– Холодно? – спросил Виктор, поправляя шарфик на Галине.

– Не жарко, – отшутилась Ермолина, доверчиво подставляя лицо заботливым мужским рукам.

– Я тебя отвезу, но зайти не смогу, точнее, не хочу, – сказал Виктор.

– Почему? – удивилась Галина и охнула от ужаса.

Женщина не должна навязывать свое общество мужчине, особенно в ночное время. На часах уже двенадцать, начало первого.

– Не хочу все испортить, между нами произошло главное – мы стали духовно близки, а сексом можно загубить хорошее начало, – произнес Виктор.

Галина распахнула глаза, пытаясь разгадать ответ. Первый раз она не могла понять Виктора. На всякий случай решила промолчать. Пусть решает мужчина. Это его прерогатива.

– Ты согласна? – спросил Виктор.

Он пытался разрулить ситуацию. И все делал правильно. Сложные вопросы обычно обсуждаются коллегиально. На семейном совете.

– Не знаю! Я впервые в такой ситуации, ни разу еще не была невестой, – пробормотала Галина, – и совсем не знаю, как себя вести.

– А я знаю, – воскликнул Виктор. – Ты поедешь к себе, а я к себе. Когда подыщешь квартиру, мы переедем вместе. В один день. И начнем все с нуля. Учти, от твоей расторопности зависит наше будущее, наша общая жизнь. Счет пошел, – пошутил Виктор. Ермолина разочарованно слушала его доводы, вполне разумные, но ей почему-то захотелось продолжения банкета. И не нужно заниматься сексом, который способен загубить все хорошее, если верить словам Виктора. Совершенно необязательно заниматься выяснением половых отношений, ведь можно тихо сидеть в темноте и вслушиваться в родное дыхание, держась за руки, ощущая близость друг друга. Но Виктор уже прощался, тихо поцеловал Галину в лоб, виски, нос. Ермолина ждала, затаив дыхание, когда Виктор поцелует ее в губы, но он не сделал этого, он прощался с ней, будто выполнял какой-то таинственный ритуал.

Вернувшись в чужую квартиру, Галина сразу уснула. Сказалась усталость. Страшные сны больше не тревожили Ермолину. А утром она поняла, что больше не чувствует присутствия Алексея Родина в своей жизни. Еще вчера она знала, о чем он думает, где находится. Любовь прошла. Связующая ниточка оборвалась.

* * *

Галина Ермолина лежала на спине. Едва слышалось легкое дыхание, чистое, свежее, юное. Девушка спала. Обнаженное, стройное, будто лакированное тело отливало, будоражило, манило, оно лежало на кровати, будто на витиеватой подставке, словно драгоценность, дивная и редкая. Алексей смотрел на неповторимую линию бедер, изгиб талии, высоко вздернутую грудь и восторгался этим зрелищем. Немое восхищение отнимало возможность дышать, думать, Родин мог лишь чувствовать. Он прикоснулся к женскому животу, осторожно, одним пальцем провел по впадине и ощутил толчок. Галина отзывалась на ласку, она просила, молила, требовала и ждала благословенного мига, когда Алексей проявит желание. А Родин нарочно сдерживал порыв, он хотел насладиться красотой, досыта, допьяна, до донышка. Так смотрят алкоголики на стакан, наполненный спиртом, они боятся смертельного конца, но жажда сильнее разума, и безвольная рука жадно тянется к смертоносному напитку, чтобы напиться вдребезги, утолить желание, а там будь что будет. Родину хотелось утонуть в Галине, как в омуте. Он притиснул пальцы к пупку, надавил ладонью на живот. И ему показалось, что он погрузился на дно живительного источника. Там, глубоко внутри, кипит настоящая жизнь, творятся невообразимые процессы, совершается невиданное колдовство. И в этом адском вареве бесповоротно гибнет последний разум Алексея Родина. Галина вдруг открыла глаза.

– Что с тобой, Алеша? – спросила она.

– Ты – змея, колдунья, ведьма! Я смотрел на тебя и боялся. Понимаешь, я впервые испугался тебя, твоего тела, живота, волос, губ, всего-всего, – сказал Алексей.

Родин сердито отвернулся от нее, лег на бок и подсунул руку себе под голову. Ему больше не хотелось смотреть на Галину. Он устал. Алексей смертельно устал от любви и желания, неутолимое влечение измучило Родина, отняло способность мыслить. Он мог лишь чувствовать.

– Алеша, что с тобой, ты в порядке? – ласково произнесла Галина, она обняла Родина и нежно поцеловала в пылающее плечо.

Алексей раздраженно оттолкнул Ермолину. В этот миг он ненавидел себя, Галину, любовь, желание. Весь мир. Все вокруг вдруг стало противным, муторным, нудным. Галина обиделась. Она натянула на себя одеяло и задумалась. Что оттолкнуло Алексея? Она украдкой посмотрела на себя, поднырнув головой под одеяло. Все в порядке. Ничто не изменилось за десять минут короткого сна. Она осталась прежней. Мир стоял на месте. Комната не прибавилась в размерах. Родин неожиданно резко вскочил и оделся. Ушел, не попрощался. В сердцах хлопнул дверью. Галина лежала на кровати, укрытая с головой одеялом. Она боялась вылезти из норки. Ей было страшно.

– Все пусто, – вдруг сказал кто-то, и легкое эхо разнесло обрывки слов в пространстве. Слова повисли в воздухе, будто этот «кто-то» привязал их на ниточку. Алексей Родин провел ладонью по лицу, очнулся, будто долго находился в летаргии, сделав попытку избавиться от наваждения. Видение растаяло, уплыло в открытую форточку вместе с сигаретным дымом.


– Такие вот дела, брат, – сказал грузный мужчина, перебирая на столе цветные фотографии, черно-белые снимки, какие-то записи, записки, бумажки с непонятными цифрами.

– Какие дела? – спросил Родин.

– В Москве я провел две недели по твоему поручению, избегался по разным местам, где хоть однажды ступала нога твоей красавицы. Вытянул пустышку. Ноль. Подругам ничего не известно о местонахождении гражданки Ермолиной. Друзей у нее мало, и они тоже ничего не знают. Пропала и пропала. Тогда я отправился к матери Галины. А там, – грузный мужчина взмахнул рукой, что явно означало полную безнадегу, – а там беда в чистом виде. Отец с матерью получили за все время два письма и один перевод на небольшую сумму. Место отправления установить не представилось возможным. И все. Уже несколько месяцев никаких известий. Другими сведениями о собственной дочери родители не располагают. Они, понятное дело, подали в розыск. А московские опера ничего не нарыли. Пропал человек, с концами, будто его и не было.

Мужчина уныло забарабанил по квитанциям, Алексей бросил беглый взгляд, телефонные счета, много счетов. Родин протянул пухлый конверт.

– Здесь вполне достаточно денег для покрытия расходов, – сказал Алексей.

– Вот спасибо, хорошо, – пробормотал смущенный сыщик, пряча конверт в нагрудном кармане куртки.

– Вы мне скажите, у меня есть хоть какая-то надежда? – спросил Родин.

– Да надежда всегда имеется, как же без надежды-то, – частушечным голосом зачастил детектив со стажем, – но ведь, милый мой, в стране пропадает ежедневно сотни тысяч, и это все люди, они тоже чьи-то невесты, сестры, матери, сыновья и братья. И все числятся без вести пропавшими.

– И что, никого не находят? – произнес, будто прочитал приговор, Алексей Родин.

– Иногда находят, – склоняя голову куда-то вбок, уклончиво и осторожно ответил бывший опер.

– То есть вы хотите сказать?.. – задал ровно половину вопроса Родин.

Сыщик медлил с ответом, он не хотел мучить Алексея. Нельзя же сказать и без того расстроенному клиенту, что вместо его возлюбленной когда-нибудь отыщется развалившийся на части труп.

– Хочу заметить, что надежда всегда есть, надо ждать, может, когда-нибудь выплывет, – сказал, наконец, частный детектив и, спохватившись, добавил: – Не тело выплывет, конечно же, а информация. Вот что я имею в виду.

– Ясно, – сказал Родин и вышел из узкой комнаты.

Надежды больше не было. Она умерла. Последняя надежда умерла. Никаких эмоций и чувств не было. Внутри царствовали лишь пустота и холод, будто кто-то вмонтировал в тело Родина морозильную камеру, нещадно расточавшую по всему организму ледяную мглу. Жизнь утратила смысл. Можно было тупо работать ради денег, но даже деньги не радовали, они стали пустыми и мятыми бумажками, напоминавшими оплаченные квитанции за бесполезные телефонные переговоры. Родин вернулся в офис. Он долго смотрел на кипу документов, не понимая, что перед ним находится. Кажется, что-то живое, одушевленное. Алексей потрогал пухлую стопку руками, ощутил пальцами мягкую податливость бумажного, шелковистого глянца, вгляделся в буквы, цифры, строчки. Смысла не было. Его вообще не было. Нигде, никогда, ни в чем. Изначально. Алексей Родин стал живым мертвецом. Он посмотрел на свои руки, лежавшие на стопке договоров. Руки как руки, обычные, мужские, с редкими волосками на тыльной стороне ладони. Длинные, узкие пальцы, тонкие сочленения, круглые ногти. И вдруг руки словно отделились от организма. Они превратились в отдельные части, живущие сами по себе вполне самостоятельной жизнью. И Алексей Родин наконец понял, что такое истинное страдание – это тот самый миг, существующий в пространстве, в вечности, безжалостно раздирающий единое целое на мелкие кусочки.

– Алеша, тебе надо отдохнуть, – раздалось за спиной.

Алексей Родин услышал чей-то голос, но не отвел взгляда от рук, они по-прежнему лежали на столе, как два лишних предмета, отделенных разбитым разумом от всего организма.

– Брат, ты устал, поезжай-ка домой, отдохни как следует, – сказал преданный товарищ.

И Родину вдруг захотелось уткнуться ему в плечо, расплакаться, горько и сладко одновременно, как в детстве, когда здорово болела ушибленная коленка. Ведь когда-то можно было прижаться к матери и долго и молча плакать, тычась сопливым носом в родное и теплое плечо, пытаясь рассказать о несовершенстве окружающего мира. И мать успокаивала, она ласково гладила хрупкие детские плечики, понимая без слов, да, мир несовершенен. Он часто дробит сознание на части. Но надо уметь собрать разбитое целое воедино, сжать кулак, напрячь волю. Но Родин лишь молча кивнул. Нельзя терять чувство собственного достоинства. Мужчина не должен показывать свою слабость никому, даже самому верному другу. И даже в тот миг, когда мужчина не способен собрать волю в твердую пружину, а кулак слабо распадается на пять безвольных частей.

* * *

В агентстве «Плюс» Галину уже не ждали. Сотрудницы окружили Ермолину, пытаясь привлечь к себе внимание. Каждая хотела стать первой. Главной. Незаменимой. Галина пыталась уделить внимание всем одновременно, но ничего не вышло. Хор женских голосов заглушал даже громко орущий приемник. И Галина взмолилась: «Девочки, замолчите, сейчас я вам все расскажу, по порядку, только не визжите, пожалуйста!» И никто не обиделся. Все уселись вокруг Галины, поставив стулья кружком, как в хороводе. В центре стояла Галина. Женщины пристально смотрели ей в глаза, ждали, когда начнется сказка. В руках сотрудницы держали кружки с чаем, бутерброды, салаты в пластиковой упаковке, но никто не ел, не до этого было.

– Ну вот, а я замуж выхожу, – сказала Галина, немного смущаясь от прицельных взглядов женских пытливых глаз.

– Про принца расскажи, – послышалось со всех сторон.

Ермолина улыбнулась. В эту минуту она понимала всех женщин на планете. Сладкая мечта будоражит умы не только юных девушек, ведь женщины навсегда, до самой смерти остаются маленькими девочками, мечтающими о сказочном принце.

– Принц как принц, ничего особенного, – сказал Ермолина, впервые осознав, что не в состоянии описать Виктора.

Какой он? Красивый, ухоженный, уверенный. Сильный, настоящий. Пожалуй, и все, больше нечего сказать. Таким должен быть мужчина.

– Не томи душу, рассказывай, – потребовала Алина.

Она встала и вышла из кружка с грозным видом, дескать, не скрывай, Галина, от народа правду. Говори, как есть, чистую правду. Ермолина округлила глаза, она попалась, любопытные женщины не выпустят из офиса, пока не убедятся в том, что детские мечты иногда сбываются.

– Его зовут Виктором, он красивый, похож на француза, и машина у него из Франции, но он предупредил меня, что не очень богатый, но и не бедный, – начала свой рассказ Галина.

– А откуда у него деньги? – строгим голосом спросила Алина.

– Сам заработал, работать пошел рано, создал свое дело, теперь руководит фирмой, – сказала Галина и замолчала.

Ермолина мысленно ужаснулась, ведь она не спросила Виктора, не поинтересовалась, собственно говоря, а чем фирма-то занимается?

– Чем фирма-то занимается? – спросила Алина, она будто прочитала тайные мысли Ермолиной.

– Не зна-а-ю-ю, – растерялась Галина.

– Ну ты даешь! – восхитилась какая-то женщина. Галина не запомнила ее имени, а спросить было неловко. – Нашла принца, а чем он занимается, не выяснила. А вдруг он – банкрот, мошенник, вор и бандит? И все это в одном флаконе.

– Нет, Виктор – не бандит и не мошенник. Он – настоящий мужчина. Принц. Король королей. И вообще, я люблю его! – воскликнула Галина и осеклась.