Мысли путались и не желали выстраиваться в любимую Юлькой логическую цепочку. Костик ушел. Не просто ушел, а еще и высказал свои соображения, накопившиеся за недолгое время их совместного проживания. По всему получалось, что она – генетический урод, не имеющий права называться женщиной. Это было обидно. Не просто обидно, а чрезвычайно обидно. Юлька уже видела себя в белом свадебном платье, мечты завели ее так далеко, что она стала выискивать в Интернете магазины, торгующие детским приданым, и даже выбрала очаровательную кроватку… Костик был таким понятным, таким простым, таким идеальным, почти… Она так гордилась им: не пьет, не курит, любит ее, как никто никого никогда не любил. Девчонки скептически хмыкали и искали дефекты, упорно пытаясь открыть ей глаза на его недостатки. «От зависти», – думала Юлька и продолжала строить в мечтах свой песочный замок. Крыша которого сегодня и обвалилась ей на голову.


День заканчивался. Вопросов и проблем только прибавилось, точки над «и» расставлены, но ситуация не прояснилась.

Надо было решать проблемы по степени их важности. Сначала в консультацию. До конца рабочего дня оставалось еще полтора часа, но она встала, оделась и вышла. Что подумает Валерий Михайлович, не увидев секретаря на рабочем месте, ее не волновало. О нем она думала меньше всего. То есть вообще не думала. Она жила на автопилоте. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша…

* * *

В консультации ее приняли платно, а потому невероятно быстро. Регистраторша, посмотрев на ее перевернутую физиономию, заполнила карточку и отвела в кабинет мимо очереди, которая тут же недовольно зашипела.


Из дверей консультации она просто выпала. На голову сыпался противный мелкий снег и тут же таял. Сколько раз Юлька представляла себе этот радостный момент, как она скажет ему… Нет, не думать об этом, нельзя, не надо… Рыдания, которые она сдерживала, наконец прорвали плотину Юлькиных тщетных усилий, и у нее началась самая настоящая истерика. Так голосят по умершим. И ей казалось, что она уже умерла. Ее нет, есть только этот снежный ком проблем, который подмял ее под себя и остановился.

Если бы она утром не накрасилась, планируя произвести на Костика неизгладимое впечатление, то сейчас ее лицо было бы просто опухшим. Но она решила предстать перед изменником при полном параде, поэтому теперь тщательно нанесенный утром макияж превратился в боевой раскрас индейца, идущего по тропе войны. Тропа привела ее на работу.

По счастью, в коридоре ей попалась навстречу бухгалтер Танечка, которая охнула и шарахнулась в сторону, не узнав в полутьме Юльку.

– Что, – равнодушно спросила Юлька, оставившая у консультации вместе со слезами все силы и эмоции, – такая страшная?

– Ну что ты, – заволновалась Танечка, – лампочку не могут сделать, безобразие… Ты, э-э-э-э-э… умылась бы…

Даже в полутемном коридоре было видно, как Танечка покраснела от своей бестактности.

Юлька зашла в туалет и глянула в зеркало. Оттуда на нее уставилось нечто.

– Мда. – Юлька смыла все, что смогла. Осталась просто красная пятнистая физиономия. – Бомжиха. Ну и ладно.

В приемной было пусто. Похоже, шеф так и не узнал, что она уходила: отряд не заметил потери бойца…

Подперев голову ладошками, Юлька попыталась понять, что случилось и что с этим делать. Но думать не получалось. Лезли на ум всякие глупости, в частности, единственное золотое колечко, скромненькое, подаренное мамой на двадцатипятилетие, оставшееся в ТОЙ квартире, второй костюм и блузки, тоже висевшие в шкафу ТАМ. Но разбираться с этой проблемой сейчас она не могла. Надо было решать вопрос с ночевкой. Если прийти к Аньке второй раз, то придется все-таки объяснить, в чем дело. А может быть, и пора? Нужен был совет, а кто, как не дважды замужняя Анька, сбросившая свои рога еще четыре года назад, мог этот самый совет дать. Надо идти сдаваться.

Рабочий день все никак не заканчивался. Как только наступили заветные 18.00, Юля пошла к шефу прощаться.

– До свидания? – как обычно, вопросительно сказала она, что подразумевало следующее: она прощается и одновременно интересуется, не надо ли чего. Слава богу, ничего не надо было. Про отлучку Валерий Михайлович смолчал. Супермен, оказывается, все еще сидел у него и шуршал какими-то бумажками, раскладывая из них на длинном директорском столе замысловатый пасьянс.

Шеф кивнул, и Юлька отправилась плакаться Аньке. Пока она подпрыгивала на ледяном тротуаре, высматривая в сумерках свою маршрутку, ей вдруг четко представилась картина, как она на темно-синем «Вольво» проезжает мимо Костика, мерзнущего на остановке. За рулем «Вольво» сидит супермен, на заднем сиденье лежит охапка роз… Маршрутка пролетела мимо, даже не остановившись. Как всегда, надо тащиться к кольцу, час пик, мест нет.

«Не могу», – подумала Юлька и стала ловить частника. Остановился потрепанный «жигуленок» с не менее потрепанным дядькой за рулем. Принца рядом не оказалось. Жизнь – не кино, а как хотелось бы…


Аня выжидательно смотрела на подругу, в глазах застыл вопрос. Наевшаяся Юлька (и откуда только аппетит взялся, хотя из-за всех этих переживаний она и пообедать-то забыла) поняла, что пора все выкладывать. Она даже не могла разобраться: хочется ей делиться с Анькой своим горем или нет. Вместе с сытостью пришла апатия. И Юлька рассказала все.

Подруга не перебивала, только изредка задавала уточняющие вопросы. Когда рассказ, перемежаемый жалобами и упреками, был закончен, она некоторое время сидела молча, а потом сразу перешла к главному:

– Ну, Костик – фиг с ним, не было мужика – и это не мужик. С ребенком что?

Что с ребенком, Юлька не знала. Она старалась об этом не думать. Словно угадав это, Аня сказала:

– Не жди, не рассосется. Давай решать, пока не поздно. Пять недель – это не смертельно, но шевелиться надо быстрее.

Анна, как всегда, настроена была решительно: сначала дело, а потом эмоции. Эмоции – это Костик и все с ним связанное, а дело – это то, что уже внутри Юли целых пять недель. То, чего она так ждала, получила, когда совсем отчаялась, и вот теперь была абсолютно не рада этому обрушившемуся на нее счастью.

Шевелиться быстрее не хотелось, шевелиться не хотелось вообще. Если бы можно было исчезнуть, раствориться и зависнуть в небытии… И ни о чем не думать. Груз ответственности, который Юлька всеми силами пыталась от себя отпихнуть, наваливался и требовал активных действий. Было два пути, абсолютно противоположных. Выбор был, но какой! Можно пойти к знакомому врачу и решить вопрос за полдня, а потом тихо страдать и забывать свою первую и последнюю любовь. Или не ходить никуда, совершить поступок, как в кино: родить, вырастить. И вот Костик, побитый временем, как старая шуба молью, подходит к ним с сыном на улице, узнает, бросается на колени, а она говорит: «Это не твой сын!» – и уходит за горизонт… 154-я серия… Продолжение следует… Москва слезам не верит. Полный бред. Но аборт… Это же убийство. Похоже, что последнюю мысль она выдала вслух, поскольку Анна, долго терпевшая фазу Юлькиной задумчивости, довольно резко сказала: «А так ты свою жизнь угробишь. Без мужа, с ребенком! Алиментов от твоего убогого не дождешься, жизнь с ребенком устроить намного сложнее. Тебе же, дуре, даже жить негде. К маме пойдешь?» Юлька вздрогнула. Про родителей она забыла. Моральные терзания напрочь выбили почву из-под ног, про материальные моменты она как-то не подумала.

– Ну и что. Комнату сниму, без памперсов обойдусь, куплю все бэушное…

– Заткнись, – перебила Анька. – Ты совсем уже ничего не соображаешь. Ты что, на какие деньги ты комнату снимешь, балда!

– Так работать пойду…

– Ага, прям из родилки и давай, – Анька нервно закурила. – Не зли меня.

– Я до последнего буду работать, потом два месяца отлежусь, ребенка – в ясли и на работу опять. Комнату сниму поближе к офису, чтобы раньше забирать…

– Видишь, кастрюля стоит? – неожиданно спросила Анька.

– Ну.

– Гну! Я тебе ее сейчас на голову надену, идиотка! Приди в себя наконец. Кто тебе сказал, что у тебя будет нормальная беременность? А если ты, как я, шесть месяцев на сохранении отлежишь, а если с ребенком не дай бог что… Да кто его у тебя в два месяца в ясли возьмет, с полутора лет только, спустись на землю!

– Няни есть, бабушка… – сказала Юлька и осеклась, представив лицо этой самой бабушки.

– Ага, – подхватила подруга, – давай бабулю порадуем, а то она еще не в курсах, какое счастье обвалилось! Ладно бы от мужика нормального, так ведь нет – от Костика! Насколько я помню – маман твоя от него не в восторге, поправь меня, если я ошиблась!

– Няня, – уперлась Юлька.

– Почем?

– Что «почем»?

– Почем нынче няни на рынке труда? Не просветишь меня, темную?

– Можно узнать, обзвонить агентства, – Юлька почувствовала себя в родной стихии: уж что-что, а собирать информацию по телефону она умела профессионально.

– Не можно, – рявкнула Аня. – Баксов триста как минимум!

– Да брось ты, – не поверила Юлька, – бред! Нет таких цен.

– Это в конторе твоей таких зарплат нет, а люди уже давным-давно деньги зарабатывают, а не за еду вкалывают! Рабыня Изаура!

– Можно прибавку попросить, шеф поймет, он мужик хороший…

– Ну-ну, и будет в восторге от беременности своей секретарши. Давай, рули к нему завтра. Ох, хотела бы я на его лицо посмотреть, когда ты ему об этом скажешь!

– Что делать-то? Чего ты орешь, нет бы посоветовать что-нибудь, развопилась! – Юлька почувствовала, что сейчас заревет. Аня тоже это поняла и сказала:

– Сейчас звоним доктору, договариваемся с ним на завтра – и все. Потом будем устраивать твою личную жизнь.

– С «ним»? – обалдела Юлька, пропустив мимо ушей угрозу о грядущем устройстве ее личной жизни. – Так он еще и мужик?! Нет, я не пойду, к женщине пойду, а к мужику – нет!

– Он не мужик, а гинеколог – почувствуй разницу. Все!

– Мне на работу…

– К врачу! – оборвала Анна. – Все! Конструктивного разговора с тобой все равно сегодня не получится. Иди спать, завтра день тяжелый.

День и правда был тяжелый. Голова болела ужасно: Юлька всю ночь не спала. Ей чудился малыш, которого уже не будет. Он улыбался, тянул к ней ручки и лопотал что-то на своем смешном детском языке.

«Аборта не будет, – решила Юлька. – Чего бы мне это потом ни стоило. Ну и что, что он от Костика, это мой ребенок, только мой. Он не виноват, что я выбрала ему такого отца. Я ошиблась, мне и отвечать. – Юльку потянуло на пафос, которым она пыталась заглушить страх. Уверенности не было ни в чем. Было страшно рожать, но не рожать было еще страшнее. – Убить собственного ребенка, да на что она меня толкает – ни за что! Аньке хорошо, не ей выбирать», – подумала Юлька и тут же устыдилась своих мыслей.


Аньке не было хорошо. Не было и уже никогда не будет. И выбора такого у нее не будет. Никогда. Эта тема была табу и никогда подружками не обсуждалась. По мотивам ее жизни вполне можно было бы снять какую-нибудь «Санта-Барбару» местного масштаба. На первом курсе института Анька выскочила замуж за первого красавца курса. Каким образом он на нее повелся, было не ясно. Особой красотой она никогда не отличалась, но зато была умная. Весь курс списывал у нее задачки, подруги бегали к ней за советом. И еще: Анька считалась перспективной. Было ясно, что такого экономиста работодатели будут рвать друг у друга из рук. Так и произошло. Но это случилось уже потом, много позже. А на первом курсе было скоропалительное замужество и гордость обладания этаким Тарзаном. Таким ухажером не могла похвастаться ни одна девчонка из Аниной группы. На улице прохожие тетки сворачивали шеи, глядя ему вслед. Володя это знал, отчего самооценка его просто зашкаливала. Парень он был хороший, компанейский. С ним всегда было весело: полное отсутствие комплексов сильно облегчало ему жизнь и позволяло не отвлекаться на мелочи. Институтские преподаватели, большинство из которых было дамского пола, ставили ему зачеты автоматом. Его женитьбу на Аньке не обсуждал только ленивый. При этом надо было ее видеть: высокая худощавая брюнетка с зычным голосом, в учительских очочках, с коротким хвостиком – натуральный синий чулок. Это сейчас, работая финансовым директором в солидной фирме, она имела личного визажиста и выглядела соответствующим образом. А тогда… Она даже на свадьбу приперлась в джинсах и рубашке, чем вызвала волну недовольства среди Вовкиных родных. С Аниной стороны были только друзья: мама у нее умерла, когда Анька еще училась в школе, а отца она никогда не видела. У молодого мужа, наоборот, была большая семья. Вся его родня была, как Вовка, – кровь с молоком. Все как на подбор: нарядные и в золоте. Пестротой одежек, блеском украшений и говорливостью они напоминали небольшой цыганский табор. Правда, от цыган их отличала абсолютная белобрысость. Единственный, кого это не портило, был молодой жених. Анька пресекла выпады в свою сторону сообщением, что «ее красоту тряпками не прикроешь». Молодую не поняли, но роптать перестали.