— Ну как? Что ты видишь? — спрашивает Кейт.

— Подожди секунду, — прошу я, просматривая страничку и быстро узнавая, что живет он на Бейнбридж-Айленде, но работает в Сиэтле, отсюда и паром. Он по-прежнему преподает в средней школе английский язык. Женат на женщине по имени Анна Кордейро, у него одна собака — хаски по кличке Берни. Детей нет. В числе его интересов политика, туризм, велосипедные прогулки, фотография и Шекспир. Его любимая музыка: «Радиохед», «Сигур Рос», «Модест Маус», «Ньютрал Милк Хоутел» и «Клэп ёр хэндз сэй е». Книги: слишком много названий. Любимая цитата из Маргарет Мид: «Никогда не сомневайтесь, что небольшая группа умных, преданных своему делу людей может изменить мир». Особых сюрпризов нет. Я сообщаю основное Кейт. Та спрашивает:

— Как он выглядит?

— Все такой же. Только вот носит линзы, — говорю я, вспоминая, каким слепым он был без своих очков с толстыми стеклами. — Или операцию сделал.

— Не облысел?

— Нет.

— А его жена? Красивая или не очень? — допытывается Кейт, словно это ее бывшего мы выслеживаем в Интернете.

— Не знаю. Довольно красивая. Невысокая. Хорошие зубы.

— Блондинка? — предполагает Кейт.

— Нет. Похожа на латинку... или очень загорелая... Сейчас. Я скопирую.

Я посылаю Кейт три фотографии: на одной Райан и Анна рука об руку стоят на причале в красных флисовых куртках, собака, вытянувшись в струнку, замерла у их ног; на другой — Анна победоносно улыбается на горе с заснеженной вершиной; на третьей — Анна крупным планом, с выразительными красными губами, волосы собраны в гладкий низкий пучок.

Мгновение спустя Кейт открывает мое письмо и восклицает:

— Черт! Она же молодая. В дочки годится.

— Пожалуй, она действительно выглядит молодо, — говорю я, осознавая, что никогда, похоже, не сосредоточиваюсь на возрасте, по крайней мере у тех, кто моложе меня. Как будто я сама остановилась на тридцать первом году.

— Тебя это не волнует? — спрашивает Кейт. — Ты не ревнуешь? Может быть, что-нибудь чувствуешь?

Я улыбаюсь потоку ее вопросов и говорю, что ей нужно перейти на кофе без кофеина.

— Я перешла, — признается Кейт.

— Может, тебе завести рыбок? — дразню я подругу. — Считается, что они действуют успокаивающе.

Она смеется и снова спрашивает, не ревную ли я.

— Нет. Не ревную, — правдиво отвечаю я, продолжая просматривать восемьдесят семь фотографий Райана, Анны и их собаки, в большинстве своем идиллические кадры на природе. Более того, я говорю Кейт, что разглядываю их как снимки незнакомых людей, а не мужчины, за которого едва не вышла замуж. — Он выглядит по-настоящему счастливым. Я за него рада.

— Ты напишешь ему? — спрашивает Кейт.

— А следует ли?

— Строго говоря, должен он, раз это он захотел добавить тебя в список друзей... Но переступи через себя, прояви великодушие.

— Что мне написать?

— Что-нибудь общее.

— Например?

— Например... э... «Рада, что у тебя все хорошо, что ты по-прежнему преподаешь, любишь отдых на природе. Всего доброго, Тесс».

Я набираю эти предложения буквально и отправляю, чтобы не мучиться над формулировкой. И тут же моя фотография, где я позирую, появляется на его «стене». По сравнению с его претендующими на художественность снимками мое фото, на котором я застыла вместе с детьми рядом с рождественской елкой, кажется крайне неестественным, в нем нет ни живости, ни непосредственности, пойманных в фотографиях Райана.

— Порядок. Сделано, — говорю я, думая, что надо обязательно сменить фотографию в своем профиле. К сожалению, ничего величественного, с горными вершинами, у меня нет. — Разместила.

— Разместила? На его «стене»? — в ужасе восклицает Кейт.

— Как ты мне и сказала! — паникую я, гадая, какую ошибку я только что допустила.

— Нет! Нет! Я не говорила! Нужно было послать ему письмо по электронной почте. Частным образом. А не на его «стену»! Вдруг он не захочет, чтобы жена его увидела! Она может тебя запрезирать. Или огорчиться.

— Сомневаюсь. Она выглядит абсолютно счастливой.

— Ты же ничего о ней не знаешь.

— Ну так что, мне его удалить?

— Да! Немедленно... О, черт. Мне нужно ехать в парикмахерскую... но держи меня в курсе.

Я со смехом отключаюсь, завороженная последним снимком — черно-белой фотографией Анны, завернувшейся в большое одеяло у костра и с любовью глядящей в объектив. Я опять убеждаю себя, что не испытываю ревности, но не могу отрицать крохотного, неопределенного укола в груди, который повторяется несколько раз в течение дня, заставляя меня возвращаться в «Фейсбук» и снова и снова проверять страницу Райана. К пяти часам он еще не ответил на мое сообщение, но изменил последние сведения на: «Райан благодарит свою жену за предусмотрительность».

Гадая, в чем же заключалась предусмотрительность Анны, я возвращаюсь к фотографии у костра и наконец-то определяю природу возникшей ранее острой боли. Это не ревность, по крайней мере она никак не ассоциируется с Райаном и его женитьбой, а скорее тоска, связанная с Ником, с моим браком, с воспоминаниями о нашем знакомстве, о прошлом. Если и есть какое-то чувство, то это зависть к выражению полного удовлетворения на лице Анны; к тому, что скорее всего Райан вызвал у нее улыбку, он сделал снимок, потом перевел его в черно-белый вариант, а затем вывесил на «Фейсбуке»; зависть ко всему, чего никогда не будет в моем доме. Во всяком случае, теперь.

Уже совсем вечером, когда Райан наконец-то прислал мне ответное электронное письмо («Я тоже рад тебя видеть. Красивые дети. Ты все еще преподаешь?»), я рассказываю Нику о нашей переписке, надеясь получить удовлетворение от его реакции собственника. Или, возможно, услышать ностальгические слова о наших отношениях — ведь именно Райан свел нас вместе.

Но Ник качает головой и говорит:

— Стало быть, у этого парня есть страничка в «Фейсбуке».

Затем берет пульт и включает Си-эн-эн. Андерсон Купер дает ретроспективный сюжет о цунами, на экране мелькают ужасающие сцены разрушений.

— А чем плох «Фейсбук»? — с обидой больше за себя, чем за Райана, спрашиваю я.

— Ну, для начала, это абсолютно пустая трата времени, — отвечает Ник, чуть прибавляя громкость, чтобы послушать рассказ о трагедии британского туриста.

Тем самым он намекает, что у меня есть время, которое можно тратить впустую, тогда как он занятой хирург и у него есть дела поважнее.

— Ничего подобного, — говорю я. — Это отличный способ восстановить связь со старыми друзьями.

— Угу. Скажи это кому-нибудь... Нет, лучше скажи это как его там...

Затем Ник игриво мне подмигивает и снова устремляет взгляд на экран телевизора, безмятежный, как и в самом начале, когда я разорвала помолвку с другим человеком ради простой возможности быть с ним. Когда-то это больше всего мне в нем нравилось — его непоколебимая уверенность в себе, — но теперь это кажется разновидностью безразличия. И, притворяясь, что увлечена документальным фильмом не меньше Ника, я лихорадочно вспоминаю, как все было, как все начиналось.


«Привет, Ник. Это Тесса Тейлер. Из подземки».

Помню, как я писала эти слова, набираясь смелости позвонить ему, практикуясь на Кейт, меняя тон от грустного до страстного и бодрого.

— Повтори-ка, — требовала Кейт со своего излюбленного поста на моем диване-футоне — собственно, только тут и можно было сидеть с тех пор, как полтора месяца назад Райан съехал, прихватив с собой наш диван. — И без вопросительных интонаций на этот раз.

— Что? — спросила я, ладони у меня вспотели.

— Заканчивая предложения, ты как будто задаешь вопрос. Звучит так, словно ты не уверена, кто ты есть... Это Тесса Тейлер? Из подземки?

— Мне кажется, я не смогу этого сделать, — сказала я ей, расхаживая вдоль ширмы в азиатском стиле, отделявшей мою кровать от жилой зоны.

— Ты хочешь, чтобы он стал встречаться с кем-то другим? Или, чего доброго, вообще тебя забыл? — поинтересовалась Кейт, мастер брать на испуг. — Давай. Вопрос времени решает все.

Она извлекла из своей необъятной сумки пилочку для ногтей, бутылочку жидкости для снятия лака, несколько ватных шариков и принялась делать маникюр.

— Я не готова для отношений, — заметила я.

— А кто говорит про отношения? Может, у тебя просто разок в жизни будет классный секс. Неужели это так уж плохо?

— Разок в жизни? А откуда ты знаешь, что у нас с Райаном секс был не классный?

Кейт передернуло, как будто я говорила о ее брате, что было недалеко от истины, так как на протяжении почти всего времени нашего пребывания в колледже мы так и общались втроем.

— А что? Был классный?

Пожав плечами, я ответила:

— Сносный.

Подруга покачала головой, придавая ногтям форму, которую сама она называла «квадровальной».

— Ну а мы нацелены на что-нибудь к северу от сносного. Поэтому бери этот треклятый телефон и звони ему. Сейчас же.

Так я и сделала, набрав номер, указанный на его визитной карточке, и сделав глубокий вдох, пока шли звонки. Затем, услышав несомненно его «алло», я зачитала написанный мной текст, каким-то образом ухитрившись закончить все предложения точкой.

— Кто? — переспросил Ник.

— Э... Мы познакомились в метро, — сказала я, в полном замешательстве и уязвленная.

— Шучу, — сказал Ник. — Конечно, я вас помню. Как дела?

— У меня все хорошо, — ответила я, сожалея, что не попрактиковалась дальше трех предложений. Я посмотрела на Кейт, ища поддержки, и та подняла вверх большие пальцы и жестом показывая, чтобы я продолжала разговор. — А у вас как?

— Не могу пожаловаться... Так как прошел медовый месяц? — спросил он без тени веселости, хотя через несколько недель признался, что это была попытка сломать лед с помощью юмора, но что, едва эти слова слетели у него с языка, как он посчитал себя бесчувственным.

Я нервно рассмеялась и сообщила, что медового месяца не было, так как не было и свадьбы.

— О, — промолвил Ник и продолжил: — Мои соболезнования? Поздравления?

— Спасибо, — сказала я, ответив, видимо, на оба вопроса.

— Итак? Вы звоните просто поделиться новостью? — непринужденно спросил он. — Или пригласить на свидание?

— Поделиться новостью, — сказала я; его подшучивание придало мне смелости. — А насчет свидания — это зависит от вас.

Кейт подняла брови и усмехнулась, явно гордясь моим ответом.

— Ну тогда как насчет сегодняшнего вечера? Вы свободны?

— Да, — ответила я с дико бьющимся сердцем; с Райаном у меня никогда такого небывало, даже перед самым нашим первым разом.

— Вы вегетарианка? — спросил он.

— А что? Это является препятствие к сделке?

Ник рассмеялся.

— Нет... Просто я настроен на бургер и пиво.

— Мне подходит, — сказала я, думая, что ростки фасоли и тофу показались бы мне столь же привлекательными. С Ником Руссо меня устроит все.

— Хорошо. Встречаемся в «Бургер джойнт» в «Паркер меридиен»... Вы знаете это место?

— Нет, — ответила я, спрашивая себя, следовало мне это знать или нет... не изобличит ли это меня как домоседку, которой я была с Райаном и что поклялась изменить.

— Этот отель расположен на Пятьдесят шестой улице... между Шестой и Седьмой авеню, ближе к Шестой... Входите в вестибюль — и сразу между стойкой регистрации и стойкой менеджера имеется маленькая штора и табличка «БУРГЕР ДЖОЙНТ». Я буду там и подержу наш столик.

Я лихорадочно записала его указания на обороте своего текста, теперь уже потными и трясущимися руками. Затем спросила о времени встречи, он ответил — в восемь.

— Хорошо, — сказала я. — До скорой встречи.

Услышав ответ Ника, я по голосу поняла, что он улыбается:

— До скорой встречи, Тесса из подземки.

Я дала отбой, зажмурилась и легкомысленно, по-девчачьи заверещала.

Чертыхнувшись, Кейт изрекла:

— Иди, Тесса. То есть, строго говоря, ты должна была сказать об уже имеющихся планах. В следующий раз хотя бы зажми трубку и сделай вид, что смотришь свой календарь. И никогда не соглашайся на свидание в этот же день...

— Кейт! — воскликнула я, бросаясь к гардеробу. — У нас нет времени на урок по искусству свиданий. Мне нужно найти, в чем я пойду.

Кейт улыбнулась:

— Лифчик на поролоне, черные тонги, туфли на шпильках.

— С лифчиком на поролоне и тонгами согласна... Но мы идем в заведение, которое называется «Бургер джойнт». Я не очень уверена, что там уместны шпильки.

Кейт с мрачным видом проследовала за мной к гардеробу.

— «Бургер джойнт»? Господи, надеюсь, он не скупердяй. Да и вообще странное место для встречи с врачом.