Георг Борн - Султан и его гарем

– Значит, он сумасшедший, но мы не должны терпеть на престоле безумного, и следует как можно скорее устранить его.

– Странно, – заметил Мидхат, – я всегда слышал, что принц Мурад был совершенно здоров, пока оставался принцем.

– А теперь он султан и безумен! – резко вскричал Гуссейн.

– Нам ничего не остается, благородный Мидхат-паша, – заметил, в свою очередь, Рашид, – как заменить султана Мурада принцем Абдул-Гамидом.

– А что, если через несколько недель он также сойдет с ума? – спросил Мидхат.

– Тогда он также падет! – вскричал Гуссейн.

В это мгновение дверь соседней комнаты распахнулась, и Гассан бросился в комнату, где совещались министры. В первую минуту после появления офицера, одетого в полную форму, они подумали, что дом окружен солдатами…

Один Мидхат, казалось, понял намерение Гассана, потому что поспешно бросился в сторону, чтобы оставить кабинет.

Гуссейн-паша поднялся с места.

– Настал вам конец, злодеи! – вскричал Гассан громовым голосом. – Ни с места, цареубийцы! – Он прицелился в Гуссейна и выстрелил.

– Я умираю! – вскричал военный министр и грохнулся на землю. Гассан верно прицелился.

Рашид-паша бросился, чтобы остановить его руку, но Гассан поразил его кинжалом, и Рашид упал на землю, обливаясь кровью.

Кайзерли-паша тоже хотел остановить убийцу, но после недолгой борьбы упал, раненный в плечо и в бок.

В это время на крики и шум в комнату вбежали Шейхри-бей и мушир.

Везде был страшный беспорядок, на полу лежало двое убитых и один раненый.

В первое мгновение Шейхри-бей не мог понять, что происходит, и, увидя одиноко стоявшего Мидхата, принял его за виновника всего происшедшего. Он прицелился в него из револьвера, но в это мгновение в комнату вбежал старый кавас Ахмет-ага и бросился между Мидхатом и Шейхри-беем, так что пуля адъютанта Гуссейна попала в него, и Ахмет-ага был убит на месте.

Но, в свою очередь, адъютант Гуссейна был поражен кинжалом Гассана и, обливаясь кровью, упал на ковер.

Оставшиеся в живых министры в ужасе бросились вон из кабинета.

Гассан кинулся за ними, и началась ужасная охота.

Мехмед Рушди скрылся в соседней комнате, а Халиль-паша спрятался в приемной за занавесью.

В это время раненый Гуссейн пришел в себя и, с трудом поднявшись на ноги, дотащился до коридора, желая спасти свою жизнь, но в это мгновение его увидел Гассан, считавший его убитым.

– Ты должен умереть, злодей! – вскричал Гассан, бросаясь за военным министром, который уже стал спускаться с лестницы.

Выходные двери были заперты кавасами, чтобы Гассан не смог убежать, но и Гуссейн оказался в руках преследователя, который поразил его кинжалом.

Гуссейн со стоном упал на землю…

В это мгновение кавасы со всех сторон окружили Гассана, требуя, чтобы он сдался.

Но Гассан отчаянно сопротивлялся, так что несколько кавасов были ранены, но наконец одному из них удалось нанести Гассану удар в спину, и когда он обернулся назад от боли, то двое других ранили его в голову.

– Я с радостью умираю за отечество! – вскричал, падая, Гассан, кавасы с яростью кинулись на него.

Доктора, вызванные в дом Мидхата-паши, застали в живых только Ахмета Кайзерли-пашу, что же касается Гуссейна и Рашида-паши, а также Шейхри-бея и каваса. Ахмета-аги, то жизнь уже оставила их навсегда.

Убийство министров произошло в ночь с 14‑го на 15‑е июня.

Народ узнал на другой день о случившемся только то, что Мидхат-паша находится в добром здравии.

Когда султану Мураду доложили о случившемся, он так испугался, что целый день боялся оставить дворец и даже молился в своих покоях, чего прежде никогда еще не случалось. Он боялся за свою жизнь, но не чувствовал, что его здоровье было уже совершенно погублено теми самыми людьми, которые теперь сошли со сцены.

По требованию матери и жены Мурад сменил, наконец, своего гаремного визиря, служившего еще Абдул-Азису, но было уже поздно.

Когда после убийства министров состояние здоровья Мурада стало быстро ухудшаться, ничего не оставалось делать, как призвать докторов.

Доктора единогласно объявили, что Мурад помешался, и тогда была обнародована Фетва Шейх-уль-Ислама, которая объявляла изумленному народу о новой перемене монарха.

Султаном был назначен Абдул-Гамид, брат Мурада.

Мурад был сменен, но с какими чувствами вступал на престол новый султан?..

Говорили, что у нового султана больной и взволнованный вид, но обстоятельства последнего времени едва ли могли пройти, не оставив следа в правящих верхах. Во всяком случае, новый султан каждый день показывался народу, посещая то ту, то другую мечеть.

Брат Гамида, Рашид, сделавшийся теперь наследником престола, помогал новому султану словом и делом. Вообще, семейные отношения двора сделались теснее после последних событий. Взаимное недоверие уступило место заботе об общем благополучии.

Бывший комендант Стамбула Редиф-паша в благодарность за оказанные им услуги был назначен военным министром.

Абдул-Гамид, так же как и его свергнутый брат, вопреки старым традициям, оставил в живых сыновей Абдул-Азиса, но он держал их в таком же строгом заключении, как некогда Абдул-Азис содержал своих двоюродных братьев.

Между тем со вступлением на престол Гамида начались многочисленные заговоры, преследовавшие различные цели, и в числе прочих приверженцы свергнутого султана Мурада старались доказать, что он совсем не был болен; для распространения этих слухов мать Мурада воспользовалась его окружающими.

Тогда Абдул-Гамид приказал арестовать десять слуг Мурада и среди них – начальника его гарема Сулеймана-эфенди. Призвав их к себе, он сказал им:

– Я слышал, что вы распространяете неверные слухи про состояние здоровья моего брата. Но я не ставлю вам этого в вину, так как это доказывает вашу к нему привязанность и желание его выздоровления! Я сам от всей души желаю этого, но ваши разговоры несправедливы, поэтому будет лучше, если вы станете молчать.

Затем он дал им всем должности при себе, следуя мудрому закону – делать приверженцев из врагов.

Вообще, Абдул-Гамид начал со многих нововведений. Во-первых, он значительно сократил издержки придворной кухни, затем отказал в особом содержании султанше Валиде; впрочем, у него не было родной матери, а только приемная, так что, может быть, будь жива его мать, он действовал бы в этом отношении иначе.

Этикет турецкого двора требует, чтобы министры разговаривали с султаном стоя, но Гамид при первой же аудиенции предложил им сесть и курить в его присутствии.

Убийца министров, прежде могущественный любимец Абдул-Азиса великий шейх Гассан, был приговорен к смерти на виселице.

Свергнутый султан Мурад был без шума ночью отправлен в Чераган. Пребывание в этом дворце, где так недавно окончил свои дни тоже свергнутый султан Абдул-Азис, могло бы произвести на Мурада ужасное впечатление, если бы он пришел в себя, но, к его счастью, этого не случилось, так как он был действительно серьезно болен и не понимал, что с ним делается и куда его везут.

Вскоре распространилось по Константинополю известие, что султан Мурад отравился, и это вызвало сильное волнение в народе, но это известие было почти сейчас же опровергнуто.

Свергнутый султан был еще жив, но что за ужасную жизнь он вел! Он ни на минуту не приходил в сознание, и его жена и мать постоянно наблюдали за ним, не пуская к нему никого постороннего, так как помнили, как окончил свою жизнь Абдул-Азис.

В одну из ночей, когда около постели Мурада дежурила его жена, она не совладала со своей усталостью и невольно поддалась сну.

Прошло около получаса, как вдруг Мурад открыл глаза и дико оглядел комнату, освещенную слабым светом лампы с матовым колпаком.

Он увидал, что его жена спит, и осторожно поднялся с постели. Вокруг все было тихо. Несколько мгновений Мурад просидел в нерешимости, его дикие взгляды доказывали полное безумие.

Вдруг им неожиданно овладело какое-то непреодолимое желание.

Тихо, без шума встал он и в одной рубашке проскользнул к двери. Осторожно открыл ее, в коридоре не было никого, и дверь, ведущая на террасу, спускавшуюся к морю, была открыта.

На террасе днем и ночью стояли часовые. Когда же Мурад подошел к двери, то увидел, что благодаря лунному свету на террасе светло почти так же, как днем.

Мурад неслышно проскользнул на террасу, где увидел в некотором расстоянии разговаривавших между собой часовых. Тогда он поспешно побежал по лестнице, ведущей к морю, и бросился в воду.

Часовые услышали плеск воды и бросились спасать несчастного. Вскоре одному из них удалось вытащить полумертвого Мурада.

Состояние здоровья Реции улучшалось с каждым днем, и наконец доктор объявил Сади, что всякая опасность для жизни больной исчезла, тем не менее необходима была большая осторожность, так как рана еще не совсем закрылась.

В это время до Сади дошло известие о том, каким образом Гассан привел в исполнение свои угрозы. Это сильно взволновало Сади, он понял, что его друг погиб, для него уже не могло быть помилования, но Сади все-таки надеялся еще раз увидеться с ним в тюрьме.

В это время Реция озабоченно напомнила ему, что никто ничего не знает о судьбе Сирры, и Сади решил, что, посетив в тюрьме Гассана, он постарается отыскать там и следы несчастной девушки. Правда, он ничего не сказал Реции о своем намерении, чтобы не беспокоить ее.

В это время начальником военной тюрьмы был сделан Кридар-паша, бывший прежде товарищем и другом Сади.

Сади отправился к Кридару. Но бывший приятель, казалось, потерял память с того времени, как Сади-паша попал в немилость, и принял Сади с холодной вежливостью.

– Мне сказали, что Гассан-бей находится в башне Сераскириата, – обратился Сади к Кридару, – так ли это?

Кридар пожал плечами.

– К сожалению, я не могу отвечать вам на это, – сказал он. – Дано строгое приказание ничего не сообщать.

– Разве это приказание распространяется на всех? И на меня? – спросил Сади.

– Исключения ни для кого не сделано.

– В таком случае, я не стану говорить о моем желании видеть великого шейха, – сказал Сади, – но у меня есть к тебе еще один вопрос.

– Я буду очень рад, если смогу на него ответить, – холодно отвечал Кридар-паша.

– В тот день, когда я еле живой был принесен в караульную башню Сераскириата, там было несчастное существо, которому я обязан моей жизнью.

– Мне донесли об аресте одной до крайности уродливой девушки.

– Где она находится?

– Это тайна, паша, которую я не имею права выдать.

Терпение Сади, казалось, истощилось:

– Ты не хочешь сказать мне такой простой вещи, как то, где находится несчастная девушка, вся вина которой заключается в том, что она спасла мне жизнь, так знай же, что теперь я считаю своим долгом освободить несчастную!

– Это ваше личное дело! – отвечал Кридар-паша, кланяясь со злобной улыбкой.

– Да, это дело моей чести, – гордо продолжал Сади. – Султан узнает все происшедшее, и надеюсь, что моя справедливая жалоба не останется без последствий.

– Это точно так же от вас зависит, – колко отвечал Кридар-паша.

– Было время, паша, когда я не думал, что нам придется столкнуться, – сказал Сади. – У тебя дурные друзья, не забывай, что счастье изменчиво! Но довольно! Султан решит между мною и моими противниками, и я счастлив, что могу явиться перед султаном с сознанием, что не сделал ничего несправедливого! Прощай!

Сказав это, Сади слегка кивнул головою Кридару и вышел.

Возвратимся снова к Черному гному, заключенному в башне Сераскириата.

Ее заключили в каморку, находившуюся под самой крышей. Во время дня жар доходил здесь до страшной силы. Много дней прошло, ей приносили раз в сутки кусок хлеба и немного воды. Казалось, что бегство из этой новой тюрьмы было совершенно невозможно, так как дверь была окована железом и крепко заперта, а единственное окно хотя и не было заделано железной решеткой, но находилось на страшной высоте над землею. Тем не менее изобретательная Сирра нашла и тут средство бежать. Из тряпок, которые были брошены ей в угол вместо матраса, она сумела сплести веревку, достаточно крепкую, чтобы сдержать ее.

В тот самый день, когда Сади был у Кридара-паши, Сирра решилась бежать, как только наступит вечер.

Она ни минуты не сомневалась в успехе и не боялась страшной высоты, с которой ей придется спускаться.

Наконец настало, по ее мнению, удобное время: было около часа ночи. Луна скрылась за тучами. Внизу никого не было ни видно, ни слышно. Часовые ходили у ворот и не могли видеть, что происходит на внутреннем дворе, на который выходило окошко Сирры, к тому же никто, конечно, и не подозревал, что Сирра собралась бежать.