

Между тем доктор употребил все старания, чтобы спасти жизнь Сади. Здоровая натура его взяла наконец верх, и он заснул крепким, спокойным сном и проспал таким образом до утра, так что проснулся на другой день почти здоровым.

Проснувшись, он вспомнил все происшедшее и начал расспрашивать о Сирре, но не мог ничего узнать.

Вдруг вечером, к его крайнему удивлению, явился к нему караульный офицер и почтительно объявил ему о его освобождении.

Этого Сади никак не ожидал. Что значила эта неожиданная перемена в его судьбе? Неужели были назначены новые министры? Или, может быть, было наконец установлено, что Сади напрасно томится в темнице?

Сади не мог расспрашивать об этом офицера. К тому же он был уже доволен и тем, что свободен и может возвратиться к своей Реции! Все остальное, говорил он себе, он узнает после.

Выйдя из башни, Сади сел в проезжавшую мимо карету и поехал домой, желая скорее увидеть Рецию.

Слуга, отворивший ему дома дверь, в первое мгновение не мог выговорить от удивления ни слова, затем бросился на колени и заплакал от радости.

– Слава Аллаху! – вскричал он, целуя руки Сади. – Ты возвращаешься назад здоров и невредим! Какое счастье!

– Встань! – сказал Сади, тронутый радостью слуги. – Где моя супруга Реция?

– О господин, – сказал слуга, и на лице его выразилась печаль. – О господин… не спрашивай.

– Что случилось? Говори! Разве Реции нет более здесь?

– Нет, твоя супруга здесь!

– Почему же ты отворачиваешься?