Элоиза Джеймс - Супруг для леди

Бабушка Эвана открыла было рот, но Аннабел опередила ее.

– Стыд и срам? – спросила она, вздернув бровь.

– Французская душонка! – выпалила графиня. – Конечно, нам еще предстоит узнать ваше мнение о зимах в горах, мисс Эссекс.

Аннабел не была уверена, в чем проявилась французская душонка повара: в том, что он влюбился, или же в неприязни к глубоким сугробам.

Грегори тихо сидел возле дяди Тоубина и до сих пор не промолвил ни слова.

– У тебя есть гувернер, Грегори? – спросила у него Аннабел.

Мальчик поднял глаза от супа с таким видом, словно он был довольно удивлен тем, что к нему обратились.

– В настоящее время нет, мисс Эссекс. В феврале этого года мой гувернер решил вернуться в Кембридж, и с тех пор отец Армальяк обучает меня французскому и латыни.

– Тебе нравится изучать языки? – осведомилась Аннабел. Грегори казался совершенно не похожим на прочих детей, которых она знала. Он удивительно владел собой, а манеры имел столь изящные, что они были положительно старомодными.

– Безусловно. Но мне все же недостает уроков математики, – сказал он, откинув со лба черные волосы. – И археологии.

– Я подумал, что перерыв в занятиях пойдет Грегори на пользу, – сказал Эван. – Я попросил его составить мне компанию в полях на это лето.

Леди Ардмор презрительно фыркнула.

– Поля! В высшей степени неподобающе! Аннабел выгнула бровь.

– Поля?

– Мы выращиваем в моих угодьях всевозможные сельскохозяйственные культуры, – объяснил Эван. – Обычно я провожу большую часть лета, переезжая с одного поля на другое. – Выражение довольно осунувшегося, белого лица Грегори навело Аннабел на мысль, что план Эвана насчет солнца и свежего воздуха был удачным.

– Физический труд, – проворчала бабуля. – Это не приличествует графу. Твой отец никогда не стал бы пачкать руки подобным образом.

– Этим летом я собираюсь посадить несколько экспериментальных культур, – сообщил Эван, не обращая на бабушку никакого внимания.

Когда трапеза подошла к концу, Грегори с отцом Армальяком удалились, беседуя о Сократе. Леди Ардмор вышла, опираясь на руку дяди Тоубина и клянясь, что отберет у отца Армальяка все медяки или же умрет, пытаясь это сделать. Эван с Аннабел последовали было за ними, но тут Эван взмахом руки велел дворецкому идти вперед и затворил дверь.

– По моим подсчетам, я не целовал тебя три дня, – молвил он небрежным тоном.

От выражения его глаз члены Аннабел обмякли.

– Это неприлично, – вымолвила она. – Мы не должны никогда…

– Считай, виной тому твой корсет, – сказал он и сгреб ее в охапку.

Прошло порядочно времени, прежде чем Аннабел получила возможность докончить свое предложение, даже если бы она помнила, что хотела сказать. .

– Я должен кое о чем тебя предупредить, – сказал Эван. Он привалился к стене, глядя на нее сверху вниз, и единственное, о чем она могла думать, это как снова притянуть его голову к своей. – Кланы облетела весть, что мы собираемся пожениться.

– Они приедут сюда? – спросила Аннабел, пытаясь сосредоточиться на том, что он говорил.

– Разумеется. Я граф, а мы, шотландцы, народ общительный.

– И сколько человек, по-твоему, приедет тебя поздравить?

– Нас, – поправил он. – Они приедут поздравить нас.

– Ну хорошо, нас, – согласилась она.

Он улыбался той самой ленивой улыбкой, которая, казалось, появлялась на его лице сама собой – по крайней мере когда он был подобающим образом одет и накормлен.

– В последний раз, когда я ходил на свадьбу в горах, ее устраивал клан Макирни, и там было по меньшей мере сто человек. Но ты такая же уроженка Шотландии, как и я. Неужели тебе не доводилось раньше бывать на настоящих свадьбах?

Отец Аннабел не любил оставлять без присмотра свои конюшни, а уж тем более ради такого пустяка, как свадьба. И у них не было ни одного приличного платья.

– В последнее время как-то не приходилось, – сказала она. – С тех пор как умерла моя матушка.

Эван приподнял бровь.

– Разве твоя матушка умерла не тогда, когда тебе исполнилось шесть лет?

– Да. Поэтому я не знаю, чего ожидать, – призналась Аннабел.

– Это значит, что будет клан Поули, ну и прочие тоже. Думаю, сюда явятся сотни шотландцев. Большей частью пьяных или собирающихся напиться. Поголовно пускающихся в пляс. Не обойдется без драк, слез, моря смеха, парочки зачатых детей и визжащих женушек… – Он потянулся к двери, собираясь ее открыть, но тут заколебался. – Кажется, мы почти не разговариваем друг с другом, Аннабел.

Прикусив губу, она заставила себя улыбнуться.

– Полагаю, это все предсвадебное волнение, – весело промолвила она.

– Но тебя что-то беспокоит.

Дотронься он до нее – и она разразилась бы нелепыми слезами, которые по-прежнему норовили застигнуть ее врасплох в самые неожиданные моменты. Конечно же, она не могла признаться, что в ней начали проявляться тревожные признаки романтической натуры.

– Отвечай, или я буду вынужден развязать тебе язык поцелуями, – с напускной суровостью пригрозил Эван.

Слова слетели с ее уст так быстро, что она осознала, что собирается заговорить, только когда уже сделала это.

– Ну, я убеждена, что мне не следует выходить за тебя замуж, – сказала Аннабел. – Хотя я действительно хотела выйти замуж за богача. Я просто… я боюсь, время покажет, что мы не подходим друг другу.

Он улыбнулся ей, и она ощутила прилив раздражения. Ей начинало казаться, что Эван не слушал и половины из того, что она ему говорила.

– Я вправду считала супружескую неверность неотъемлемой частью своего будущего, – запальчиво сообщила ему она.

– Если бы ты вышла замуж за кого-нибудь другого, Боже упаси, – сказал Эван, – и я встретил бы тебя после сего факта, то, полагаю, я тоже стал бы подумывать о супружеской неверности.

– Нет, – помедлив минуту, сказала она. – Мне бы хотелось убить ту женщину, которая попыталась бы выйти за тебя, Эван. Первым попавшимся под руку оружием.

– Я выбрал себе в жены кровожадную барышню, это уж точно. – Однако он не смеялся, и в глазах его светилось нечто такое, отчего сердце Аннабел гулко забилось в груди. – Ты желаешь отправиться спать, или мне удастся уговорить тебя лишиться медяка-другого?

– Ты уже уговорил меня лишиться кое-чего, имеющего куда большую ценность, – не подумав, выпалила Аннабел. – Что такое пара медяков в сравнении с этим?

– Некоторые вещи бесценны, – сказал Эван, но глаза его были чрезвычайно серьезными. – Если бы я мог взять назад свои опрометчивые действия во время нашего путешествия, Аннабел, то я бы так и сделал.

Она выдавила из себя очередную улыбку. В малой гостиной дядя Пирс суетливо сдавал карты для спекуляции. Грегори следил за ним, словно ястреб, а графиня жаловалась. По всей видимости, никто, кроме дяди Пирса, ни разу не выигрывал в спекуляцию.

– Вы положили две карты в свою кучку! – воскликнул Грегори, и его лицо слегка вытянулось, когда дядя Пирс пересчитал свои карты, показывая, что у него их ровно столько же, сколько и у других.

– Все мы зачарованы жульничеством дяди Пирса, – прошептал Эван на ушко Аннабел. – Грегори оно в особенности сбивает с толку, и тем не менее он, похоже, никак не может поймать дядю Пирса с поличным.

И действительно, через час все медяки перекочевали к дяде Пирсу. Вид Грегори выражал крайнее отвращение, а леди Ардмор положительно душила ярость.

Последние две партии Аннабел сидела в сторонке, просто наблюдая за перемещением карт. Когда все засобирались идти спать, она накрыла ладонью руку Грегори.

– Ты составишь мне компанию за чаем завтра утром? – спросила она.

– Почту за честь, – ответил он с легким изящным поклоном. Аннабел была тронута, увидев, что щеки мальчика слегка порозовели.

– Быть может, ты подучишь меня спекуляции? – спросила она. – Боюсь, я удручающе неумелый игрок.

– Никто никогда не выигрывает в эту игру, – прошептал он ей. – Разве вы не заметили?

Аннабел ухмыльнулась.

– У меня три сестры, – прошептала она в ответ. – И самая младшая любит жульничать.

Грегори ответил ей улыбкой до ушей. Обернувшись, она увидела отца Армальяка, который протягивал ей руку.

– Не могли бы вы уделить мне минутку? Мне хотелось бы поговорить с вами по поводу вашего брака, – сказал он.

Аннабел почувствовала, что краснеет. Эван был уже на середине лестницы вместе со своей бабушкой, которая тяжело опиралась на его руку. Грегори и след простыл, а отец Армальяк протягивал ей руку точно так, как если бы был французским придворным. Поэтому она позволила увести себя в библиотеку.

– Вы хотите выйти замуж за нашего Эвана? – спросил он, когда Аннабел, усевшись в бархатное кресло перед камином, стала потягивать из крошечной рюмки обжигающее нечто, по вкусу напоминавшее подгоревший апельсин.

– Да, – ответила она.

– Вы позволите называть вас Аннабел?

– Конечно.

Аннабел впервые имела дело сокровенного свойства с представителем духовенства. Ее одолевало беспокойство. Она надеялась, что он не попросит ее прочитать молитву. Она наверняка перепутает в ней все слова.

– Важнее всего, – промолвил отец Армальяк, повернув к ней свое умиротворенное лицо ламы, – понять, действительно ли вы желаете выйти замуж за Эвана. Всем сердцем. – И внезапно вид у монаха сделался столь же строгий, как у всякого приходского священника. – Потому что сочетаться священными узами брака, не имея в душе подлинного чувства, неправильно.

– Это брак не по любви, – ответила она слегка прерывающимся голосом. – Мы женимся, чтобы избежать скандала.

– Конечно, самому мне неведома любовь между мужчиной и женщиной, – молвил священник, взяв ее ладошку в свою большую руку. – Но мне кажется, очень трудно точно определить, где начинается и где заканчивается любовь.

– О, я… – начала было Аннабел и осеклась, так и не договорив предложение до конца. Она не была готова рассказывать почти незнакомцу, что сама она была влюблена, пусть даже Эван не был. – Я понимаю, – сказала она. И внезапно ощутила страшную усталость.

Но одну вещь ей все-таки хотелось сказать.

– Эван рассказал мне о том, как много вы сделали, чтобы помочь ему справиться с горем из-за смерти родителей.

В улыбках отцу Армальяку не было равных.

– Он рассказал вам об этом, да? А я-то думал, он никогда не говорит о половодье и обо всем, что с ним связано. Равно как и о своих родителях.

– Мне кажется, – предположила Аннабел, – что он толком не помнит своего отца, потому что вы стали для него этим самым отцом.

– Когда я приехал в Шотландию, Эван был уже взрослым человеком, – сказал священник. – Поначалу он всячески противился тому, чтоб мы о нем заботились, как это часто бывает, по моим наблюдениям, с теми, кто был лишен семьи. Я также уверен, что вы заметили, моя дорогая, что он яростно защищает свое сердце, хотя и великодушен с теми, кто от него зависит. Я очень надеюсь, что вы измените его жизнь, как и он, вне всяких сомнений, изменит вашу.

Аннабел вежливо улыбнулась. Если отец Армальяк полагает, что она собирается разгуливать под дождем по стене с бойницами, распевая гимны вместе с Грегори, то его ждет разочарование. Она не желала превращаться в одну из тех благочестивых девиц, поющих псалмы. Отец Армальяк больше ничего не сказал – просто взял ее за руку и отвел обратно к лестнице.

– Ни вы, ни Эван не являетесь католиками, поэтому я совершу простой обряд обручения. Однако я постараюсь привнести в него как можно больше торжественности, и во Франции браки обыкновенно заключаются в воскресный день, – спокойно молвил он. – Поскольку вы оба ждали почти две недели, уверен, никто из вас не будет против того, чтобы подождать еще несколько дней. В конце концов, как вы сказали, это брак не по любви.

Аннабел взглянула на него, но лицо его было ласковым, и он улыбался.

– Совершенно верно, – сказала она.

Вечером следующего дня они играли в спекуляцию. В игре участвовали леди Ардмор, дядя Пирс, Эван, Грегори и Аннабел. Но события развивались не так, как обычно.

Чудо из чудес: Грегори выигрывал партию за партией, да и Аннабел тоже не уступала. К следующей партии Эван с бабушкой выбыли из игры, оставив три стороны сражаться между собой.

– Вы играете на удивление хорошо, – сказала графиня, когда Аннабел придвинула к себе два медяка дяди Пирса. Она ухитрилась подпустить в комплимент ровно столько сомнения, чтобы превратить его в оскорбление.

– Я с радостью дам вам пару уроков, если вам угодно, – ответила девушка, одарив ее утешительной улыбкой.

К удивлению Аннабел, графиня издала скрипучий смешок.

– Сдается мне, вы уже успели дать пару уроков Грегори. Глаза Грегори сверкали, и он брал взятку за взяткой. Взгляд черных глаз дяди Пирса метался по столу. Щеки его побагровели, сравнявшись по цвету с портвейном, в то время как кучка медяков перед ним таяла на глазах.