– Вот, возьми! А картины заберешь в субботу – сын… у него работа, понимаешь? Ты ведь можешь задержаться до субботы? Вот его визитка, тут и телефоны, и адрес.

Боже, какая же скотина – сынок Риты Исааковны, думала Марта, выходя из подъезда в раскаленный нью-йоркский полдень с вожделенным письмом в руке. Она боялась спрятать конверт в сумочку – все казалось, что он исчезнет, и она так и не узнает, что же ей писала мама.

«Дорогая доченька!

Когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет. Марточка! Твое имя в переводе с арамейского означает «владычица, наставница». Будь достойна его – будь настойчива, умна, трудолюбива. Я хочу, чтобы ты была именно такой!

Мы с папой собирались взять мальчика, но, увидев тебя, сразу почувствовали, что никого другого нам не надо. На твою сестренку Берту, к сожалению, уже оформляла документы другая семья, поэтому мы смогли забрать только тебя.

Доченька! Ты принесла в наш дом настоящее счастье. У Абраши как будто открылось второе дыхание, он без остановки писал картину за картиной. Мы с ним забыли о возрасте – ну… ты уже взрослая и понимаешь, о чем я.

Раз ты читаешь это письмо – значит, меня уже нет, ты осталась одна. Поэтому ты должна знать: у тебя где-то есть биологическая мать, а главное – сестра, похожая на тебя как две капли воды. Ее зовут Берта.

Доченька! Ты самая любимая, смелая и сильная. Ты можешь все! Твори, дерзай, процветай и помни нас с папой…»

Марта не замечала ни палящего солнца, ни слез, струящихся по щекам…

Давид выкупил у нее все картины Зальцмана, для безопасности переведя деньги в один из швейцарских банков. В Израиль Марта вернулась богатой женщиной.Стив.

Пуговицы

– Мальчик мой! – Арон Яковлевич вздохнул. В последнее время он заметно приободрился, но возраст все же брал свое. – У тебя получается отличное шоу. Но ты кладешь на одну тарелку осетрину и бифштекс, понимаешь?

– То есть? – После репетиции и очередного спора с Маней Стиву хотелось только одного – отдохнуть.

– Твой замечательный хор и твои не менее замечательные фигуристы просто дерутся друг с другом.

– Дерутся? – Стив все еще не понимал, что хочет сказать этот неутомимый старик.

– Посади себя на место зрителя. На кого он должен смотреть? На твоих обаятельных музыкантов или на лед? Ты ведь делаешь ледовое шоу, так не отвлекай публику. Пусть «Семь нот» продолжают гастроли – их везде принимают с восторгом. Даже твой альт там уже не нужен. Ты ведь давно не играешь, так?

Это была чистая правда. Теперь Стив брал в руки альт только для себя. После той пустячной московской встречи, когда он отдал незнакомой плачущей девушке свой платок, что-то в душе переменилось. Незаживающая память об Ольге затянулась, а вместе с ней – и неутолимая потребность «делать музыку». Альт еще оставался частью жизни, но он перестал быть всей жизнью. Арон Яковлевич, как всегда, видел Стива насквозь.

– Запусти записи хора на большом экране за ледовой ареной – как фон. Если уж так хочешь использовать в шоу живую музыку – идея действительно хорошая, – продумай, как это сделать, чтобы программа от этого не разваливалась. И, мальчик, я послушал, как вы с Маней спорите… Послушай меня, не надо ее учить. Каждый должен заниматься своим делом. Она отличный тренер и постановщик. Займись плотнее подбором участников. Ты уже начал приглашать в шоу не только фигуристов, но и музыкантов, и актеров. Сделай это системой.

Проект понемногу набирал обороты. Конечно, в первую очередь шоу «Весь мир на льду» отправилось в Россию. Вновь, как во время раскрутки «Семи нот», города мелькали калейдоскопом: Питер, Красноярск, Уфа… Не все было гладко. В Екатеринбурге их обокрали, в Воронеже избили «черного» участника труппы – Гарика Погосяна. Но главное – Стив чувствовал, что запланированного победного шествия не получается. Успех тут, успех там, а в целом – не очень. Тоже, «Весь мир на льду»! Им даже приходилось выбирать гостиницы подешевле и со всем своим багажом – аппаратура, костюмы, оборудование – ездить поездами. Фрахт самолета грозил «съесть» все сборы.

Ночами, под стук колес, Стив подолгу думал: что же он делает не так. Почему-то вспоминалось «детское». Они с Изей тогда увлекались игрой в пуговицы. И младший, проиграв соседским мальчишкам все свои богатства, тихонько срезал все пуговицы с папиного выходного костюма. Стив даже не стал останавливать братишку, даже похвалил его за сообразительность: пуговицы нужны срочно, а костюм папа надевает редко, там что-нибудь придумается… Но вскоре отца «настигла» очередная награда – не то «Лучший рационализатор», не то еще что-то в этом роде. Нельзя же выйти на сцену в костюме «на каждый день». А пришлось.

Вернувшись, отец достал ремень. Стив заслонил плачущего брата:

– Это я взял пуговицы. Не трогай Изю.

Отец внезапно остыл:

– Защитник? Ну что ж. Ты прав. Не будем выяснять, кто на самом деле тут черненький, а кто беленький. Бог с ними, с пуговицами. Забудем.

Наверное, именно тогда Стив впервые почувствовал: он старше, он сильнее, он отвечает за всех. И сейчас он чувствовал то же самое. Закончив российское турне – и славу, и деньги они заработали, но не так чтобы очень много – Стив опять решил посоветоваться с Ароном Яковлевичем.

– Ты же сам все понимаешь, мальчик. Без телевидения вам не подняться. Сколько вы за каждое выступление получаете? Вот то-то. Одна телетрансляция – с учетом спонсоров – даст минимум вдесятеро. Без дорожных и прочих расходов. А может быть, и в сто раз больше – шоу ты делаешь по-настоящему международное. А в первую очередь: телевидение – это колоссальная реклама.

– И что же делать?

– Считай, что российские гастроли были только репетицией, пробным шаром. Пережди. Возьми паузу. Пытайся договориться с ведущими телеканалами, а сам пока сочиняй с Маней сценарий и подбирай состав. Фигуристы и не спортивные звезды. Музыканты, актеры, ведущие – сам сообразишь. Договаривайся, а там и с телевидением что-то сдвинется. В идеале это должно быть российское телевидение.

– Но у нас ведь основное в Нью-Йорке, – удивился Стив.

– Вот именно! – Арон Яковлевич назидательно воздел сморщенный палец. – Проект у тебя как называется? «Весь мир на льду»? Используй это на всю катушку: шоу на Медисон-сквер-гарден с русскими звездами. Российское телевидение просто обязано это купить. А тутошние, если это действительно будет Медисон-сквер-гарден, и так подерутся за право показа.

– Но Медисон… Это же крупнейшая арена… – растерялся Стив.

– Мальчик! Ты что, думаешь, твой проект недостаточно хорош для Медисон? Таки думай это про себя. А их – владельцев и прочую шушеру – ты должен убедить в том, что как раз твое шоу оказывает им честь своим присутствием. Хватит уже сомневаться, и все отлично получится.

Эмма

Сара, хоть и не надеялась уже на возобновление отношений, была счастлива, что Стив вернулся. Финансово она была более чем обеспечена, но при этом чувствовала себя не у дел. Выросший сын становился вполне успешным бизнесменом, Стив непрерывно был занят своими проектами, а ей оставалось развлекаться походами по магазинам и ресторанам. Разговоры американских знакомых были сплошь сосредоточены на том, у кого какой дом, машина, бриллианты. Очень скучно.

Но выросший Изя уже проявлял недюжинное деловое чутье, а организаторских талантов Стива хватило бы еще на десять проектов. Они решили сосредоточиться на медицинском обслуживании – ведь Сара была врачом. Стив отчетливо видел: американская медицина предельно механистична. Пациента заслоняют бланки анализов и обследований: кровь, УЗИ, рентген, дальше – лекарства и процедуры. Как сказал один неглупый человек, «плохо, когда лечат не больного, а болезнь, но еще хуже – когда лечат не болезнь, а результаты анализов». А ведь в Америке много русских, они превыше любых процедур привыкли ценить доброе слово. С другой стороны, среди русских эмигрантов немало медиков.

Консультационный (а вскоре – и лечебный) медицинский центр с русскоговорящим персоналом быстро завоевал популярность. Сара, увлеченная интересным и знакомым делом, перестала скучать. Радовало ее и то, что сын теперь рядом – ведь дело-то общее.

Поставив семейный бизнес на ноги, Стив опять сосредоточился на поисках «телевизионных» связей. Русских в Нью-Йорке было много, и у каждого в России оставались знакомые, родные, друзья. Но первой повезло Мане.

– Стив, пляши! – Манин голос в трубке звенел от восторга. – Я нашла! Зовут Эмма, у нее своя телестудия в Филадельфии…

– Мань, погоди, – остановил ее Стив. – Зачем нам студия в Филадельфии? Нам нужны крупные телеканалы, лучше всего – российские.

– Ты дослушай сперва, – обиделась Маня. – Вот не скажу ничего! Ладно, слушай. Студия в Филадельфии – пустяк. Эта Эмма работает из любви к искусству. У нее муж – миллионер. Но это неважно. Главное – она сама из России, у нее там брат остался. И знаешь – кто?

– Ну, Манечка, не томи! – Стив уже заразился Маниным энтузиазмом и понимал, что сейчас услышит нечто сногсшибательное.

– А брат у нее – продюсер одного из центральных российских телеканалов! И сестренку очень любит. Так что бросай все, я вас сегодня вечером знакомить буду.

Яркая красивая блондинка Эмма оказалась к тому же очень и очень неглупой. Она мгновенно и горячо загорелась новым проектом и согласилась, что такое необычное международное шоу российские зрители примут с восторгом. Правда, интерес ее, судя по всему, был не только деловым: бездонные глаза Стива с годами отнюдь не утратили своей магнетической притягательности.

Генрих, брат Эммы, уже на первой московской встрече заметил, что сестренка посматривает на своего протеже достаточно недвусмысленно. Как серьезный бизнесмен, он сразу оценил привлекательность проекта, но в то же время опасался, не нарушит ли это налаженную жизнь Эммы. Его влюбчивая сестренка вполне способна бросить все на алтарь внезапно вспыхнувшего чувства. Правда, любящий брат знал и то, что остывает Эмма быстро. И, как истинный бизнесмен, легко нашел нужное решение: с глаз долой – из сердца вон. Беседуя со Стивом о других его проектах, в частности о медицинском центре, Генрих как бы вскользь предложил хорошую идею – наладить связь с израильскими клиниками, которые по многим направлениям, безусловно, считаются лучшими в мире. И если Стиву это интересно, то не согласится ли он параллельно поучаствовать в одном из проектов Генриха – организации гастролей российских артистов в странах с большим количеством русских эмигрантов. В частности, в Израиле.

Помощники Генриха подобрали список израильских фирм, в сферу деятельности которых входил бы не только обычный, но и «медицинский» туризм. Стив и Генрих подробно обсудили все варианты, обращая особое внимание на безупречную репутацию и надежность, и отобрали пять фирм – потенциальных партнеров. Одной из пяти была фирма «Марта».

Дожидаясь в Шереметьеве израильского рейса, Стив не находил себе места. Ему почему-то казалось, что это не просто одна из многих и многих деловых поездок, а настоящая дорога «в страну обетованную».

Платок

К возвращению в Израиль Марта уже окончательно решила развестись с мужем. Но Геночка вдруг заупрямился, начал возражать, и процедура затянулась.

Активная натура Марты не могла вынести бездеятельного ожидания. Восстановив «замороженную» перед отъездом в Нью-Йорк фирму, Марта взялась за работу. Не ради денег – их после продажи отцовских картин было более чем достаточно – чтобы не сойти с ума от безделья. Прежние клиенты вернулись к ней в считаные дни.

Развод в Израиле – дело трудное. Тем не менее Марта была уверена, что очень скоро все разрешится – ведь она не требует раздела имущества, она готова оставить Геночке и квартиру, и машины, и все остальное.

Но вскоре все стало совсем плохо. Свекровь, едва заслышав о разводе, точно с цепи сорвалась: визжала, брызгала слюной и сулила Марте все кары небесные. Узнав, что квартира остается ей с любимым сыночком, она слегка успокоилась, но ненадолго. Квартира – это хорошо, но жить-то на что? Обожаемый матерью Геночка как был, так и остался полным никчемушником и заработать хотя бы на кусок хлеба был просто не в состоянии. Странно, но женщина считала, что и в этом виновата Марта. А значит, надо забрать у нее Рона.

Геночкина мама, конечно, любила внука. Но главное было – как можно сильнее насолить Марте. Ну и, кроме того, на ребенка полагаются алименты.

Чтобы добиться цели, свекровь Марты притащила в суд какую-то старуху, которой неплохо заплатила и соответствующим образом проинструктировала. Так что та поклялась, что Зальцманы Марту удочерили, а главное – родная ее мать была наполовину русская, наполовину татарка, без единой капельки еврейской крови. После такого свидетельства суд мгновенно принял решение: оставить Рона с отцом (чистокровным евреем) и бабушкой-еврейкой. Свекровь, конечно, ничего не знала и не могла знать о реальном усыновлении. Просто сочиненная для ложного свидетельства история как нельзя лучше помогала главной цели – отобрать Рона. Но от того, что свидетельство было ложным, легче не становилось.