Моника Маккарти - Суровая нежность

Он ненавидел себя за то, что делает – загоняет ее в угол, используя преимущество в физической силе, – но зашел уже слишком далеко, чтоб остановиться. Это сражение, которое он не проиграет – не может проиграть.

Она тоже видела это. В одном долгом взгляде, который сотряс его сильнее, чем любой удар меча, он увидел в ее глазах нечто новое.

Он победил… о Боже, он победил.

Но потом какое-то странное выражение промелькнуло у нее на лице. Оно заставило его ощутить первый проблеск тревоги.

– Что ж, ладно, Уилл. Я дам тебе то, что ты хочешь.

Он медленно, настороженно отступил, словно наблюдал за свернутой в кольца змеей, которая только притворяется спящей.

– Ты остаешься?

Она сострадательно улыбнулась.

– А разве ты именно этого хочешь? У меня создалось впечатление, что ты желаешь от меня кое-чего еще.

Она расстегнула пояс пледа, который носила на плечах, и позволила ему свалиться на пол. Потом стала развязывать шнуровку платья.

Он был так ошеломлен, что только когда и кетль упал бесформенной кучей рядом с пледом, до него дошло, что она имела в виду. Сердце заколотилось. Во рту вдруг пересохло, когда он увидел ее, стоящую перед ним в одной тонкой рубашке, чулках и мягких кожаных туфлях. О Боже… Что происходит?

– Мюриел… – Голос его осип, когда она приподняла подол, чтобы спустить чулки и снять башмаки, обнажив кусочек кремовой, гладкой кожи вначале одной изящной ножки, затем другой.

Она выгнула бровь в насмешливом вызове на бесстрастном лице.

– Разве это не то, чего ты хочешь, Уилл? Разве не это ты мне предлагал? Я отдаю тебе свое тело, а ты даешь мне все, чего я ни пожелаю, правильно? Что ж, начнем немедля. Покажи мне. Быть может, тебе удастся убедить меня, что чуда твоей плотской любви будет достаточно?

Ему показалось, что мир покачнулся, как человеку, ступившему с корабля на землю после долгого морского плаванья. Он чувствовал себя неустойчиво. Странно. Как будто что-то происходило не так. Что-то и было не так, но Уилл оказался слишком ослеплен, чтобы увидеть. Он не видел ничего, кроме любимой женщины, стоящей перед ним полуобнаженной, отдающейся ему.

Кровь в жилах вскипела. Он так давно этого хотел.

Она двинулась к нему. Обвила за шею и грудью коснулась его груди.

– Тебе придется простить меня. Я уже давно этим не занималась.

Ему в сердце будто нож вонзился. Грубое напоминание о том, что с ней случилось, ожгло грудь. Он не должен этого делать. Это неправильно.

– Не надо, Мюриел. – Его руки взметнулись наперед, чтоб оттолкнуть ее. Она была такой тоненькой, что он почти мог обхватить ее талию двумя руками.

Но она не дала ему остановиться.

– Почему? – И пробежала ладонью вниз по груди, по тугим мышцам живота к выпуклости у него между ног. Он тихо вскрикнул, почувствовав вес накрывшей его ладошки.

Ему хотелось заплакать от удовольствия, так хорошо это было.

Она вновь прильнула к нему, потираясь изящным телом о его. Жар заполыхал внутри, кожа натянулась, как будто ему вдруг в ней стало тесно.

– Ты желаешь меня. И можешь меня получить. Я отдаюсь тебе. Никаких обязательств, никаких условий, как ты и хотел.

Перед этим мягким, соблазнительным предложением устоять оказалось невозможно. Он стиснул ее в объятиях и накрыл рот своим, упиваясь ощущением каждого дюйма ее восхитительного тела. Почувствовал скольжение ее языка по своему и сказал себе, что все в порядке.

Но смутное ощущение беспокойства просочилось сквозь туман желания. Она отвечала ему, но без того накала, без той настойчивости, что были раньше. Она всегда целовала его так, будто никак не могла насытиться им. Но сейчас… сейчас было по-другому.

Он сунул ей руку в волосы и обхватил за голову, еще теснее прижимая к себе, углубляя поцелуй. Он заставит хотеть его так, как он хочет ее.

Все будет хорошо. Он знает, что доставит ей наслаждение.

Его ладони пробежали по спине, выпуклостям таза, попке. Но даже тонкой ткани, что разделяла их, было слишком много. Ему хотелось прикоснуться к ней. Почувствовать ее кожу на своей. Заставить ее стонать.

Но она не стонала. Не издавала тех тихих, сладких вздохов. Не таяла на нем, стискивая его руки и вонзаясь пальцами так, словно от этого зависит ее жизнь.

В отчаянии он обхватил ее зад, прижимая еще теснее, и начал покачиваться. Вначале медленно, потом ускоряя темп по мере того, как росло его желание, и почувствовал, что она начала отвечать. Бедра ее завращались вместе с ним, отыскав идеальный ритм.

Черт побери, он столько лет жил как чертов монах.

Наконец до него донеслись ее тихие стоны, которые он так жаждал услышать. Он поцеловал ее крепче, чувствуя, как она уступает этой буре чувств между ними. Обхватил грудь ладонью, ощутил, как сосок напрягся между пальцами, и испустил глубокий гортанный стон мужского удовлетворения, когда она выгнулась навстречу его руке.

Кровь бешено стучала в висках. Плоть разбухла еще сильнее от сознания, что она почти готова для него. От сознания, что через несколько минут он окажется внутри ее.

Он оторвался, заглянул ей в глаза, мягко прислонил спиной к столу и начал поднимать подол рубашки. В этот раз она не собиралась его останавливать.

Она выглядела в точности так, как в его мечтах: щеки раскраснелись, губы припухшие и чуть приоткрытые, волосы прелестно растрепаны. Но что-то было не так. Глаза… ее глаза…

Ох, Иисусе.

Она отдается ему, но не хочет его. Он ей даже не нравится. То, что она испытывает, не любовь, это похоть.

Это осознание кулаком ясности прорвалось сквозь пелену страсти. Эта их близость, этот последний шаг ничего не изменит. Он не докажет, что им суждено быть вместе. Не заставит ее передумать. Она лишь возненавидит его еще больше.

Она была права. Он пытается принудить ее, подчинить своей воле. Но эта женщина, которая столько пережила, сильнее его. Что же ему делать?

Он оттолкнул ее, согнувшись пополам, словно получил удар в живот. В эту минуту, когда она давала ему то, чего он хочет – думал, что хочет, – Уилл понял, что хочет вовсе не этого. А то, чего хочет, он потерял.

Он хочет вернуть ее, ту девушку, которая смотрела на него с любовью в глазах. Которая заставляла его чувствовать себя самым важным для нее человеком на свете. Которая доверяла ему настолько, чтоб отдать свое сердце и тело, которое больше никогда не должно было желать мужских прикосновений.

Как он мог сотворить такое с ней? Ведь он же любит ее.

Что ж, пора начинать вести себя соответственно.

– Уходи, – прохрипел он. От отвращения к себе в горле встал ком. – Возвращайся в Инвернесс. Мне вообще не следовало привозить тебя сюда. Я… Боже, прости.

Она больше не взглянула на него. Собрала с пола свою одежду, быстро набросила ее на себя и ушла не оглянувшись.

А его любви хватило на то, чтоб ее отпустить.

У Хелен было предостаточно времени, чтобы поразмыслить обо всем, что произошло. В течение длинной, почти бессонной ночи, пока ждала благополучного возвращения Магнуса с Кеннетом (хоть ни один из них и не заслуживал ее беспокойства), и еще более длинного и гораздо более напряженного дня пути она ни о чем другом и думать не могла. С разбитым сердцем так бывает.

Она думала, что у них с Магнусом мог бы быть шанс. Что он стал мягче по отношению к ней – к ним, – но это лишь только потому, что дал обещание Уильяму.

Или не только?

Стоило боли от обиды немного притупиться, она начала задаваться вопросом, а действительно ли дело только в этом? Возможно, поначалу так и было, но как быть с тем, что произошло в лесу? Быть может, Магнусу нравится думать, что он просто защищает ее, но его обещание Уильяму не имеет никакого отношения к той страсти, которая вспыхнула между ними.

И выражение его глаз, когда меч брата чуть не рассек ее пополам…

Он любит ее, она уверена в этом, но что-то связывает его. То ли все дело в его принадлежности к легендарному летучему отряду (она до сих пор не могла поверить, что тот парень, который когда-то бегал за ней по лесу, теперь один из самых грозных воинов в христианском мире), то ли в ее семье и вражде, то ли в ее замужестве и его чувстве преданности другу, то ли во всем этом вместе, она не знала. Но была намерена узнать.

Все преодолимо, особенно если они по-настоящему любят друг друга. Ей просто надо заставить этого твердолобого упрямца осознать это.

Легче сказать, чем сделать. Он не избегал ее открыто, но с течением дня становилось все яснее, что его беспокоит еще что-то помимо их черепашьей скорости передвижения. Была в нем какая-то настороженная напряженность, которой она никогда прежде не замечала. Впервые она увидела в нем того воина, каким он был: грозного, жесткого бесстрастного и полностью сосредоточенного на своих обязанностях. Странно было видеть эту его сторону, частью которой она никогда не была.

День уже перевалил за середину, когда они с Макгрегором галопом прискакали к тому месту, где королевский кортеж сделал короткую остановку на берегу Лох-Гласкарноха. Хелен сразу поняла: что-то случилось. Мужчины тут же отвели в сторону короля и нескольких высокопоставленных членов его свиты, включая ее брата и Дональда, для какого-то, судя по всему, напряженного разговора.

По тому, как помрачнело лицо короля, она поняла, что новости, которые они принесли, скверные. А когда взгляд брата метнулся туда, где она сидела на берегу и ела хлеб с сыром, Хелен испугалась, что это имеет какое-то отношение к ней.

Хотела бы она слышать, о чем они говорят, но было ясно, что между ними идет какой-то спор. Что неудивительно, когда с одной стороны ее брат и Дональд а с другой – Магнус.

Терпеливое ожидание не входило в число ее добродетелей. Она уже собралась начать незаметно подбираться к мужчинам, когда они разошлись и Магнус зашагал в ее сторону.

Глаза их встретились, и как бы он ни пытался скрыть свою тревогу, она все равно ее разглядела.

Сердце защемило. Как бы ни была велика ее обида, как бы ни хотелось поговорить о вчерашнем вечере, было ясно, что с этим придется подождать.

Она поднялась ему навстречу и положила ладонь на руку, словно могла как-то облегчить его ношу. Прикосновение к нему, стремление почувствовать эту инстинктивную связь казалось самой естественной вещью на свете. И так было всегда.

– Что случилось? – спросила она.

– Нас преследуют.

Она оцепенела.

– Кто?

Он покачал головой, лицо помрачнело.

– Не знаю, но намерен узнать.

Она боялась, что ей не понравится ответ на ее следующий вопрос, но все равно задала его:

– И что мы будем делать?

Улыбка приподняла уголки его губ.

– Ждать их.

– То есть как это – ждать? И почему ты как будто предвкушаешь это?

Лицо его закаменело.

– Предвкушаю, потому что мне не нравится, когда угрожают кому-то, кого я… – Он остановил себя, потом добавил: – За кого я отвечаю.

Она сглотнула. Неужели он собирался сказать «люблю»?

– Значит, им нужна я?

– Не знаю. Это может быть просто шайка мятежников, но я не собираюсь рисковать ни тобой, ни кем-то еще. Сегодня вечером мы устроим им ловушку. На дальнем конце озера есть одно идеальное место – лощина, где дороги сужаются, с одной стороны лес, а с другой – озеро. Как только они въедут в нее, мы их окружим.

Звучало опасно, как бы легко ни пытался он это представить.

– Но сколько их? И сколько человек будет у вас?

А вдруг что-то пойдет не так?

– Об этом не беспокойся. Вы с королем будете в полной безопасности…

– Я? Не о себе я беспокоюсь, а о тебе.

Он удивленно покачал головой.

– Я знаю, что делаю, Хелен. Проделывал это уже не раз.

– А не лучше было бы послать за помощью?

– Оглянись – помощи нет на много миль вокруг. – Лицо его вновь ожесточилось. – Надо признать, что, кто бы они ни были, место было ими выбрано с умом. Мы еще слишком далеко от Лох-Брум, чтоб отправить за поддержкой, и уже слишком далеко от Данрейта, чтобы попытаться вернуться. Либо они хорошо знают эти горы, либо им чертовски повезло.

– Разве тебя это не беспокоит?

– Еще как, потому-то я и осторожен.

– Устроить ловушку, чтоб неожиданно напасть на невесть сколько воинов – это, по-твоему, осторожность?