Рексанна Бекнел - Супруг по заказу

Оливия тихо ахнула, но подчинилась. Благослови ее Господь, она подчинилась!

Он стянул сапоги. Она сбросила туфли. Он избавился от брюк и остался в одном белье. Ее руки неподвижно лежали на коленях, сминая юбки. Во взгляде плескалось смущение.

— Я помогу тебе, — ответил он, быстро развязывая тесемки и снимая с нее юбки, верхнюю и нижнюю. Отбросил их и повернулся к ней. Одетая только в сорочку, с обнаженными руками и ногами, она казалась самой совершенной женщиной на свете. И она принадлежит ему. Всегда будет принадлежать.

— Мы поженимся на этой неделе, — уверил он, снова укладывая ее на постель и нависая над ней. Кровать скрипнула, когда он встал на колени. Мышцы дрожали от усилий сдержаться и не подмять ее под себя подобно изнывающему от похоти жеребцу. — Завтра я поговорю с твоей матерью и братом.

— Они будут очень рады, — прошептала она.

Он легонько поцеловал ее в губы, а когда поднял голову, она доверчиво посмотрела на него.

«Но ты не должна доверять мне, милая Оливия»…

Именно это ему следовало сказать ей. Только он был так близок к тому, чтоб овладеть ей. К осуществлению своей мечты. Он должен был отослать ее домой, до того как она обнаружит его истинное лицо.

Но он не мог. И поэтому опустился на нее.

Она потрясенно ахнула, но не возразила. Они не сводили друг с друга глаз. Он знал, что ее не касался ни один мужчина, кроме него. И все же она привносила в свою невинность явный оттенок чувственности, более пьянящий, чем уловки опытной куртизанки. Она хотела его и боялась того, что он намеревался с ней сделать.

И все же не дрогнула. Не попыталась отстраниться.

— О Господи! — выдохнула она, и этот горловой звук разжег огонь его страсти. Но тут она поцеловала его грудь, совсем рядом с соском, и Невилл громко застонал. И вдавил ее в матрац всем весом, давая почувствовать жар и вес своего возбуждения. А она целовала все, до чего могли дотянуться ее губы: его плечо, горло, подбородок, челюсть… и наконец, сжав лицо ладонями, приникла к губам.

Когда ее язык прокрался между его губами, последние остатки самообладания мгновенно улетучились. Он не помнил, как избавился от белья, как сорвал с нее сорочку. И, снова опускаясь на нее, мельком увидел гладкую белоснежную плоть, сладостные изгибы света и теней, полные мягкие груди с темно-розовыми сосками, которые он собирался осыпать ласками… но позже. Он накрыл ее своим телом: его пылающая, жаркая кожа на ее, прохладной и шелковистой, — и тоже поймал ладонями ее щеки. Если он не возьмет ее сейчас, то умрет в мучениях.

— Тебе может быть немного больно, — хриплым от страсти голосом пробормотал он. — Я постараюсь быть нежным.

Она вдруг улыбнулась. Прекрасной, счастливой улыбкой. На сердце Невилла потеплело. Улыбка утешила его. Наполнила чувством, названия которому он не ведал.

— Знаю, — прошептала она, когда его мужская плоть коснулась развилки меж ее бедрами. — Я люблю тебя, Невилл… о…

Ее признание застало его врасплох, но Невилл скрыл потрясение, вонзившись в нее, а ощутив ее девственную преграду, вошел еще глубже.

Она лежала неподвижно и, казалось, не дышала, только слегка вздрагивала. Он тоже трепетал, но не от мощи собственной страсти, готовой выпорхнуть на волю. Она сказала, что любит его. Неужели это правда? Поняла ли она, что сейчас сказала? Имеет ли хоть какое-то представление о том, что выговорили ее уста?

— Невилл… — Она судорожно вздохнула, что сразу вывело обоих из транса.

— Тебе не больно? — с трудом выдавил он.

Ее глаза были такими огромными, что даже в полумраке спальни все клубящиеся в ней эмоции читались, как в раскрытой книге. Потрясение. Страсть. Изумление. Любовь.

Он закрыл глаза и, не дожидаясь ответа, стал медленно двигаться в ритме, который должен принести давно желанное облегчение… как ему, так и ей. Но он не хотел смотреть в эти нежные, любящие глаза.

Он мог дать ей физическое удовлетворение. Но не хотел, чтобы она любила его. Потому что знал, насколько недостоин этой любви. С самого начала он намеревался соблазнить ее. Убедил себя, что она может облегчить его боль, и, преследуя свою цель, игнорировал все упреки совести.

Он эгоистичный подонок, но сознание этого ничего не меняло. Он хотел Оливию. Должен был ее получить. Но одно знал твердо: ее любви он не заслуживал. И не мог на эту любовь ответить. Давно потерял способность любить… Но подарить ей наслаждение? Это в его силах.

Поэтому он сделал все, чтобы дать ей это наслаждение, тем более что желал этого с того момента, как увидел Оливию. Он пробудит в ней женщину, и тогда она забьется в экстазе, о существовании которого до сих пор не ведала. И сам получит разрядку, в которой так отчаянно нуждался.

Оливия ощутила, как ее лоно раздается. Сначала она чувствовала себя чересчур наполненной его плотью. Шокированной вторжением. Ошеломленной мучительной близостью. Но с каждым выпадом, с каждым новым приливом жара потрясение постепенно переходило сначала в изумление, а потом и в готовность ответить на ласки. Так вот он, чудесный, волшебный, передаваемый шепотком секрет об отношениях мужчины и женщины. Все ее тело, казалось, набухало, пульсировало и двигалось в заданном им ритме.

Почему она так долго противилась ему? Сознавать, что это мощное тело движется над ней, сосредоточено исключительно на ней… Это ни с чем нельзя сравнить…

Ее руки неустанно скользили по его спине и плечам, по буграм чуть влажных от пота мышц. В какой-то момент движения из осторожных стали требовательными.

— О, Невилл! — простонала она, не сознавая, что говорит. Чувства были так сильны и с каждой секундой воспламенялись все больше. Пламя поднималось все выше. — Невилл, Невилл, — выдыхала она с каждым выпадом.

И он отвечал на каждый призыв, пока ритм не стал почти невыносимо быстрым. Тело Оливии горело, словно она стремилась вырваться из собственной кожи и возродиться, но уже другой. Совершенно иным созданием. И самым поразительным было то, что она желала этого. Желала, чтобы он никогда не останавливался. Никогда.

— Невилл, Невилл… о, любимый мой… о…

Она не столько слышала, сколько ощущала ответ…

Он все увереннее подводил ее к самому краю…

Оливия издала беспомощный крик, когда произошел взрыв. Наслаждение наполнило ее, вырвалось на волю и заодно окутало Невилла, потому что он на миг застыл, испустил громкий крик и, задрожав, вошел в нее последний раз.

Несколько минут, великолепных минут великолепного смятения они лежали вместе. Почти без сознания.

Так вот что это такое — любовь между мужчиной и женщиной…

Насытившийся разум. Насытившееся тело…

Думать об этом было странно, и все же иного и быть не могло…

Оливия вздохнула. Невилл поцеловал ее.

— Я люблю тебя, — пробормотала она, наслаждаясь тяжестью его массивного тела. И хотя ей было трудно признаться, все же она сказала правду. — Я люблю тебя, Невилл.

Он медленно приподнялся и лег на бок.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, — улыбнулась она. — Прекрасно. Как может не быть прекрасно после того, что они только сейчас делали?

Но Невилл почему-то не улыбнулся в ответ. Только прижал ее к себе, так что ее голова оказалась под его подбородком. Хотя она не видела выражения его лица, все же чувствовала некую неловкость. А ведь она инстинктивно чувствовала, что этот момент должен быть исполнен умиротворения. Но сейчас между ними существовало напряжение. Напряжение, исходившее от Невилла.

Она сделала что-то не так?

— Невилл… — начала Оливия.

— Шшш. Послушай меня. Послушай… завтра ты сообщишь матери, что мы поженимся. Я поговорю с Джеймсом. Он разозлится на меня за то, что произошло между нами, но все же, думаю, втайне обрадуется.

— Но, Невилл! — воскликнула Оливия, пытаясь приподняться на локте. — Ты прав, но… — Она осеклась, встретив его настороженный взгляд. Почему он насторожен именно сейчас?

Но Оливия поняла, в чем дело. Он был не в своей тарелке с той минуты, как она сказала о своей любви. С ее первого признания в любви.

Прохладный ветерок коснулся влажной кожи на плечах и руках. Она сказала, что любит его, но не дождалась ответного признания. Может ли оказаться так, что он хочет жениться на ней без любви?

Хотя Оливия знала, что множество браков совершаются именно по этому принципу, но после того, что сейчас произошло между ними, не хотела верить, что ее ждет то же самое. Она любила Невилла и ждала ответной любви.

— Я люблю тебя, — повторила она, бросив ему эти слова как вызов. Слова были сказаны, перчатка брошена, и, глядя в его глаза, Оливия отчетливо видела, как он уходит в себя.

Удаляется от нее. Ей словно ледяной водой в лицо плеснули: слишком горька оказалась правда.

Но он тут же притянул ее к себе и попытался накрыть смятой простыней.

— Любишь меня? После того, как я столько раз давал тебе поводы сердиться, ты по-прежнему любишь меня? — шутливо допрашивал он, переворачивая Оливию так, что снова оказался меж ее бедер. — Любишь меня? Или вот это? — продолжал он, лаская и целуя ее. Возбуждая так, как несколько минут назад. Его руки и губы дарили столько наслаждения, что Оливия, казалось, в нем утопала. Он собирался еще раз подвести ее к пику экстаза. Кульминации желания и вечной любви… если не считать того, что сам он не привносил в их слияние ни капельки любви. В отличие от нее. И поэтому теперь она боролась с обольстительным зовом желания.

— Не нужно. Взгляни на меня. — Она сжала ладонями его лицо и вынудила взглянуть ей в глаза. — Послушай меня.

— Нет! — Невилл сжал запястья Оливии и завел ее руки за голову. Она застала его врасплох своими признаниями в любви, и на секунду его одолела паника. Но теперь он пришел в себя. Пришел в себя и обрел самообладание. — Нет, Оливия, это ты меня выслушай. Я знаю, чего ты хочешь от меня. Каких слов. Но это всего лишь слова. Бессмысленные… и какое они имеют значение, если мы так подходим друг другу по темпераменту, интересам, взглядам на жизнь. И взаимному желанию. — Мы — прекрасная пара, ты и я…

И он продолжал доказывать ей это.

Оказалось, вовсе не так трудно возбудить в ней желание. Она была женщиной сильных страстей, его Оливия. Его Хейзл. Умная и рассудительная и одновременно храбрая и неустрашимая.

«Ей понадобится каждая унция этой храбрости, чтобы иметь дело с тобой».

Уродливая правда — как удар в лицо: крупные капли пота выступили на лбу Невилла, но это только его подстегнуло. Он впился поцелуем в ее губы, чувствуя, как тает ее сопротивление, а потом стал целовать ее груди, прелестные, мягкие груди с темно-розовыми вершинками, тугими и набухшими от прилива страсти.

Он взял сосок в рот, и Оливия застонала. Подмятая его телом, она трепетала от страсти и пыла, вызывая в нем ответную дрожь.

Неужели она не видит, что он никогда не заботился о том, чтобы доставить любой другой женщине столь изысканное удовольствие? Неужели не понимает, что полученное ею наслаждение в сотни раз усиливает его собственное? При одной мысли о том, что он может заставить ее извиваться под ним, его плоть немедленно восставала. Одно сознание того, что он может заставить ее кричать и задыхаться, едва не доводило его до разрядки. В ее присутствии он чувствовал себя зеленым мальчишкой, изголодавшимся по женскому телу.

Может ли быть так, что этого для нее недостаточно?

Он сделает все, чтобы этого оказалось достаточно.

Пусть он неспособен любить ее так, как она хотела. Слишком искалечена прошлым его душа. Но он может любить ее тело. Заботиться о ней. Защищать ее.

Он обожествлял ее тело. Сумел найти самые потаенные, самые чувствительные местечки. Внутренний сгиб локтя, нежную плоть за ухом. Пересчитывал каждое ребро поцелуем и не пропустил ни одного изгиба ее талии, живота и бедер. Вниз по стройным гладким ногам. Вверх по вскинутым бедрам, игнорируя лихорадочные мольбы взять ее.

Он тренировал лошадей заботой и терпением. Сколько еще заботы и терпения он обрушит на эту женщину? Пройдет время, и она научится обретать бездонное наслаждение лишь в его поцелуях.

И этого будет для нее достаточно. Ей не понадобятся эти три затертых слова, означавших меньше, чем воздух, который ушел на то, чтобы их выдохнуть…

Оливия проснулась одна в постели Невилла. Ее не смутила незнакомая обстановка. Она сразу поняла, где находится. Но где Невилл?

Холодный ветерок шевелил сдвинутые не до конца занавеси. Лето прошло. Осень наступает. Хотя единственная свеча успела выгореть, лунный свет пронзил нависшие тучи, проник в комнату, и Оливия смогла разглядеть простую мебель, совершенно не соответствующую сложной натуре хозяина.