— Вы еще имеете наглость сомневаться? Немедленно отдайте!

— С одним условием.

— Каким именно? Помоги вам Боже, если это что-то такое же вульгарное, как все ваши речи!

— Помоги мне Боже? — хмыкнул он. — Истинная леди больше волновалась бы за свою репутацию, чем за мою.

— Поверьте, ваша репутация ничего для меня не значит.

— Зато значит для меня, — с неожиданной серьезностью ответил Невилл. — Можете получить свой журнал при условии, что этот инцидент… скажем… недоразумение, останется строго между нами…

— Ах вы, мерзкий…

— У меня дела с Каммингсом и его гостями, а все случившееся может послужить препятствием к благополучному их завершению. Я прошу извинения за свою ошибку и за нанесенное вам оскорбление.

Оливия поспешно закрыла рот. Наконец-то извинение. Истинная леди скорее всего примет его с холодной любезностью, а потом удалится с высоко поднятой головой, гордая своей моральной победой. Но Оливия все еще была очень зла. Неужели она удовлетворится какой-то жалкой просьбой о прощении? И это после всего, что он ей наговорил? Ей хотелось, чтобы он умолял. Чтобы пресмыкался.

— Отдайте мой журнал.

— Как насчет моего условия? — настаивал он, вскинув бровь. Похоже, других извинений она не дождется!

Оливия могла поклясться, что все это скорее забавляет его и вряд ли он беспокоится за свою репутацию, что бы там ни говорил.

И все же ей нужен журнал. Кроме того, она инстинктивно понимала, что молить этот человек не будет.

Хорошо еще, что журнал не попал в руки человека, лучше знакомого с лондонским обществом. В течение всех трех сезонов она ничего не слышала о лорде Хоке. Если так, он не сможет узнать имена тех, кто упоминается в ее журнале. Иначе это будет до невозможности унизительно.

— Учитывая ваше положение, заверяю, — начала она самым холодным, самым надменным тоном, — что мне вовсе не хочется говорить об этой неприятной встрече с кем-то из моих знакомых.

— Даже с вашей матушкой?

— Особенно с ней, — отрезала Оливия и тут же пожалела о своей откровенности, поскольку он снова вскинул бровь и с интересом уставился ей в глаза. — Поэтому прошу вас отдать мой журнал.

Дерзко пожав широкими плечами, он отдал ей журнал. Но очередная волна облегчения, охватившего Оливию, разбилась об один неприятный факт: их пальцы коротко соприкоснулись, и эффект оказался поразительным.

Она отвела глаза и прижала журнал к груди, молясь, чтобы он не разглядел охватившей ее внезапной паники. Зато она хорошо знала все признаки: колотящееся сердце, влажные ладони, скрученные узлом внутренности. Почему она не надела перчаток?

Оливия молча повернулась, спеша уйти, но его слова остановили ее:

— Мисс Берд, я самым искренним образом прошу прощения и могу винить в своем возмутительном поведении только слишком большое количество выпитого вчера спиртного.

Оливия вновь обернулась, отчасти, хоть и против собственной воли, умиротворенная его словами. Безопаснее сердиться на него, чем ощущать странные, не поддающиеся определению эмоции, не имевшие, на ее взгляд, ни малейшего смысла.

— Доброго вам дня, лорд Хок, — кивнула она.

— И на прощание еще одно. То, чего я так и не понял. Вы не потрудились объяснить значение этих записей в вашем журнале. Почему вы пишете о стольких мужчинах?

Уже привычный гнев поспешил ей на помощь.

— Это не ваше дело.

— Возможно, и нет. Но я человек любопытный и часто сую нос в дела, которые не должны меня касаться.

Теперь он улыбался, циничной, кривой улыбкой, полностью опровергавшей всю чистосердечность его извинений.

— Мне очень жаль, но ничем не могу помочь. — Она смотрела на него ледяными глазами. — И я ожидаю от вас такой же скрытности, какой вы потребовали от меня.

— Разумеется, — кивнул он. — Но я хотел бы, чтобы все было иначе.

Она ответила самодовольной, абсолютно фальшивой улыбкой.

— Если вы имеете в виду нашу первую встречу, боюсь, уже слишком поздно исправлять то, что случилось.

Но ее презрительный тон, вместо того чтобы уязвить его, казалось, стал чем-то вроде вызова, потому что он окинул ее мрачным взглядом синих, постепенно темневших глаз.

— Боюсь, вы не так меня поняли, мисс Берд. Окажись вы той женщиной, за которую я вас сначала принял, я был бы гораздо счастливее, чем сейчас.

Сначала Оливия не поняла его. Но уже через секунду значение его слов, гнусное, оскорбительное значение, дошло до нее. Кровь бросилась ей в лицо. В довершение всего негодный повеса имел наглость подмигнуть и ухмыльнуться.

— Доброго дня, — пожелал он без всякого раскаяния за свое непростительное поведение, после чего как ни в чем не бывало ушел, а Оливия только смотрела ему вслед, разинув рот: оскорбленная, возмущенная и — что уже ни в какие ворота не лезло — польщенная. В глубине души.

Глава 5

Невилл огладил бока кобылки. Она готова. Он волновался за нее. Но Отис заверил его, что путешествие из Вудфорд-Корта только укрепит ее ноги.

Невилл провел ладонью по ее крупу и мышце, поврежденной два месяца назад. Да, она готова.

— Хорошо, Китти. Покажи им, на что ты способна. Словно поняв его, кобылка заржала и толкнула его лбом. Лучшего животного в конюшнях Вудфорда еще не было. Даже Валентина, кобыла отца, не была так совершенна, как молодая Киттиуэйк.

Барт Тиллотсон, его тренер, прислонился к двери стойла.

— Она возьмет скачку дам, — предрек он и для пущей убедительности сплюнул в угол.

— Но сможет она бежать еще через два дня, вместе с джентльменами? Сможет выстоять против лошади Флеминга или этого широкогрудого скакуна из конюшен Вагнера?

— Если ее нога выдержит завтра, — кивнул Барт, — она вполне может бежать с трехлетками.

Он вошел в стойло, встал на колени и потрепал лошадь по ноге.

— Она храбрая, наша Киттиуэйк. И не испугается этих скверных мальчишек. Покажет им свой прелестный круп и поведет за собой.

Невилл молча кивнул и перешел в стойло Кестрела, признанной звезды его конюшни. Но мурлыча мелодию без слов для ободрения резвого животного и подкармливая его сушеными яблоками, запас которых всегда имелся в кармане, Невилл обдумывал слова Барта.

«Она не испугается этих скверных мальчишек. Покажет им свой прелестный круп и поведет за собой».

Только на уме у него была не чистокровка Китти. Скорее уж чистокровка Оливия Берд.

Путем несложного расследования, задав несколько вопросов, он установил, что Оливия не лгала. И действительно была дочерью овдовевшей леди Данмор и покойного Камерона Берда. Еще более интересным был тот факт, что ее семья владела поместьем, лежавшим к югу, на другом берегу реки Твид, напротив его собственного. Много лет эти земли пустовали, плодородные поля и поросшие травой долины не засевались и не служили пастбищами. Тамошний управитель был стар и сварлив и на все предложения Невилла арендовать земли отвечал отказом.

Ему стоило бы понять, кому принадлежит поместье, еще в тот момент, как он услышал ее имя. Но он ничего не понял. Возможно, слишком увлекся женщиной и своей физической реакцией на нее. Но теперь, узнав, кто она, он должен держать эту реакцию под контролем.

Невилл поскреб дугу мощной шеи Кестрела. Это его шанс обратиться к леди Данмор с просьбой об аренде. Прекрасная возможность дать людям округа работу и возможность жить лучше. Но прежде всего он должен постараться возвыситься во мнении дочери леди Данмор.

Перед глазами всплывало разъяренное лицо Оливии. Ее глаза, мечущие в него стрелы. Боже, как она была великолепна! Даже в момент гнева! Интересно, знает ли она, что он — ее шотландский сосед? Что он безумно ее вожделеет? При этой мысли Невилл фыркнул. Как она может не знать? Он дал достаточно ясно это понять. И она еще долго не забудет и не простит его оскорбительного поведения.

Перебирая в памяти каждый момент их встреч, Невилл проверил, есть ли в ведре вода для Кестрела, и вышел из стойла. Хотя он был груб и дерзок с ней, все же отчасти вина лежала не на нем. Что еще может подумать мужчина о женщине с таким роскошным телом, неукротимым темпераментом и грудным чувственным голосом? Добавить к этому густые рыжеватые волосы, сверкающие зеленые… нет, осенние глаза и манеру бродить по дому ночью… неудивительно, что он ошибся в ней!

Но существует еще и этот весьма любопытный журнал, которым она так дорожит.

Невилл остановился у конюшни и рассеянно обозрел двор. Все утро он гадал, что означают эти записи, и пришел к одному выводу. Это не достоинства и недостатки клиентов, как он предполагал ранее. Скорее, оценка возможных женихов. Дама взвешивает, годятся ли они в мужья. Как остальные женщины ее возраста и круга, мисс Оливия Берд искала подходящую партию.

Невилл громко хмыкнул. Какая меркантильная крошка! Оценивает все положительные и отрицательные стороны знакомых мужчин. Хорошо ли они танцуют, их привычки, склонность к игре и пьянству, преданность матерям.

Невилл снова рассмеялся. Ей, вероятно, очень важно знать, за кого выйти замуж, чтобы не ошибиться. Но в ее журнале тридцать восемь записей! Он точно знал, потому что успел пересчитать! Означает ли это, что она, поразмыслив, отвергла каждого? Или некоторые все еще остаются в списке? И собирается ли она внести в журнал и его?

Невилл мгновенно протрезвел. Вряд ли ее мнение о нем будет столь уж лестным. Что она скажет? Пьяный болван? Похотливый распутник, грубый и склонный к оскорблениям? Нераскаявшийся грешник?

Хотя девушка, верная своему обещанию, может скрыть обстоятельства их первой встречи, не исключено также, что она отговорит мать подписать с ним соглашение об аренде.

— Проклятие! — выругался он. Опять эта жестокая жажда сделала из него полного идиота. Только на этот раз он показал всю низость своей натуры не перед дояркой или служанкой из кабачка. Оливия Берд — аристократка. Дочь знатного человека. Девственница, одним своим происхождением защищенная от подобных ему мужчин. Судя по ее поразительной внешности и смелости, он не первый, кто удостаивался от нее пощечины.

Невилл потер щеку, вспоминая не столько боль, сколько гнев, полыхавший в ее глазах. Он помнил также вожделение, которое она пробудила в нем. Вожделение, подобное которому он не испытывал много лет.

После возвращения с войны он вовсе не вел целомудренную жизнь. Всегда находилось достаточно женщин, готовых ублажить молодого наследника Вудфорда, который, в свою очередь, не задумываясь этим пользовался. Но эта похоть была подобна пьянству: он без разбора брал все, что попадалось под руку.

Но его чувства к Оливии Берд были немного другими. Да, он хотел от нее того же, что и от всех остальных: подмять под себя ее нагое нежное тело. Но он хотел именно ее. Не любую доступную женщину. Именно ее.

В лицо дул теплый душистый ветерок. Возможно, он хотел ее именно потому, что она не делала секрета из того, как презирает его. Раньше ему не приходилось трудиться, чтобы привлечь внимание женщины. Может, его манил неосознанно брошенный вызов? Она была умной, решительной, красивой… впервые в жизни он встретил подобную женщину. И все же она пробудила в нем неодолимое сладострастие. Которое он не испытывал до сих пор.

Но ему нужно сохранять ясную голову. Помнить причину своего приезда в Донкастер. И эта причина была главным источником его проблемы. Мисс Оливия Берд, как и он, была гостьей Каммингсов. Судьба столкнула их на одной тропинке. Если он будет вести себя учтиво, есть все основания надеяться, что она последует его примеру. Он в Донкастере для того, чтобы продать лошадей и выиграть на скачках, и очень надеется, что своего добьется.

Но теперь у него появилась еще одна цель. Нужно втереться в доверие к леди Данмор и каким-то образом помириться с дочерью. Хотя он втайне наслаждался потрясенным выражением ее лица после своих прощальных слов сегодня утром, все же слова эти были необдуманными и не слишком умными. И его не извиняет даже то, что она пробудила в нем гнев своим пренебрежительным обращением. В будущем ему придется как-то себя сдерживать. И это не слишком уместно, потому что сдерживать себя в присутствии мисс Оливии Берд не было никакой возможности.

Расстроенный новыми препятствиями, Невилл сунул руки в карманы и хмуро уставился на собственные сапоги. Приходится признать, что он совершенно позабыл о светских манерах. Ему следовало бы оставаться в Вудфорд-Корте, подальше от того общества, которое он покинул четыре года назад. Там он мог допиваться до бесчувствия хоть каждую ночь и плевать на то, кого грубо оскорбил.

Но Вудфорд оказался в стесненных обстоятельствах, а его люди надеялись, что хозяин сможет улучшить их жизнь. Во всем остальном он потерпел сокрушительную неудачу, но жители Келзо по-прежнему нуждались в нем, и он боялся подвести их. Поэтому и отправился на скачки в Донкастер, где аристократы позванивают тугими кошельками и не считают каждый шиллинг. Победа его конюшни — самый быстрый способ собрать денег и сделать необходимые ему усовершенствования. А засеять пустующие поля Берд-Мэнора — скорейший способ дальнейшего благоденствия.