Моника Маккарти - Суровая нежность

Она пришла в ужас, сообразив, что не знает. Да и откуда? Единственный мужчина, с которым она целовалась, – это он, ну, еще Уильям, хотя целомудренный поцелуй в церкви, наверное, не в счет.

Но она не даст ему себя запутать. Пусть она и невинна, но может понять, почувствовать, когда небезразлична мужчине. И она видела его лицо на свадьбе. Тот нервный тик выдал его. Хелен вздернула подбородок.

– Я тебе не верю.

Он пожал плечами.

– Я всегда терпеть не мог Монро. Но выходи за него, если таково твое желание.

Сердце ее упало.

– Ты, верно, шутишь. – В горле внезапно пересохло, голос осип. Ведь не только из-за соперничества он взревновал… нет?

– Он может тебя защитить.

При чем здесь это? Для чего ей нужна защита?

– Но я не люблю его. Я люблю тебя.

Магнус оцепенел, пытаясь не позволить себе отозваться на ее слова, но чувствовал, как они прокатываются внутри его подобно барабанной дроби.

Она это не всерьез. Но даже если она действительно так думает, этого мало. Это они уже проходили, и повторять он не намерен.

Она приняла свое решение четыре года назад. Тогда ее любви оказалось недостаточно, и с тех пор ничего не изменилось. Если у них и был какой шанс, они лишились его в тот день, когда она вышла за Гордона.

Он страшно злился на себя за то, что утратил самообладание и поцеловал ее. Но он буквально разума лишился от ревности, и когда она стала дразнить его своим телом и словами, он не выдержал – что становилось пугающе частым делом, когда она оказывалась рядом. Соблазн взять то, что она предлагала, был слишком велик.

Ему надо убраться отсюда к чертовой матери. И поскорее.

«Я люблю тебя».

О Господи! Это ее признание продолжало звучать у него в голове.

Она это несерьезно. Ее брат был прав. Хелен любит все, что ее окружает. Его она не любит. Если б любила, не отказала бы ему и уж точно не вышла замуж за другого.

– Ты поняла это до или после того, как вышла замуж за моего лучшего друга?

Она вздрогнула, чего он, наверное, и добивался. Магнус понимал, что неправильно это – вот так сгоряча набрасываться на нее. Но что-то в ней – во всей этой ситуации – побуждало его сделать ей больно так же, как было больно ему. И больно до сих пор.

– Это было ошибкой. Мне не следовало выходить за Уильяма, и он знал это так же хорошо, как я.

Магнус не желал этого слышать.

– Теперь уже все равно.

Но напоминание о друге укрепило его решимость и напомнило, зачем он приехал сюда. Теперь, удостоверившись, что она вне опасности, он может оставить все свои надежды в прошлом. Оставить ее в прошлом.

Еще один день. Еще один день он сможет вытерпеть. По крайней мере думал, что сможет. А потом Хелен сократила расстояние, которое он проложил между ними. Она была такой маленькой и женственной. Его охватило всепоглощающее желание вновь заключить ее в объятия. Ее нежный, соблазнительный запах дразнил его. Он до сих пор ощущал вкус ее губ на своих губах, этот сладкий мед, как амброзия для изголодавшегося мужчины.

Он еще никогда не терял подобным образом самообладания. Никогда. Ему хотелось наброситься на нее, прижать к дереву, обвить ее ногами свои чресла и сделать то, что он жаждет сотворить с ней уже столько лет. Она уж больше не девочка. И не невинная дева, которую он думал сделать своей женой.

– Что я должна сделать? Встать на колени и молить о прощении?

Только этого недоставало. Образ Хелен, стоящей перед ним на коленях…

Но представлял он не мольбы, а ее ротик, обхвативший его достоинство. Свои руки, вонзающиеся в ее мягкие, шелковистые волосы, когда она берет его глубоко в рот и…

В паху у него отяжелело, плоть набухла.

Да что ж такое происходит? Он теряет всякий разум. Ее близость как любовное зелье. Она даже не представляет, что творит с ним. Как один взгляд, одно прикосновение, один вздох могут отправить его в бездумный, порожденный похотью ступор.

Внезапно и один день показался вечностью.

– Мне нечего тебе прощать, Хелен. – Глаза их встретились, и, видя ее искренность, сердце его немножко смягчилось. – Ты ведь, в сущности, уже не знаешь меня. Я не тот, кем был четыре года назад.

И это правда. Им не вернуться к тому, что было, даже если б он захотел.

– И я не та. Я стала сильнее. Больше я никогда не позволю своим родным убедить меня пойти против веления сердца. Неужели ты не можешь дать мне – нам с тобой – шанс?

Искушение этих слов оказалось сильнее, чем ему хотелось признать. Но вина была мощным противоядием. «Она не твоя, черт побери все на свете».

Звук шагов сзади стал желанным вмешательством. Он обернулся и с удивлением увидел Макгрегора, бегущего к ним по тропе.

Чутье его тут же включилось, подсказав, что что-то стряслось. Он потянулся за мечом.

– Что случилось? – спросил он, когда Макгрегор резко остановился перед ним. Тяжелое дыхание свидетельствовало о том, как быстро он бежал.

Увидев выражение лица Макгрегора, Магнус приготовился к худшему. И все равно оказался не готов к тому, что услышал.

– Король, – выдохнул Макгрегор. Взгляд его метнулся к Хелен. – Вам лучше тоже пойти, миледи. Он болен. Очень сильно болен.

Еще никогда в жизни Хелен не была так напугана. Осознание, что жизнь короля Шотландии находится в ее руках, приводило в ужас. Был отправлен гонец, дабы попытаться отыскать Мюриел, но ждать было нельзя: Роберт Брюс умирал.

Она неустанно трудилась день и ночь, делая все, что в ее силах, чтобы остановить смертельный недуг, поразивший его. Горящий в жестокой лихорадке, не способный ничего удержать в желудке, король столько раз был на грани смерти, что она уже и счет потеряла.

Магнус все время находился с ней рядом. Он рассказал ей о болезни короля позапрошлой зимой, когда тот едва не умер от легкого недомогания. С тех пор случалось несколько приступов утомляемости, слабости и болей, но ничего похожего на эту сильнейшую рвоту и понос.

Описание Магнуса походило на распространенный недуг, типичный для моряков и даже благородных господ. Фермеры и крестьяне редко болеют такой болезнью. Некоторые полагали, что причина в определенной пище; бедняки не могут позволить себе много мяса и питаются проще, больше потребляя фруктов, овощей, яиц и каши.

Она попросила Магнуса описать стол короля и обнаружила, что, как большинство вельмож, он любит мясо, сыр, рыбу и хлеб.

Но пока что ее попытки побороть недуг кашами и протертыми овощами и фруктами не помогали. И неудивительно, поскольку никакая еда не задерживалась у короля в желудке. Однако ее все же терзали сомнения, нет ли тут чего еще.

На вторую ночь, или, точнее, ранним утром третьего дня, король начал бредить. Хелен протирала ему лоб, каплями вливала виски в рот и старалась успокоить, но уже не знала, что делать. Он умирал, и еще никогда не чувствовала она себя такой беспомощной.

Она посмотрела на Магнуса, который сидел напротив нее у королевской постели. Напряжение последних дней сказалось на ней, и слезы отчаяния и утомления подступили к горлу.

– Где же Мюриел? Почему ее нет?

Магнус уловил за нотками отчаяния признаки надвигающейся истерики. Он взял ее руку в свою, как делал раньше, и ободряюще сжал. Пожатие было твердым и сильным. Болезнь короля опрокинула стену, которую Магнус воздвиг между ними, по крайней мере на время.

– Король не может ждать Мюриел, Хелен. Он нуждается в тебе. Я знаю, что ты устала. Знаю, что валишься с ног. Я тоже. Но ты можешь это сделать.

Что-то в его голосе успокоило ее взвинченные нервы. Таким он был на протяжении всех этих мучительных дней и ночей, как будто ужас положения, напряжение, усталость не затрагивали его. Он знал, что король умирает, но его уверенность в ее чудодейственных способностях была непоколебима. Боже, он же скала. Якорь в бушующем море. На такого можно положиться.

Хелен кивнула:

– Ты прав.

С пробудившейся энергией и решимостью она попросила его еще раз описать прошлую болезнь короля, боясь, что могла что-то упустить.

Он говорил о бледности и слабости, запавших глазах, сильнейшей рвоте и язвах на коже – все характерные признаки морской болезни.

Хелен видела шрамы на ногах короля, где были язвы, но новые пока что не появлялись.

– Ноги-руки не опухали?

Магнус покачал головой.

– Может, и опухали, я не помню.

Хелен знала, что это характерный признак морской болезни.

– А что такое? – спросил он.

Хелен помотала головой:

– Ничего. – По крайней мере ничего, что она могла бы сделать. Но отсутствие язв на коже и отечности беспокоило ее.

Она перебрала в уме другие болезни, но единственная, которая больше всего соответствовала симптомам, была болезнь моряков. Она только раз видела нечто подобное, когда один из крестьян случайно отравился аконитом.

Яд? Здесь, в Данробине? Даже одно лишь подозрение может повлечь ужасные последствия для ее семьи, чье недавнее подчинение и без того внушает сомнения в их преданности. Хелен быстро отогнала от себя эту мысль.

– Должно же быть что-то еще, что можно сделать? Что ты еще не пробовала?

Она заколебалась, и Магнус тут же ухватился за эту ее нерешительность.

– Что?

Она покачала головой.

– Это слишком опасно.

Похожее на палец растение наперстянка ядовито в определенных количествах и вызывает сильнейшую рвоту, похожую на ту, которая сейчас изводит короля. Но иногда, по словам Мюриел, она может и излечить от нее. Сложность в правильном определении дозы.

Магнус твердо удерживал ее взгляд.

– Думаю, сейчас не время осторожничать, Хелен. Если ты можешь что-то сделать – что угодно, – попытайся.

Он был прав. Деревня при Данробине слишком мала для того, чтоб в ней имелась аптека, но благодаря Мюриел крепость была всегда хорошо снабжена лекарственными средствами.

– Все время давай ему виски и постарайся заставить его проглотить несколько капель лимонного сока, – распорядилась Хелен. К счастью, торговые пути с Востока с наступлением перемирия вновь открылись, и заморские фрукты стали доступнее. – Я скоро вернусь.

Она вернулась меньше чем через четверть часа с настойкой наперстянки, уксуса и белого вина. Ее братья, Грегор Макгрегор и другие высокопоставленные члены королевской свиты, собравшиеся в Большом зале и пожелавшие знать, есть ли улучшение, задержали ее на несколько лишних минут. Магнус строго-настрого приказал, чтобы болезнь короля держалась в тайне, ибо положение Брюса на троне было все еще слишком шатким. И непременно найдутся те, кто попытается воспользоваться этим. К ним он, несомненно, относил и ее родных.

Увидев неподвижное тело короля, она до смерти перепугалась.

– Он?…

Магнус покачал головой.

– Он жив. – «Едва», услышала она непроизнесенное слово. – Но обессилен, – закончил он.

Бредовое состояние еще больше ослабило его. Хелен поняла, что у нее нет иного выбора. Всей душой надеясь, что не положила слишком много, она налила лекарство в маленькую глиняную чашку. Рука ее дрожала, когда она поднесла ее ко рту короля. Магнус приподнял королю голову, и она влила снадобье между потрескавшихся губ. Лицо его было серым, как маска смерти.

Несколько капель жидкости вытекли из уголка рта, но большую часть он проглотил.

Они с Магнусом сидели в молчании, тревожно ожидая какого-нибудь знака. Хелен терзалась сомнениями, не зная, правильно ли она поступила. Некоторое время ничего не происходило. Потом король очнулся и стал корчиться. Ее страхи усилились. Он вдруг напустился на нее, называя Элизабет – так звали его королеву, которая все еще находилась в заточении в Англии, – и пожелал знать, почему она не купила ему марципана на его прошлый день святого. Он любит марципан. Неужели она все еще сердита на него из-за той женщины? Она же ничего не значила. Никто из них ничего не значил.

Магнус поддержал голову короля, и их глаза встретились. Он смотрел вопросительно.

– Иногда снадобье вызывает видения. – Она объяснила, что королю привиделась его супруга, не затрагивая личного разговора, который они невольно услышали. Впрочем, любовь короля к женскому полу была хорошо известна.

И все же это обнадеживало. Но вскоре рвота и понос возобновились. Королю сделалось еще хуже, чем прежде. Когда последний ужасный приступ закончился, дыхание его было таким слабым, что почти совсем не ощущалось.