Элоиза Джеймс - Супруг для леди

И чего, дьявол побери, она ждет? Очевидно, дворецкий ошибся, и она таки прочитала ту непристойную газетную сплетню. Следует ли ему начать с предложения? Она выглядела такой… неприветливой. И все же…

– Боюсь, мистер Барнет удрал из отеля, – наконец вымолвил он.

Заморгав, она уставилась на него.

Боже, до чего ж она была красива: вся в обрамлении мягких, пышных локонов золотистого цвета, который не имел ничего общего с медными оттенками, которые люди часто приписывают золоту. То было подлинное золото: нежные, чувственные, манящие золотистые локоны, гармонировавшие с ее кремовой кожей шотландки. А ее глаза… Они были прекрасны. Едва ли не чересчур восхитительны, чтобы быть внесенными в общий список, словно Господь Бог сотворил этот дымчато-голубой цвет специально для нее. Уголки их слегка загибались кверху, и когда она моргала, ресницы касались ее щек…

– Мистер Барнет, управляющий отелем, – пояснил он.

– А какое касательство он имеет ко всему этому?

– Именно он предоставил «Еженедельному вестнику Белла» сведения о событиях вчерашнего вечера, – объяснил Эван. – Он подслушивал, и боюсь, когда он осознал, что лишится своей должности благодаря гневу леди Гризелды, у него более не осталось причин не продавать эти сведения.

– «Вестник», – безжизненным голосом молвила она. – Так вот каков источник.

Эван подошел и встал прямо напротив нее.

– Нам придется выкинуть из головы эту мерзкую газетенку, барышня. Мы собираемся начать совместную жизнь, и подобного рода гадости в ней нет места.

– Конечно, – сказала Аннабел. – Весьма разумные слова. Она может прочесть статью позже. В данный момент… ей просто хотелось, чтобы он поскорее сделал ей предложение, чтобы она смогла удалиться в свою комнату и поплакать. Она не плакала с тех пор, как умер отец. Даже когда сбежала Имод-жин и когда умер Дрейвен. Но похоже, настал момент возродить этот обычай.

Он взял ее руки в свои. «Ну же, – подумала Аннабел. – Давайте!»

Но он молчал.

Выждав минуту, она подняла глаза и взглянула на него. У него были необычные глаза: глубоко посаженные и зеленые. Благодаря им он походил не на лощеных английских джентльменов, с которыми ей ранее доводилось водить знакомство, а скорее на опытных фермеров, которые арендовали землю у ее отца, покуда тот не распродал все угодья, кроме лошадиных пастбищ.

– Аннабел, – сказал Ардмор, – полагаю, вы не жаждете выйти за меня замуж.

Что верно, то верно, подумала она. Она посмотрела на его сапоги. По крайней мере они были начищены до блеска.

Эван вздохнул. Когда он заговорил, в голосе его еще сильнее сквозил грудной, раскатистый шотландский акцент.

– Что сделано, то сделано. И я не могу притворяться, будто я расстроен из-за этого, потому что я нахожу вас очень красивой.

Аннабел прикусила губу изнутри. Она всегда считала свою красоту подарком, доставшимся ей от матери. Подарком, который вызволит ее из Шотландии и нищеты.

– Очень рада это слышать, лорд Ардмор.

Эван не знал, что делать. Голос ее был совершенно безжизненным. Она старалась не встречаться с ним взглядом долее чем на мгновение.

– Неужели я такая плохая партия, Аннабел?

– Разумеется, нет, – ответила она, но затем прибавила: – Я не читала той статьи. Пожалуйста, не поймите меня превратно, но существует ли хоть какой-нибудь способ восстановить мою репутацию, не прибегая к столь крутому шагу?

Он покачал головой.

– Говоря по правде, даже наш брак может оказаться не в силах замять этот скандал. Думается мне, хорошо, что Шотландия находится на порядочном расстоянии от Лондона. Мы можем просто переждать, пока не улягутся все эти страсти. Видите ли, мистер Барнет перепутал мисс Имоджин с вами и вложил просьбу положить конец нашему союзу в ваши уста, а после того как это сопоставили с беспорядком в моем одеянии…

Ему не было нужды продолжать. Возможно, он был прав, говоря, что им надобно скрыться в Шотландии. На мгновение в душе Аннабел промелькнул страх, что она проплачет всю дорогу туда. Она сделала глубокий вдох.

– В таком случае вы хотели о чем-то меня попросить? Он снова взял ее руки в свои.

– Я хотел бы жениться на вас, – медленно произнес он. – Я хотел бы, чтобы вы поехали со мной в мои владения, стали моей женой и матерью моих детей, чтобы жить со мной в богатстве и бедности, в болезни и здравии.

Аннабел боролась с диким желанием убежать. Но почему-то ее туфельки приросли к полу.

– Да, – прошептала она.

Эван выпустил ее руки и извлек из внутреннего кармана толстый пергаментный свиток.

– Как только я прочел ту газетенку, то тотчас разбудил епископа и получил разрешение на венчание. – Внезапно он ухмыльнулся. – Мне пришлось показать ему «Вестник», и после этого он согласился, что ситуация не терпит отлагательств.

Она кивнула.

– Но я хотел бы попросить вас об одолжении, – сказал он.

– Поскольку вы спасаете меня от пожизненного позора, – молвила она, тщетно пытаясь придать своему голосу веселое выражение, – то я склонна полагать, что вы можете просить меня о множестве одолжений, и я выполню их все.

Он оставил ее жалкую попытку пошутить без всякого внимания.

– С вашего позволения, мне хотелось бы оставить это разрешение на венчание неиспользованным.

Нахмурившись, она посмотрела на него:

– Неиспользованным?

– Видите ли, барышня, я нахожу, что мысль о женитьбе в такой безбожной, легкомысленной манере мне не по душе. Но если мы покинем все это лондонское общество, создав у них впечатление, что мы действительно поженились, и отправимся в Шотландию… то мы, пожалуй, сможем пожениться там. В моих владениях есть церковь и священник, который там живет. Если отец Армальяк обвенчает нас, то это будет очень много для меня значить.

– Ему надобно будет зачитывать оглашения?

– Нет. У нас будет обручение. Это старинный шотландский обычай, и еще более почитаемый из-за своей древности. Это простой обряд, который проводится в кругу друзей, хотя отец Армальяк сделает из него настоящую церемонию.

– У меня нет приданого, – внезапно сказала Аннабел.

– А я слышал, совсем наоборот.

Сердце ее упало. Он думал, что она богата. Это был один из подарков Рейфа: прекрасное оперение, дарованное серой птичке, у которой едва ли была собственная рубашка. Она даже не могла заставить себя заговорить или посмотреть на него. Совместными усилиями они с Имоджин испортили ему жизнь.

В сущности, испорчена была не только его жизнь, но и ее. Она лишилась мечты об утонченном, богатом женихе из-за случайности, глупости Имоджин и вмешательства парочки грабителей. Он лишился мечты о богатой невесте благодаря тем же обстоятельствам.

– Мне жаль, – наконец вымолвила она, – но вы ошиблись. У меня действительно нет приданого.

– А как же Удовольствие Миледи? – спросил он, приподняв ее подбородок.

– А, Удовольствие Миледи… У меня есть лошадь. Но у меня нет приданого. Нет настоящего приданого.

– Мы обойдемся без него, – ответил он. Это должно было быть сказано.

– Мне искренне жаль, что мы с сестрой толкнули вас на этот путь, – промолвила она, положив руку ему на рукав. – Если бы не мы, то вы бы нашли себе юную леди с внушительным приданым. Наследницу. Мы разрушили ваши надежды.

– Но я попросил вас выйти за меня замуж еще до того, как все это произошло, – напомнил ей он.

У него и в самом деле были удивительные глаза, особенно когда он улыбался. Глаза его улыбались больше, чем губы.

– Вы думали, что я наследница, – подчеркнула она.

– Нет, у меня и в мыслях такого не было. Мне просто понравилось ваше лицо. Ваши волосы и ваши глаза.

Аннабел подумала о том, что в тот вечер она была одета в платье, которое стоило больше, чем годовой доход батрака, а уши и шею ее украшал жемчуг – подарок Рейфа.

Но Эван заговорил первым:

– Я слышу разговоры о приданом с того самого дня, как очутился в этом городе. Поверьте, существуют вещи, которые значат для меня гораздо больше…

– Я знаю, – перебила его она. – Первое – это чтобы ваша жена была шотландкой.

– И второе – чтобы она была шотландкой, – сказал он, и глаза его снова заулыбались, отчего на зеленом фоне засияли золотистые искорки. – Но то была просто шутка. Если бы я твердо решил жениться на девушке из Шотландии, то я бы не приехал в эту страну. И если бы вы были англичанкой… – он приподнял ее подбородок кончиком пальца, – то я все равно стоял бы там, где стою.

Тут его голова склонилась к ней, и его теплые губы неожиданно приникли к ее устам.

Аннабел была несчастна. Она готова была кричать от разочарования и ярости из-за всего этого, разразиться слезами от несправедливости, рыдать из-за утраты всех своих мечтаний о будущей жизни… и тем не менее в нежном касании губ Эвана было что-то безмерно успокаивающее. Руки его обвили ее стан, и на мгновение она почувствовала себя так, словно… словно… ей не нужно было думать ни о чем другом. Губы его дурманили ее разум, ласкали ее, словно прося о чем-то.

Вздохнув, она прильнула к нему… всего на миг. Утешительный миг. И объятия его стали еще крепче, словно она действительно была укрыта от всего мира, спасенная рыцарем в блестящих доспехах, который сейчас подхватит ее на руки, посадит на своего коня и увезет в свой замок. Она снова вздохнула, вспомнив о своих давних грезах…

И он воспользовался ее вздохом, незаметно проникнув в ее рот, и внезапно поцелуй их превратился в нечто совершенно иного рода. Повинуясь порыву, Аннабел обвила рукой его шею. Руки Эвана еще крепче сомкнулись на ее спине, и внезапно она ощутила мощный напор его тела, прижимавшегося к ней.

Аннабел всем своим телом ощущала исходивший от него призыв. Она инстинктивно преодолела последнюю долю дюйма, разделявшую их тела, и почувствовала, как удивительно ощущать столь тесную близость с другим человеком. Словно он мог вкусить ее печаль, и страх, и нежелание и мысленно говорил ей, что он это поправит, что все решит – и все это без слов.

От этого ей хотелось только одного: прижаться к его груди и просто… отдаться на его волю. Но в то же время само великодушие его поступка пробудило ее совесть, и в то время как губы его снова и снова жадно припадали к ее устам, а тело ее дрожало в его объятиях, совесть продолжала взывать к ее душе, и ее слабый голос никакими силами нельзя было унять, покуда она наконец не оторвалась от его губ и не произнесла:

– Я не шучу, лорд Ардмор. У меня и впрямь нет приданого.

Он распростер свои ручищи на ее узкой спине, и теперь они медленно-медленно двинулись вверх к ее плечам. В глазах его играла спокойная улыбка, а большие пальцы его рук неспешно гладили ее плечи там, где заканчивались короткие рукава ее утреннего платья.

– У вас есть лошадь, – напомнил ей он.

– Всего лишь лошадь. – Она сглотнула. – Вы, несомненно, слыхали о завещании моего отца.

– До меня не дошел этот слух, но, с другой стороны, я не большой охотник до сплетен. Я с радостью приму ваше приданое в свои конюшни. Не могу сказать, что я такой же мастер своего дела, как ваш батюшка, но у меня действительно есть солидная программа тренировки лошадей. Для вас это будет все равно что вернуться домой.

Аннабел покачнулась на ногах, и все приятное тепло, которое она ощущала после их поцелуя, выветрилось из нее, словно ночной туман.

Она собиралась выйти замуж за тренера лошадей, человека, испытывавшего такую же страсть к лошадям, как и ее отец.

Она и впрямь возвращалась домой – во всех смыслах этого слова.

Они снова были все вместе. Тесс сидела, прислонившись к одному из столбиков кровати в изножье: они с мужем коротали ночь у них, дабы проводить Аннабел в путь на рассвете. Джоузи, только что прибывшая из загородного имения Рейфа, свернулась калачиком, прислонившись к другому столбику, а Имоджин лежала подле Аннабел.

Аннабел старалась не допускать даже мысли о слезах. Она была бедной раньше и сможет быть бедной снова.

Вместо этого она пыталась ощутить счастье оттого, что сестры находятся рядом с ней. Но одновременно она испытывала цепенящее, эгоистическое чувство несправедливости всего этого. Имоджин с Джоузи останутся в Англии в комфортабельном доме Рейфа, а Тесс будет продолжать купаться в роскоши мужниного дома, тогда как ей придется вернуться в Шотландию. Ей, которая не любила Шотландию больше всех их.

Джоузи мигом согласилась бы занять ее место. Джоузи только что исполнилось шестнадцать, и она начинала превращаться в красавицу, перед которой через год-другой невозможно будет устоять. Сейчас же она страдала от прыщей, приступов ностальгии по Шотландии и вспышек раздражения. Раздражительность была чертой, которая вполне могла сохраниться на всю жизнь, вынуждена была признать Аннабел. Ну а чувство юмора определенно не покинет Джоузи до конца ее дней.

– Если ты желаешь провести с Аннабел беседу о первой брачной ночи, – сказала Джоузи Тесс, – то я с радостью поделилась бы советом.