Георг Борн - Султан и его гарем

– Я не смею выходить из дворца, не могу еще раз увидеть Рецию, вот что самое скверное, – заключил сумасбродный принц.

Вечером принцу доложили о прокуроре.

Юсуф приказал ввести его. При этом свидании присутствовал Гассан.

Прокурор передал принцу его смертный приговор!..

Юсуф был поражен, несколько минут он не мог прийти в себя, потом упал в объятия Гассана…

Во всяком случае, очень странным казалось то обстоятельство, что мушир Изет захворал от кушанья из риса, которое был принужден съесть за столом принца Мурада.

Была ли схватившая мушира колика случайностью, или же следствием дозы мышьяка, случайно попавшей в кушанье?

Мушир принадлежит к знатнейшим государственным чиновникам при турецком дворе, в гражданском ведомстве он считается даже высшим чином и значит почти то же, что маршал в военном.

Мушир носит титул «девисти» (счастливец) и, по обыкновению, в европейском экипаже ездит на службу. Он может возвышаться даже до звания великого визиря.

Другое дело мушир военного ведомства: здесь состав их многочисленнее, а содержание меньше. Несмотря на то, они всегда занимают высокое положение, и мушир Изет носил титул «девисти». Тем более имел он на то право с тех пор, как был командирован на дежурство в сераль и долгое время втайне занимал должность шпиона за принцами.

За муширами непосредственно следуют «рютбе-и-бама» (высокий чин), распадающиеся на два класса. Титул их «утуфетли» (милостивый). Затем идут «рютбе-и-ули» с титулом «зеадетлин» (счастливый), опять-таки составляя два класса; далее «мутемайнц», в звании столоначальников с титулом «эфенди».

Затем следуют ранги других чиновников: рютбе-и-сализе (третий класс) с титулом рифатлу (возвышенный) и рютбе-и-раблие (четвертый класс) с титулом ритуфетли (великодушный). Мелкие чиновники носят титул гамьетли (ревностный).

Из служителей церкви, непосредственно за Шейх-уль-Исламом следуют судри и пять пайесов Стамбула и священных городов: Билады, Арбы, Гумилии и Анатолии.

Положение военных в бюрократическом мире выражается преимущественно в чине офицеров. Низшие чины уже названы раньше, упомянем теперь о высших. В турецкой армии есть муширы в чине приблизительно наших полковников, затем пашей в чине дивизионных и бригадных генералов. Все они по чину стоят ниже другого – эфенди гражданского ведомства.

Говоря о паше, заметим еще, что титул этот жалуется как гражданским чиновникам, так и военным; у первых он дается только муширам и мутссарифам (губернаторам второго разряда) провинций, хотя бы они были только в чине мутемайнцов, у военных же он может быть пожалован каждому офицеру в чине полковника и выше.

За пашой следует титул «бей» у военных и «эфенди» (господин) у статских, за ним идет титул «ага». Под «эфенди» подразумевается в общепринятом понятии ученый, в бюрократическом мире – часто весьма высоко поставленное лицо, даже сами принцы крови прибавляют к своему имени только титул «эфенди».

Министры называются «эркиат-девлет» (столпами правительства), на. них лежат все заботы о государственном правлении, и стоящий во главе каждого министерства носит титул «визирь» (бремяносец). Из числа их избирается великий визирь. Наравне с Шейх-уль-Исламом, занимает он высший сан, но не имеет, подобно ему, права на титул «светлости», хотя при всяком официальном выезде его и сопровождают два офицера из армии, двое конных кавасов, двое слуг и чибукчи верхом на лошадях, в то время как Шейх-уль-Ислам только в торжественных случаях имеет свиту, но зато его свита больше и богаче.

Как мы теперь видим, муширы принадлежат к высшему классу чиновников, их часто назначают визирями, которым они, собственно, служат советниками, советник же великого визиря называется «мустемар».

По приказанию принца Мурада внезапно заболевший мушир Изет был помещен в одной из комнат дворца и окружен строгим присмотром. К вечеру состояние больного стало настолько опасно, что позвали докторов. Те были в большом затруднении. Помочь они не могли, а объявить об этом не смели и ограничились пропиской нескольких безвредных лекарств.

Принц Мурад спал в это время в своей уборной на софе и, проснувшись, уже забыл о мушире. Затем он отправился к брату своему Абдул-Гамиду с тем, чтобы позавтракать у него, и только тут вспомнил о больном мушире. Тогда он рассказал брату о приключении.

Возвратясь домой, он позвонил, чтобы послать слугу своего Хешама справиться о мушире. Каково же было удивление Мурада, когда вместо ожидаемого слуги явился новый, до сих пор служивший только внизу, в комнате чиновников.

– Где Хешам? – спросил принц.

– Хешама во дворце нет, ваше высочество.

– Нет во дворце? Так где же он?

– Час тому назад его увез Магомет-бей.

Мурад знал теперь, где был Хешам. Враги нашли нужным удалить от него верного слугу.

– Как тебя зовут? – спросил он нового слугу.

– Махмед, ваше высочество.

– Ну что, как больной мушир?

– Он, ваше высочество, сейчас скончался.

– Умер! Так Изет умер?

– Он лежит холодный и бездыханный.

– Сделан ли уже доклад о его смерти в сераль?

– Час тому назад мушир Изет через Магомет-бея послал за имамом и передал ему свою предсмертную волю, – отвечал новый слуга Махмед.

– А остальная прислуга еще во дворце?

– Только самое небольшое число, все остальные отпущены и заменены новыми.

В эту самую минуту в коридорах раздались шаги и голоса. Казалось, словно кто плачет. По временам ясно слышалось слово «Аллах» в связи с одним из девяносто девяти прозвищ его, сопровождаемых вздохами и стонами.

– Что там такое? – спросил принц.

Махмед вышел из комнаты и сейчас же вернулся назад.

– Слуги имама уносят мертвого мушира, – доложил он.

– Скоро же все это делается! Впрочем, мне это очень приятно! – сказал Мурад. – Кто ведет их?

– Имам.

– Как может имам отважиться на это?

– Он с провожатым.

– С каким провожатым? – сердито спросил разгоряченный вином Мурад.

– С новым муширом, ваше высочество, который займет место умершего.

– Как его зовут?

– Девлет Чиосси, ваше высочество!

– Мне помнится, мушир этот служит в серале? Позови его ко мне!

Махмед поспешно вышел, а Мурад в ожидании мушира уселся на диван. За тем на пороге комнаты показался новый шпион принца. Изет умер, но в лице этого Чиосси нашелся еще более ревностный и внимательный наблюдатель за каждым шагом принца.

Мушир Чиосси был уже немолод. Он был одет в блестящий мундир. Физиономия его выражала скрытость и лукавство. Он вошел в комнату и с низким, почтительным поклоном остановился перед принцем.

– Ты послан ко мне во дворец? – спросил Мурад.

– Если ваше императорское высочество согласны, – отвечал мушир с особенным язвительным ударением, – я займу место так скоропостижно умершего мушира Изета!

– Кто прислал тебя сюда?

– Я явился сюда по приказу, который только что передал мне Магомет-бей!

– Здешняя служба, мушир, очень опасна, наперед говорю тебе это! Кто не может переносить подаваемых мне кушаний, пусть лучше отказывается от нее заранее, – сказал Мурад с явной насмешкой. – Мушир Изет служит примером тому, как быстро схватывает колика даже здорового человека и только после одного кушанья!

– Я уверен, ваше высочество, что мушир Изет был болен еще до получения приказания откушать блюдо, которое, быть может, было ему противно.

– Тогда я советую тебе в случае, если ты также не совсем здоров, лучше не брать этого места, – продолжал принц. – Знай, что и ты всегда будешь обедать со мной и прежде меня отведывать все подаваемые мне блюда!

Чиосси поклонился со злобной улыбкой.

– Вашему императорскому высочеству остается только приказать, – отвечал он. – Я чувствую себя вполне здоровым и высоко ценю честь обедать за одним столом с вашим высочеством!

– Знает ли султанша Валиде об этом неожиданном происшествии?

– К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос, ваше высочество! Я сейчас только узнал о скоропостижной смерти мушира Изета и получил приказ поспешить сюда, чтобы велеть вынести покойника и занять место мушира.

– Тебе известно, почему сменили мою прислугу?

– Вероятно, ее в чем-нибудь подозревают.

– Сменили и камердинера моего Хешама!

– Должно быть, это произошло из-за сегодняшнего несчастья, ваше императорское высочество, другой причины я не знаю!

– Мне вовсе не нравится эта перемена!

– Часто доверяют слуге, который вовсе не заслуживает доверия, а, напротив, только злоупотребляет им!

– Я желаю снова взять Хешама!

Новый мушир зловеще пожал плечами.

– Очень жаль, что не могу исполнить желания вашего императорского высочества, – отвечал он, – насколько я слышал, слуги Хешама нет уже больше в живых.

– Так его убили потому, что он нравился мне? – сказал принц Мурад.

– Если ваше высочество недовольны новым камердинером Махмедом, то вашему высочеству стоит только всемилостивейше уведомить меня, и он будет сменен.

– Так бедного Хешама действительно заставили поплатиться своей жизнью за смерть мушира, в которой он совершенно невинен, – продолжал Мурад, не обращая внимания на слова Чиосси. – Мне теперь все равно, кто бы мне ни служил, каков бы ни был следующий камердинер, я не могу удостоить его своим доверием, не подвергая его жизнь опасности. Я очень хорошо понимаю это теперь.

– Как я уже сказал, люди эти не всегда заслуживают подобного доверия, ваше высочество. На Хешаме лежит подозрение, что он не совсем невинен в смерти мушира.

– Ступай, объяви всем им, что это ложь, Хешам стоит выше подобного подозрения. Но они воспользовались смертью мушира, чтобы взять его у меня и лишить жизни за его верность. В моих глазах он стоит в тысячу раз выше иного визиря или паши, который, под личиной верности и преданности, ловко умеет набивать свои карманы. Хешам же умер бедняком, он даже не брал от меня жалованья.

– Быть в мелочах бескорыстным не так трудно, и, – с многозначительной улыбкой заметил мушир, – он не брал жалованья, зато, может быть, он тем более умел вознаграждать себя.

– Ты потому так думаешь, что так поступает большинство в нашем государстве, ты думаешь, что недуг этот так заразителен, что уже не найдется более ни одного слуги, который бы не воровал и не обманывал, не наживался бы вымогательством при всяком удобном случае. Так знай же, что невинно пострадавший сегодня Хешам был образец бескорыстия. Я хочу воздать ему теперь, после смерти, добрую память – он был честный человек. Одно это ставит его выше другого мушира, паши и визиря.

Чиосси менялся в лице от едва сдерживаемой им злобы при этих намеках.

– Нет ли у вашего высочества еще поручения для меня? – спросил он дрожащим голосом, едва владея собой. – Выслушивать похвалы слуге вовсе не входит в мои обязанности.

– Мушир, я приказываю тебе, чтобы на его надгробном камне была сделана надпись: «Он был честный человек», это лучше всякого саркофага. Еще вот что: у Хешама осталась жена и малолетние дети, я желаю, чтобы они каждый месяц получали по нескольку сот пиастров из моей казны! Теперь ступай, я хочу спать. Прикажи новому камердинеру Махмеду принести мне к ночи стакан шербета.

Чиосси поклонился.

– Приказания твои, светлейший принц, будут исполнены, – сказал он. – Желаю вашему высочеству продолжительного и спокойного сна.

И, злобно сверкнув глазами, он вышел из комнаты. Последние слова его имели двоякий смысл.

Но Мурад и не подумал об этом. Он едва ли даже слышал его слова, едва ли обратил на них внимание. Его одолевала усталость, он чувствовал сильный жар и нуждался в прохладительном.

Но вот в комнату вошел новый камердинер Махмед с золотым подносом, на котором помещались хрустальный стакан с лимонадом и золотой холодильник со льдом.

Он поставил поднос на низенький круглый мраморный столик, стоявший возле постели принца. Вид прохладительного напитка был так заманчив для томимого жаждой Мурада, что он сейчас же положил несколько кусков льда в лимонад, чтобы сделать его еще холоднее, и с жадностью стал глотать приятный напиток.

Сделав несколько глотков, он остановился, он попробовал еще раз и нашел, что тот имеет какой-то особенный, посторонний вкус.

Тут только Мурад вспомнил о новой прислуге и о необходимой предосторожности, которой он только что пренебрег. Горькая улыбка пробежала по его полному лицу при мысли, что он не может безопасно выпить ни глотка. Принц в эту минуту позавидовал нищему! Теперь только понял он всю безвыходность своего положения, он не мог даже утолить жажды, не подвергая себя опасности вкусить смерть с лимонадом.

Новый камердинер уже ушел.

Мурад посмотрел на шербет, еще раз попробовал его, вкус его был до того отвратителен, что принц с размаху отбросил от себя до половины налитый лимонадом стакан. Он попал в большое стенное зеркало, и то со звоном разбилось вдребезги.