Невозможно сказать, сможет ли он когда-либо вообще ослабить бдительность. Опасность будет существовать столько, сколько будут существовать желающие раскрыть личности Брюсовых воинов-призраков. Хелен связана со стражей, хочет она того или нет.

Внезапно Магнуса охватил гнев на своего погибшего друга. Неужели Гордон даже не подумал об опасности, которой подвергает девушку, женясь на ней?

Магнус не в состоянии был думать ни о чем, кроме потенциальной угрозы. Если их враги посчитают, что Хелен что-то знает…

Черт, он боялся даже представить, что они с ней сделают, чтоб вытащить правду из нее. Ему хватило тех ужасов, которые лезли в голову в тот день, когда она поздно вернулась в крепость.

Он никогда не паниковал. Никогда. Какой бы страшной и опасной ни была ситуация, он всегда знал, что делать. Даже среди хладнокровных, невозмутимых стражников Магнус славился своими стальными нервами и рассудительностью в пылу сражения. Но на один жуткий миг он почувствовал, как ледяная длань страха сжимается вокруг него, делая беспомощным. Если с ней что-то случилось…

Он тогда чуть с ума не сошел.

Сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что реагировал, пожалуй, чересчур остро, но в то время только и мог представлять Хелен в лапах какого-нибудь безжалостного негодяя, нацеленного получить от нее сведения любой ценой.

Король прав. Беспокоиться, возможно, не о чем. Но он не сможет расслабиться, пока не удостоверится в этом лично.

Конечно, помимо приглядывания за Хелен, он нес свою службу у короля. Как и Сазерленды, Росс лишь недавно принес свою присягу на верность новому монарху. И хотя Брюс принял Росса в свои ряды ради блага королевства, он и его окружение никогда не забывали, что это Росс был в ответе за грубое нарушение неприкосновенности церковного убежища и передачу королевы, Брюсовых сестер и графини Бьюкен англичанам.

Атмосфера в Большом зале, понятное дело, была напряженной, и вероятность нового предательства не шла у них из умов. Но как и с Сазерлендами, Брюс стремился скрепить клятву Росса брачным союзом, в этот раз между наследником Росса, сэром Хью, и королевской сестрой Мод. И они как раз праздновали в Большом зале согласие на помолвку, когда Магнус заметил, как Хелен потихоньку ускользнула.

После прибытия в Дингуолл она вела себя как-то странно. В присутствии других дам была необычно тиха и подавлена. Это напомнило ему время, когда он впервые увидел ее в Данстаффнэйдже – словно чего-то недоставало. К внешности ее придраться было нельзя – он еще никогда не видел ее такой изысканной. И хотя она (благодарение Богу!) вернулась к более скромному выбору платьев, он постоянно спрашивал себя, не случилось ли чего.

Взглядом попросив Макгрегора присматривать за королем, Магнус вышел следом за ней. Он делает это из чувства долга, а не потому что беспокоится о ней.

Погода стояла ясная, но ветреная, и здесь, рядом с морем, холодная для середины лета. Дингуолл, древняя цитадель викингов, занимаемая англичанами и недавно отданная во владение Россу, стояла на высоком зеленом мысе, окруженная крепостным валом и в сотне футов внизу широким рвом. Круглая башня была более поздним строением, и ныне крепость считалась самой крупной севернее Стерлинга.

Магнус огляделся, но не увидел Хелен. Во дворе было много людей: слуги, снующие из кухни в Большой зал, солдаты, патрулирующие стену и охраняющие ворота.

Он заставил сердце биться спокойнее, стиснул зубы – не будет он паниковать, черт побери, – и еще раз методично оглядел все вокруг. И чуть не проглядел ее. Она была наполовину скрыта стеной, и только длинные рыжие волосы, развевающиеся на ветру, выдали ее местонахождение.

С глубоким вздохом облегчения, в котором ему не хотелось признаваться даже самому себе, он направился к ней. Заметив, однако, как быстро он идет, нахмурился. В Данробине он всячески старался – правда, без особого успеха – избегать ее. А теперь, после того как почти неделю наблюдал за ней лишь издалека и разговаривал только в окружении других людей, он, если б не знал, что это не так, подумал бы, что ему не терпится увидеть ее. Что он соскучился по ней.

А, черт, он понимал, что совершает ошибку, но ни черта не мог с собой поделать. Они вместе, нравится ему это или нет, так что вполне можно извлечь из этого пользу.


Залюбовавшись на море внизу, она не слышала, как он подошел.

– Красиво?

Она вздрогнула при звуке его голоса и резко обернулась. Но, увидев, кто это, ослепительно улыбнулась. Ее радость при виде него не должна была доставить ему такое удовольствие, но доставила. Лучик этой улыбки проник ему в душу и словно осветил ее изнутри. Он как будто вдохнул частичку солнца.

– Магнус, ты напугал меня!

Он криво улыбнулся.

– Извини, не хотел. Ты так глубоко задумалась. – Их глаза встретились. – Не обдумываешь, случаем, новые средства от сыпи?

Легкий розовый румянец расцвел на ее чуть тронутых солнцем щеках. Она неуверенно взглянула на него из-под длинных черных ресниц.

– Ты очень сердишься?

Взгляды их на несколько долгих мгновений застыли, воспоминания о том, что произошло, раскалили воздух между ними. Желание ударило прямо в пах. Сердится? Вряд ли. Он прикасался к ней. Дотрагивался до нее в таких местах, о которых мог лишь мечтать. Чувствовал, как ее тело двигается на нем. Вкушал такую страсть, о которой и помыслить не мог. Она обманом побудила его к тому, что честь никогда не позволила бы ему сделать. Дала ему оправдание. И он был не настолько лицемерен, чтоб сожалеть об этом.

Но и поощрять ее Магнус тоже не хотел. Он не был уверен, что у него достанет сил обуздать себя еще раз.

– Сердился.

– Но больше нет?

Она смотрела на него такими полными надежды глазами, что ему пришлось придать лицу суровости.

– Я готов охотно простить тебя, если ты дашь слово больше никогда не вытворять ничего подобного.

Она недовольно поджала губы.

– Меня спровоцировали. И не моя вина, что она пришла к неверному заключению. «Странная сыпь» может означать все, что угодно.

Дерзкая девчонка.

– Хелен…

По тому, как она вздернула подбородок, он предположил, что ей не понравился его тон.

– Очень хорошо, но только если и ты пообещаешь не делать больше ничего подобного. – Лицо ее помрачнело, и она растеряла часть своей бравады. – Нехорошо было с твоей стороны так нападать на меня.

– Ты не единственная, кто был спровоцирован. – Он взглянул на ее платье. – Я заметил, ты больше не носишь те «скромные» наряды.

Она покраснела и отвернулась.

Довольный тем, что просто стоит с ней рядом, он проследил за направлением ее взгляда и понаблюдал, как рыболовецкие шхуны входят в гавань Дингуолл и покидают ее.

Наконец она нарушила молчание:

– Я зачем-то понадобилась королю?

Он нахмурился.

– Нет, а почему ты спросила?

Он вскинула бровь.

– Ну, у тебя же должна быть какая-то причина искать меня.

Ее ироничный тон взволновал его, он почувствовал укол совести. Но Магнус больше не мог избегать ее, даже если б захотел, а он понял, что не хочет.

– Я подумал, что что-то случилось. Ты за столом сидела как в воду опущенная и ушла еще до начала танцев. Монро это не очень понравилось.

Он нахмурился, вспомнив, как по-собственнически парень следил за ней. Если б Сазерленд не помешал ему, Монро наверняка потащился бы следом. Магнусу не нравилось, что его это так чертовски беспокоит, но ничего поделать с собой он не мог.

Она склонила голову набок, задумчиво глядя на него.

– Я и не знала, что ты так пристально следил за мной. – Не получив ответа, она грустно улыбнулась. – Я просто почувствовала, что мне нужен глоток свежего воздуха.

– Я видел тебя с сестрами Росса. Приятно, должно быть, поболтать с ровесницами?

– Да.

Он опять нахмурился, до него дошло, что что-то не так.

– Но?…

Она пожала плечами.

– Я просто не всегда знаю, что именно надо сказать.

– Ты? Вот это новость! Что б ты да не находила слов?

Она засмеялась.

– Ты говоришь это так, словно знаешь меня лучше, чем я сама.

Его рот дернулся.

– Я, бывало, сидел, слушал тебя и недоумевал, как юная девушка может так много говорить. Сколько раз я засыпал на солнце, слушая тебя.

Она игриво толкнула его.

– Ты же вроде должен был удить.

– Как я мог, когда твоя болтовня распугивала всю рыбу?

– Ну зачем же так преувеличивать? – возмутилась она.

Руки в боки, с развевающимся на ветру рыжим золотом волос, с большими голубыми глазами на хорошеньком личике, она так напоминала ему себя прежнюю, что яростная волна тоски ударила его прямо в грудь. Ему захотелось вернуться в прошлое. Захотелось прижать ее к себе и никогда не отпускать.

Как он мог думать, что сумеет забыть ее? Она часть его. Это трагедия всей его жизни.

– Магнус? – Она озадаченно сдвинула брови.

Он отогнал прочь воспоминания и сконфуженно улыбнулся ей.

– Болтала, болтала, но я был не против. Мне нравилось тебя слушать. Так почему же сейчас ты не знаешь, что сказать?

Она пожала плечами.

– Ты всегда был другим. С тобой я никогда не боялась сказать что-то не то. С тобой мне всегда было хорошо и покойно. Потом, правда, многое изменилось.

Он не понимал ее, но чувствовал, что есть что-то важное в том, что она говорит.

Она заметила в его лице замешательство и попробовала объяснить:

– Дело не в том, что я не знаю, что сказать, а просто говорю порой что-нибудь не то. – В ответ на его недоверчивый взгляд она криво улыбнулась. – К примеру, сегодня я была в Солнечной комнате с другими женщинами, и они говорили о поросенке, которого зажаривают для пира. А я зачем-то начала рассказывать, как первый раз увидела, как рождаются поросята, и как это было необыкновенно. Вряд ли они сочли это подходящей темой перед трапезой. – Она указала на большой валун у кромки воды. – Я как вон тот баклан – видишь, он один черный среди всех желтоголовых. Наверное, есть во мне какая-то чудаковатость.

Он нахмурился.

– Глупости.

Но, подумав, он сообразил, что, когда они бывали на играх, он и вправду замечал, что она редко общается с другими девушками.

– А как же Мюриел?

– Мюриел другая. У нас с ней много общего.

– А с другими разве нет?

– Кое-что. – Она пожала плечами. – Я не знаю, это трудно объяснить. – Я хочу того, чего они, как правило, не хотят.

– Чего, например?

Она задумалась на минуту и просто сказала:

– Большего.

Хелен видела по его лицу, что он не вполне понимает ее. Это неудивительно, поскольку она не знала, как объяснить про ту «своевольную» сторону своей натуры, которая побуждает ее следовать за зовом сердца, и то смутное ощущение вины и неловкости, которое охватывает ее, когда она слушает других дам, с готовностью делающих то, что от них ожидают.

– Впрочем, все это ерунда, – сказала она, внезапно смутившись. – Мелочи жизни. Не обращай внимания.

Он взял ее за руку и повернул к себе лицом.

– Нет. Расскажи мне подробнее, я хочу понять.

Вот что всегда отличало его от других мужчин: желание и готовность попытаться понять.

– Я хочу жить жизнью, которая существует за пределами крепостных ворот. Хочу иметь то, что есть у тебя.

– И что же это?

– Свобода. Выбор. Возможность выйти за ворота без того, чтоб за тобой тут же отправляли поисковую партию.

Он бросил на нее резкий взгляд, но потом печально улыбнулся, похоже, поняв, что она имеет в виду.

– Мы все связаны условностями, Хелен. У меня есть долг перед королем и перед своим кланом.

– Но тебе нравится то, что ты делаешь, и ты, должно быть, получаешь удовлетворение от того, что делаешь это хорошо. Ты же не хотел бы быть ученым мужем или прелатом, а не воином?

– Бог мой, нет!

Выражение его лица рассмешило ее.

– А что, если б перед тобой был только один путь? Только одна дорога, которой можно пойти? Порой, слушая разговоры других женщин, я начинаю ощущать, как этот груз давит на меня, и не нахожу себе места, и чувствую, что должна что-то в конце концов делать.

Он внимательно смотрел на нее, возможно, понимая ее лучше, чем она себя.

– Я бы сказал, что быть королевской целительницей, это весьма достойное дело, и еще какое.