Элоиза Джеймс - Супруг для леди

– Я определенно не понимаю, отчего вы принимаете это так близко к сердцу. Естественно, я предупрежу слуг, чтобы они не распространялись об этом необычном вечере. Я посоветую им не обращать внимания на тот факт, что мисс Эссекс находилась в обществе графа, на котором не было одежды, тогда как вы прятались под кроватью в совершенно отдельной комнате!

Но глаза Гризелды сузились.

– Что вы здесь делаете? – потребовала ответа она.

– Я? – негодующе воскликнула леди Блекшмидт. —Да ведь мой кучер бросился сюда, чтобы спасти ваших друзей от этих головорезов, и…

– Что вы делаете в отеле «Грийон»? – Теперь голос Гризелды был гораздо спокойнее, но по-прежнему беспощадным, и Аннабел, крепко сжимавшей руку Имоджин, показалось, что она уловила тень улыбки. – Вы должны были находиться на балу у леди Пенфилд, так же как и я.

– Я была на балу у леди Пенфилд, и то был прискорбно скучный прием. Я уехала, потому что у меня разболелась голова.

– Вы уехали, потому что у вас разболелась голова, – сказала леди Гризелда, – и потом каким-то образом очутились в отеле «Грийон»? Право, леди Блекшмидт, вы меня удивляете.

В комнате стало так тихо, что Аннабел услышала собственное дыхание.

– Я позабочусь о том, чтобы мои слуги хранили молчание, – молвила леди Блекшмидт. – Питерз! – Ее кучер появился из примыкающей комнаты. – Пора ехать домой.

И через мгновение она торжественно вы шла из комнаты без дальнейших слов прощания, извинений и замечаний.

Гризелда посмотрела на злополучного мистера Барнета.

– Я вернусь завтра, – сказала она. – Я вернусь завтра и поговорю с владельцем сего отеля, который, как я полагаю, является давним знакомым дяди моего мужа. Мистер Рирдон, не так ли?

Мистер Барнет часто заморгал.

– Уверяю вас, мадам, что…

– Мне более нечего вам сказать, – отрезала она. – Имоджин, Аннабел, извольте следовать за мной в карету. И наденьте капюшоны!

Аннабел с Имоджин послушно надели капюшоны и вышли из комнаты вслед за своей дуэньей. Для женщины, которая обыкновенно прогуливалась так, чтобы подчеркнуть исключительно женственные изгибы своего тела, Гризелда могла вышагивать, как римский легионер, когда она того желала.

В карете она смахнула клок пыли со своей ротонды и сказала:

– Этого вечера никогда не было. Вам понятно? Аннабел кивнула.

Имоджин сказала:

– Мне так жаль, Гризелда… Но Гризелда оборвала ее:

– Никогда. Больше. Не заговаривайте. Со мной. Об этом. Аннабел и ее сестра обменялись взглядами. Имоджин сжала ее руку и наклонилась к ней.

– Я так испугалась за тебя! – прошептала она. – Мне нет никакого дела до моей репутации – все равно я вдова. Ноты…

От одной только мысли об этом горло Аннабел словно сжало тисками.

– Нам повезло, – прошептала она в ответ.

– Мне с трудом в это верится. Я думала, нам не спастись от леди Блекшмидт.

Аннабел с обожанием посмотрела на их дуэнью, которая сидела с закрытыми глазами, словно само старание держаться прямо могло довести ее до обморока.

– У меня такое чувство, что Гризелда обыкновенно получает то, что хочет, ты согласна?

Имоджин улыбнулась и сжала ее руку.

Кто, кроме Гризелды, мог выручить Аннабел в ситуации, когда одна из самых благоразумных представительниц света, войдя в спальню, обнаружила Аннабел в обществе полураздетого графа? Она сотворила чудо.

То есть до тех пор, покуда действие этого чуда не закончилось.

Удар обрушился, как это часто бывает с дурными вестями, в образе «Еженедельного вестника Белла» – изобиловавшей сплетнями газетенки, которую доставляли ровно в восемь часов утра каждый четверг.

Дворецкий герцога Холбрука Бринкли принял газету из рук мальчика-посыльного и двинулся своей мерной поступью обратно в малую гостиную, где он намеревался прогладить газетенку со сплетнями утюгом и доставить ее, свежую и хрустящую, к постели леди Гризелды вместе с чашкой густого горячего шоколада и галетой без масла, поскольку леди Гризелда придерживалась довольно строгой диеты, направленной на то, чтобы уменьшить ее бедра. Но, бросив один-единственный взгляд на газету, он чуть не прожег бумагу утюгом.

Итак, с серебряным подносом, на котором стоял стаканчик слегка пенящегося пива и лежала сложенная хрустящая газета, Бринкли вошел в затемненную опочивальню хозяина.

Его появление было встречено стоном:

– Кто это, дьявол побери!

– Бринкли, ваша светлость, – молвил он, отведя взгляд, покуда его хозяин силился выпутаться из клубка льняных простыней. – Весьма сожалею, что обеспокоил вас.

– Что ты делаешь в моей комнате? – заплетающимся языком наконец спросил герцог. – Что, в доме пожар?

Бринкли ощутил прилив сочувствия. Он протянул ему поднос.

– Прибыл «Еженедельный вестник Белла», – молвил он, придав тону своего голоса подобающую мрачность.

– На кой дьявол он мне? – воскликнул герцог, упав на спину и накрыв голову подушкой. – Ты что, сбрендил? Отнеси его Гризелде.

. – Ваша светлость наверняка захочет лично взглянуть на «Вестник».

– Нет, не захочет. – Дворецкий ждал. Через пару минут подушка отлетела в сторону, и герцог схватил газету с подноса. – Открой занавески, Бринкли.

Тот отдернул портьеры. Его светлость уставился в газетенку со сплетнями.

– И на что я должен здесь смотреть? – спросил он. – Я никогда не пойму их манеру выражаться.

– Вторая заметка в правой колонке, ваша светлость, – подсказал Бринкли.

– «Некая златовласая мисс А.Э… – полагаю, это Аннабел, – …была обнаружена в спальне с неким рыжеволосым графом…» Вздор! Враки чистой воды! Прошлым вечером Аннабел была на балу с леди Гризелдой.

Губы Бринкли сочувственно изогнулись. Хозяин изо всех сил старался быть хорошим опекуном для четырех девиц-бесприданниц, и не его вина, что они, как оказалось, были теми самыми юными леди, которые порождают скандалы с той же легкостью, с какой прочие барышни вышивают носовые платки.

Рейф продолжил читать, не веря своим глазам:

– «…каковой, как говорят, находился в чем мать родила, в то время как она мило умоляла его не продолжать их „отношения“. Мы счастливы сообщить, что сей джентльмен весьма охотно внял ее мольбам и повел себя со всей учтивостью, приличествующей сей плачевной ситуации. Мы, обретающиеся лишь на задворках общества, не можем удержаться от того, чтобы не пожелать титулованным джентльменам с севера Англии не спускаться со своих гор, поскольку только на прошлой неделе этот самый господин, как говорят, был замешан в скандальном поведении с близкой родственницей мисс А.Э.!»

– Дьявол бы побрал все это! – взвыл Рейф, отшвырнув газету. – Горстка гнусной лжи, состряпанной, чтобы продать газету. Я спущу с них шкуру!

Он поднял глаза на Бринкли, который протягивал ему пивную кружку. От одного ее вида на лбу герцога выступил пот, а осушив ее, он содрогнулся всем телом. Но где-то минуту спустя боль несколько утихла, и он смог открыть глаза.

– Надо поговорить с Гризелдой, – сказал он и, слегка пошатнувшись, выбрался из постели. – Где, дьявол побери, была Гризелда? Разве вчера вечером они не отправились все вместе на бал в честь какой-то дебютантки?

Бринкли кивнул.

– Ну и?.. – прорычал его хозяин. – Вернулись-то они вместе или нет?

– Они совершенно точно были вместе, – с достоинством ответил Бринкли. – Все три леди воротились домой в самое что ни на есть приличное время… около полуночи, я полагаю.

– Ошибка, – молвил Рейф, проведя по волосам нетвердой рукой. – Должно быть, это какая-то другая мисс А.Э. Я заставлю их напечатать опровержение. Я сожгу дотла их контору! Я подам на них в суд за клевету!

Бринкли не думал, что какая-либо из этих идей поможет им разрешить стоявшую перед ними проблему, но промолчал.

Эван дважды поднял и опустил дверной молоток, прежде чем дверь отворил расстроенного вида дворецкий, который бросил один взгляд на его рыжие волосы и тотчас распахнул дверь.

– Граф Ардмор, – сообщил ему Эван, но дворецкий уже вел его в гостиную.

– Вы позволите принести вам что-нибудь, милорд? – спросил он. – Быть может, что-нибудь освежающее? Чашку чаю? Боюсь, его светлость только что поднялся и никак не сможет встретить вас ранее чем через полчаса по меньшей мере.

– Я не желаю встречаться с его светлостью, – довольно любезно сказал Эван. – Я пришел, чтобы увидеться с мисс Эссекс, и был бы признателен, если бы вы дали ей знать об этом.

– О, но…

– Мисс Эссекс, – повторил Эван.

Вид у дворецкого сделался еще более усталым, но Эван был человеком, привыкшим добиваться своего.

– Сейчас же, – прибавил он.

– Мисс Эссекс, – сказал дворецкий, – пока еще не видела той газеты, милорд.

Эван улыбнулся.

– Тем лучше, – ответил он. – В таком случае могу ли я рассчитывать на то, что вы пригласите ее в эту комнату, не открывая ей глаз на существование этой непристойной статьи?

Дворецкий, казалось, навострил уши, прислушиваясь к тому, что происходит наверху, но Эван ничего не услышал.

– Леди Гризелда, возможно, уже осведомила юную леди, – наконец сказал он. – Я выясню, так ли это. Может статься, мисс Эссекс присоединится к вам. Со своей дуэньей, разумеется.

Эван схватил дворецкого за руку:

– Без дуэньи.

Глаза дворецкого расширились.

– Для этого уже слишком поздно, – бодро молвил Эван, что, вероятно, подтвердило самые худшие мысли дворецкого об Аннабел, но тут уже ничего нельзя было поделать.

Дворецкий ушел, а Эван уселся и принялся думать о земных вещах, вроде вдовьей доли наследства и дающей всходы пшенице, и – в этой связи – о том, как невероятно приятно иметь в кармане разрешение на венчание, выданное епископом Кентерберийским, зная, что вся эта затея с охотой на невест уже подходит к завершению.

Аннабел вошла в дверь, ведущую в гостиную, двадцать минут спустя, прекрасно сознавая, что творится что-то ужасно неладное. Начать с того, что истерический припадок Гризелды был слышен во всем доме. Кроме того, она слышала, что Рейф тоже вопит. В те редкие случаи, когда Рейф поднимался раньше полудня, он определенно никогда не повышал голоса. Следовательно, что бы ни стряслось, это что-то было достаточно важным, чтобы перевесить головную боль Рейфа.

Каким-то образом их вчерашнее приключение всплыло на поверхность. Возможно, все они опозорены. Или, быть может, опозорена только она одна, после того как ее обнаружили в номере отеля с полураздетым шотландским графом.

Когда Аннабел передали, что Ардмор ожидает ее внизу, она сидела за туалетным столиком, собираясь с духом, чтобы пойти и узнать, что она более не может притязать на то, чтобы стать женой добропорядочного англичанина.

Ардмор хотел увидеться с ней. Не с ее опекуном, а с ней.

Многие-многие годы она провела в мечтах о том, как выберется из Шотландии. Как оставит позади нищету и позор и приедет в Лондон, где встретит мужчину, который до конца жизни будет одевать ее в шелка. Мужчину с внушительным состоянием, который не имеет никакого отношения к лошадям. Вот и все, о чем она мечтала.

Но похоже, она хотела слишком многого.

Она ощутила оцепенение во всех членах. Несомненно, она сможет это пережить. Может статься, граф не все свои деньги спустил на конюшни. В конце концов, наскреб же он денег, чтобы приехать за женой в Лондон. У их отца никогда не было возможности вывезти их в свет во время сезона.

Она отворила дверь в гостиную так тихо, что граф не услышал ее. Он стоял в противоположном конце комнаты, разглядывая пейзаж Констебла. Ардмор был высоким. Она знала это, но по какой-то неведомой ей причине ей хотелось подмечать все его особенности. Вообще-то «высокий» не было первым словом, приходившим на ум при виде Ардмора: он выглядел скорее могучим, чем высоким, со своими широченными плечами и крепкими ногами, походившими на стволы молодых деревьев. По крайней мере еды он получает вдоволь, невесело подумала Аннабел. В сущности, если положение дел станет особенно неблагоприятным, то он всегда сможет наняться в поденщики. Но эта мысль не вызвала у нее улыбки.

Волосы его были красновато-коричневого цвета, словно осенние листья, которые только начинают буреть, и слегка загибались кверху у шеи. Он был одет в черное, как и оба раза, когда она его видела.

Аннабел вошла в комнату.

– Доброе утро, лорд Ардмор.

Эван обернулся. На мгновение ему показалось, что на встречу с ним пришла не та сестра, хотя они были нисколько не похожи. Несомненно, именно у Имоджин были такие трагически-печальные глаза и такой вид, будто она держится прямо единственно для того, чтобы не разразиться слезами. У Аннабел – той Аннабел, которая посмеялась над его предложением руки и сердца, – прежде в глазах плясали смешинки.

– Аннабел…

Он взял ее за руку – та была холодна, точно лед.

Она мягко отняла у него свою руку и сделала реверанс. После чего сложила руки на груди и замерла в ожидании.