«Ага, – догадалась Эшлин, – таинственный и неуловимый человек-барсук собственной персоной!»

Джой вертелась поблизости, энергично его игнорируя.

Принимая во внимание человека-барсука, Эшлин решила не докучать подруге и отправилась бродить одна, потягивая вино. Навстречу ей попался Марк Диньян, и она сумела с ним немного поболтать.

– Может, потанцуем? – неожиданно предложил Марк, прерывая разговор.

– Что? Здесь? – удивленно переспросила Эшлин. Сто лет ее не приглашали танцевать незнакомые мужчины. – Нет, спасибо, я не настолько пьяна.

– Ладно, подойду через часик, – усмехнулся Марк.

– Отлично! – неискренне воскликнула Эшлин. Немного спустя она заметила, что Джой упоенно целуется с человеком-барсуком.

Потом она еще немного побродила по квартире. Вечеринка была скучнее некуда, но Эшлин с удивлением обнаружила, что ей нравится здесь. Такой душевный комфорт был для нее редкостью: она почти никогда не ощущала себя независимой единицей. Даже в самые благополучные моменты в глубине души таился крохотный осколок пустоты.

Но сегодня ей было покойно и не одиноко. И пусть даже тот единственный, кто к ней подошел, был не в ее вкусе, собираясь домой, Эшлин не чувствовала себя неудачницей.

У дверей ей навстречу снова попался тот же энергичный юноша.

– Уже уходишь? Подожди минутку.

Он нацарапал что-то на клочке бумаги и дал ей.

Только выйдя на улицу, Эшлин развернула сложенную вдвое бумажку и прочла имя – Маркус Валентайн, – телефонный номер и инструкцию: «Позвони муа!»

Пешком до дома за десять минут – хорошо хоть дождь перестал. Прямо у подъезда, на пороге спал человек.

Тот же самый, об которого она чуть не споткнулась накануне. Только он оказался моложе, чем ей показалось вначале. Бледный, тощий, он лежал, плотно завернувшись в свое грубое оранжевое одеяло, – скорее брошенный ребенок, чем взрослый бродяга.

Порывшись в рюкзачке, Эшлин достала фунт и молча положила ему в изголовье. Нет, так украдут. Засунула деньги под одеяло и, перешагнув через спящего, вошла в дом.

Когда она закрывала дверь, до нее донеслось еле слышное «спасибо», такое слабое и невнятное, что, может, это ей и почудилось.


Пока Тед срывал бурные аплодисменты на «Фанни Фарм», Джек Дивайн отпирал дверь своего дома в Рингсенде, на берегу моря.

– Ты почему мне не позвонил? – спросила Мэй. – На меня у тебя никогда не хватает времени.

Протиснувшись мимо него, она зацокала каблучками вверх по лестнице, на ходу расстегивая джинсы.

Джек молча смотрел на море, на почти черную ночную гладь, такую же непроницаемую, как его глаза. Затем закрыл дверь и стал медленно подниматься следом за Мэй.

7

А в это время в уютном доме красного кирпича в Доннибруке Клода допила четвертую порцию джина и собралась с духом. Двадцать девять дней уже прошло.

В воскресенье Эшлин проснулась в полдень, отдохнувшая и довольная. Похмелье давало себя знать разве только самую малость. Сначала Эшлин просто валялась на диване и курила, потом вышла и купила хлеба, апельсинового сока, сигарет и газеты – одну бульварную и одну серьезную, толстую.

Начитавшись чувствительных историй о неверности, она решила прибраться в квартире, то есть перенесла из спальни в кухню штук двадцать грязных тарелок и немытых стаканов, выбросила картонную коробку от пиццы и открыла окна. Может, помыть пол? Поразмыслив, она щедро разбрызгала по комнате освежитель воздуха и немедленно почувствовала себя донельзя хозяйственной и домовитой. Потом внимательно осмотрела постельное белье – сносно, еще на неделю вполне сгодится.

Затем Эшлин еще раз проверила, на месте ли костюм, принесенный накануне из химчистки. Разумеется, костюм висел в шкафу рядом с выглаженной кофточкой. Завтра у нее ответственный день. Не каждый понедельник выходишь на новую работу. Последний раз такое было восемь лет назад, и Эшлин ужасно волновалась.

Так, что теперь? Пропылесосить, потому что, если делать это правильно, то лучшей зарядки для талии не придумаешь. На свет был извлечен пурпурно-зеленый агрегат марки «Дайсон». Эшлин до сих пор изумлялась, как это она решилась потратить такую кучу денег на бытовую технику. Ведь она могла бы преспокойно спустить их на сумки, тряпки или вино. Вывод из этого только один, подумала Эшлин: наконец-то она повзрослела. Что странно: внутренне она по-прежнему ощущала себя шестнадцатилетней и задавалась вопросом: куда податься после окончания школы?

Она включила пылесос и, энергично наклоняясь в разные стороны, стала возить щеткой по полу прихожей. К вящему облегчению мучимой настоящим похмельем соседки снизу по имени Джой, много времени это не заняло. Квартира у Эшлин была смехотворно мала.

Но как же она ее любила! И работу боялась потерять еще и потому, что тогда не сможет больше выплачивать кредит. Квартира была куплена три года назад, когда Эшлин окончательно поняла, что им с Фелимом не судьба вместе приобрести домик с розовыми кустами у крыльца. Был в этом и некий отчаянный расчет: она, разумеется, до последнего надеялась, что, пока оформляются документы, Фелим ворвется к ней и, запыхавшись, изъявит свое согласие на совместную покупку половины дома в отдаленном пригороде. Но, к ее жестокому разочарованию, такого желания он не изъявил, и пришлось подписывать купчую. В то время это казалось ей актом капитуляции. Теперь – нет. Эта квартирка стала ее убежищем, ее гнездом, первым ее настоящим домом. С семнадцати лет Эшлин снимала жилье, спала на чужих кроватях, сидела на продавленных диванах, купленных хозяевами из экономии, а не ради комфорта.

Когда она переехала, из мебели у нее не было ровно ничего. Помимо предметов первой необходимости, как то: утюг, стопка застиранных полотенец, разрозненные простыни и наволочки. Все остальное от и до надлежало купить. С Эшлин случилась форменная истерика. Мысль о том, что месяц за месяцем вместо новой одежды придется покупать всякую ерунду – стулья, например, – приводила ее в бешенство.

– Но не можем же мы сидеть на полу, – взывал к ней Фелим.

– Знаю, – соглашалась Эшлин.

– Но ты ведь такая организованная, – недоумевал ее друг. – Я думал, ты отлично умеешь делать это… ну, как его? – наводить уют.

Вид у Эшлин был настолько несчастный, что Фелим робко предложил:

– Радость моя, давай купим что-нибудь из мебели.

– Кровать, что ли? – неприязненно буркнула Эшлин.

– Ну, если уж к слову пришлось…

Заниматься с Эшлин сексом Фелиму нравилось, поэтому он и вспомнил о кровати.

– Можем мы себе это позволить?

Эшлин задумалась. Поскольку финансовые дела Фелима приводила в порядок она, то знала, что много с него не возьмешь.

– Пожалуй, – съязвила она. – Если только ты расплатишься со своей кредитки.

Злясь и нервничая, она взяла ссуду в банке, приобрела диван, стол, платяной шкаф и пару стульев. Целый год жила без занавесок, говоря: «Просто не буду мыть окна, вот никто ничего и не увидит». Штора для душа была куплена только после того, как вечные лужи на полу ванной начали протекать к Джой. Но мало-помалу настроение менялось. Пусть она не занималась переоборудованием квартиры с такой же безумной страстью, как Клода, но свой дом по-своему любила, даже купила целых два комплекта постельного белья (прикольный, в джинсовом стиле, и белоснежный, с вафельным тиснением, от «Зен»). А совсем недавно выкинула сорок фунтов на совершенно ненужное зеркало, которое просто ей понравилось. Да, конечно, то было перед месячными, когда голова работает плохо, но все же. И уж окончательно стало ясно, насколько теперь все изменилось, в тот день, когда она выложила двести фунтов за пылесос.

В дверь постучали. Вошла Джой, бледная, как привидение.

– Прости, я увлеклась уборкой, – спохватилась Эшлин. – Разбудила тебя?

– И хорошо. Мне сегодня ехать в Хаут, к маме в гости, – с тоской в голосе ответила Джой. – И не отменишь, я и так уже четыре воскресенья подряд тяну. Что делать, ума не приложу. Она ведь закатит банкет с жареным и пареным, которым станет меня насильно пичкать, а на сладкое устроит допрос с целью выяснить, счастлива ли я. Ты же знаешь, что такое эти мамы.

А вот тут Джой ошибается. С вопросами типа: «Ты счастлива?» – Эшлин была знакома. Вот только это она сама обычно пыталась с их помощью определить мамин уровень душевного комфорта.

– Хоть бы она устраивала воскресный обед в нормальное время, – жаловалась Джой.

– Во вторник вечером, например, – усмехнулась Эшлин. – Кстати, ты Теда сегодня не видела?

– Еще нет. Наверно, вчера ему повезло, и теперь какая-нибудь несчастная не может выставить его из своей спальни.

– Но он действительно был в ударе. Ну, что, сама расскажешь, как у тебя там с человеком-барсуком, или надо клещами вытягивать?

Джой тут же просияла.

– Он переночевал у меня. Трахаться не трахались, но побаловались немножко. Он сказал, что позвонит. Интересно, позвонит или нет?

– Минет не повод для знакомства, – глубокомысленно изрекла Эшлин.

– Расскажи мне об этом! А ну-ка, – Джой потянулась к картам Таро, – поглядим, что у нас тут. Императрица? Это что?

– Плодовитость. Смотри, не забывай принимать пилюли.

– Вот черт. Ну а ты-то как вчера? Познакомилась с кем-нибудь?

– Нет.

– Надо стараться. Тебе тридцать один, скоро нормальных мужиков не останется.

«Нет, – подумала Эшлин, – вторая мама мне ни к чему. Тем более в лице Джой».

– Тебе самой двадцать восемь, – огрызнулась она вслух.

– Ага, и я переспала с кучей мужчин, – ответила Джой и задушевным голосом спросила: – Разве тебе не одиноко?

– После пятилетнего романа нужно время, чтобы прийти в себя.

Жестоким человеком Фелим не был, но от его неспособности брать на себя ответственность все чувства у Эшлин перегорели. С тех пор как он уехал, ей, конечно, было неуютно, и сквознячок в душе дул не переставая, но она совсем не была готова к новым отношениям. Да и предложений, честно признаться, было негусто.

– Прошел почти год, ты уже его забыла. Новая работа, новые возможности. Я где-то читала, что большинство людей знакомятся на работе. Ты там ни на кого не положила глаз, когда ходила на собеседование?

«Джек Дивайн, – тут же вспомнила Эшлин. – Да уж, этот еще помотает нервы».

– Нет.

– Тяни карту, – велела Джой.

Эшлин послушалась.

– Восьмерка пик? Это что такое?

– Перемены, – неохотно объяснила Эшлин. – Беспокойство.

– Отлично, давно пора. Ладно, пойду я. Вот только поглажу Будду на счастье, чтобы в автобусе не стошнило ненароком… А вообще, фиг с ним, с Буддой. Одолжишь денег на такси?

Эшлин вручила ей десятку и два больших пластиковых мешка с мусором, в которых что-то подозрительно звенело.

– Выбрось по дороге, будь другом. Спасибо.


А неподалеку, в «Отеле Мэлоуна», Лиза несла тяжкое бремя выходного дня. Местные газеты она уже прочитала – ну, во всяком случае, интервью и светскую хронику. Это был кошмар! Сплошные фотографии толстых, одышливых политических деятелей с благостными физиономиями. Нет уж, у нее в журнале таких не будет.

Закурив очередную сигарету, она принялась расхаживать по комнате. Чем люди занимаются, когда не работают? Видятся с друзьями, ходят в пабы, или в спортзал, или по магазинам, или обустраивают дом, или бегают на свидания… Вроде все.

Лизе хотелось сочувствия. Она подумала даже, не позвонить ли Фифи, почти что лучшей подруге. Во всяком случае, никого ближе у Лизы не было. Они вместе начинали в «Свит-Сикстин», подростковом журнале. Когда Лиза перешла литературным редактором в «Герл», то устроила Фифи ассистентом редактора отдела красоты. Когда Фифи пробилась в заведующие литературным отделом в «Шик», то предложила кандидатуру Лизы на вакантное место заместителя главного редактора. А когда Лиза ушла заместителем главного в «Фамм», Фифи села на ее место в «Шик». Через десять месяцев после того, как Лиза стала главным редактором «Фамм», Фифи стала главным редактором «Шик». Фифи всегда можно было поплакаться: она знала все подводные камни их с Лизой так называемой шикарной работы, тогда как остальные исходили злобой от черной зависти.

Но что-то мешало Лизе снять трубку. Стыд, поняла она. И нечто вроде обиды. Хотя по работе они шли почти вровень, Лиза всегда немного опережала. Фифи карьерные успехи давались тяжким трудом, а Лиза продвигалась без видимых усилий. Главным редактором она стала почти за год до Фифи, и, хотя «Шик» и «Фамм» конкурировали на равных, у «Фамм» тираж был на добрых сто тысяч больше. Перевод в «Манхэттен» стал бы таким мощным рывком вперед, что Фифи даже тягаться с нею не смогла бы, и вот вместо этого Лизу ссылают в какой-то Дублин, а Фифи выходит в абсолютные лидеры.

«Оливер, – подумала Лиза, сразу повеселев. – Позвоню ему. – Но теплая волна радости тут же схлынула. – Я по нему не скучаю, – строго сказала она себе. – Надоело, все, хватит с меня!»