У двери Варвары Петровны она позвонила. Никто не отозвался. Мила подождала. Потом постучала. На стук открыли быстро.

– Простите, но это я. Не помешаю?

– Смотря зачем пришли? – Женщина нахмурилась.

– Чаю попить. По случаю праздника. Я живу одна. Отец далеко. Только в выходные его увижу. А все-таки праздник.

– При чем тут я?

– Мне подумалось, что мы могли бы с вами хорошо провести этот вечер. Тем более что хочется вас расспросить о работе. Мне иногда кажется, что я не тем занимаюсь… А вы все-таки в науке работали тоже…

– Проходите.

– Я поставлю чай? Не возражаете?

– Не возражаю. Но, кроме хлеба и меда, ничего не предложу. По графику я продукты должна купить только послезавтра.

– У вас график для таких дел?

– Я всю жизнь живу по графику. И этим спасаюсь. Да, продукты только послезавтра.

– У вас пенсия послезавтра?

– И пенсия тоже.

– Вот и отлично. Я вам тут кое-что принесла. – Мила намеренно не сказала «купила». Чтобы не было намека на товарно-денежные отношения.

– С чего это вдруг? Думаете, я нищая?

– Ничего я не думаю, – возмутилась Мила. – Я себе покупала и вам заодно.

– Вы меня не знаете.

– И что? Вот продавец в магазине меня тоже не знает, а творог обезжиренный оставляет. Как вы думаете почему?

– Почему?

– Потому что мы с ней знакомы. Я хожу в магазин, она привыкла, что я прихожу. Она меня не знает, но видела.

– Разница есть?

– Огромная. Но для помощи – никакой.

– И что же вы купили? Я деньги вам отдать не смогу сегодня.

– А я деньги и не возьму.

– Это еще почему?

– Не возьму. Я могу работать. Вы – не работаете. Поэтому и не возьму.

Довод был прост, но женщина не нашлась что ответить. Она действительно не могла больше работать. И предлагали ей помощь просто, без намеков каких-то. И девушка эта была чем-то похожа на нее в молодости. Или ей, Варваре Петровне, хотелось так думать. Хотелось думать, что когда-то она сама была такой же решительной, собранной, самостоятельной, ничего не боялась и принимала решения, невзирая на обстоятельства или молву. И даже внешне она когда-то была похожа на нее – обычное лицо, но повадки запоминающиеся, убедительные, таящие в себе силу. Варвара Петровна почувствовала зависть – возраст, вот оно главное отличие между ними.

Чай они пили из больших чашек, на которых был изображен Большой театр. Кроме здания, на них были надписи: «Уважаемой В.П. на память от четвертого курса».

– Подарили студенты? – Мила указала на чашку.

– Да, какое-то время я преподавала. Недолго, правда. Очень полезное занятие. Мозги тренирует, память. А главное, от маразма спасает.

– Это как?

– В прямом смысле. Процесс преподавания – процесс обоюдный. Мы им – студентам, они – нам.

– Что же они нам дают?

– Новый взгляд. Подход, свойственный их возрасту. Преподающий невольно подстраивается под их язык, мышление. Он как бы еще раз овладевает социальными навыками, которые приняты в этой возрастной группе и которые соответствуют данному временному отрезку.

– Действительно, – призадумалась Мила. – Надо об этом подумать.

– Вам еще рано, – заметила Варвара Петровна. – Вам еще надо свой возраст «освоить», а потом муж, дети. Это тоже школа.

– Я не замужем. И детей пока нет.

– Будут.

– Надеюсь.

Уже сидя за столом, Мила разглядела свою новую знакомую. «Она так забавна, что представить ее молодой просто невозможно!» – подумала тогда Мила. Варвара Петровна была маленького роста, худая и прямая, словно проглотила аршин. Вероятно, несвойственная пожилому возрасту черта должна была ее молодить, но все было наоборот. Казалось, что девушкой эту женщину туго спеленали, да так и оставили. И она достигла зрелых лет, просто усыхая. Но внезапно она как-то так неловко поворачивалась, что становилась сутулой, почти горбатой. Мила даже удивилась такой метаморфозе, а потом сообразила, что эта сутулость не что иное, как реакция на боль. «У нее радикулит. Или остеохондроз. Что-то вроде этого!» – сказала она себе.

Еще в ее повадках было что-то птичье – мелкое движение, потом минутное спокойствие, затем опять мелкое движение и опять внимательный взгляд вокруг себя. И всему этому совершенно не соответствовала манера разговаривать. Речь Варвары Петровны была размеренной и на редкость образной. Речь выдавала человека с высшим образованием, современного. Мила пыталась представить, какой Варвара Петровна была в молодости – сейчас лицо ее было в морщинах, которые как бы замаскировали черты. «Она была приятной, лицо – тонкое. Хотя скорее всего она привлекала внимание обаянием. Даже сейчас, в эти годы, невозможно не улыбнуться, общаясь с ней». Очень скоро Мила попала под обаяние Варвары Петровна.

Спустя некоторое время Мила призналась себе, что те торт и чай ей показались самыми вкусными за долгое время. В чем причина, сначала она не поняла – торт «Сказка» самый простой, чай обычный, черный, разве только свежезаваренный. Мила долго перебирала детали того вечера и однажды поняла: все дело было в разговоре. В этой совершенно разрушенной, но при этом чистой квартире она вела разговор, который давно был ей нужен. И собеседница ее была очень похожа на нее, хоть и имелась между ними приличная разница в возрасте. Машинально отламывая ложечкой мягкий бисквит, Мила рассказывала и рассказывала о том, что ее так мучило эти годы – правильность выбора профессии, правильность поступков в личной жизни. Она говорила обо всем, что давно требовало анализа. Жаль, что для такого разговора раньше не представилось случая, не оказалось рядом слушателей и советчиков.

– Странно, мы сегодня только познакомились, а так славно поговорили обо всем. Спасибо вам. – Мила уходила в прекрасном настроении, забыв даже, что святочное меню для Ильи еще не продумано.

– Приходите. Только без продуктов, – сказала Варвара Петровна на прощание.

Так они и подружились. Мила, верная своей привычке, помогала убирать, мыла, иногда готовила, приносила продукты. Варвара Петровна, тоже верная себе, сердилась, обижалась, ругалась, выговаривала за купленные Милой продукты и пыталась отдавать ей деньги. В конце концов они мирились, садились за стол и за чаем вели долгие разговоры. Удивительнее всего было то, что Варвара Петровна, несмотря на разницу в возрасте, способна была рассуждать как ровесница Милы, а во многом она даже была прогрессивней.

– Не удивляйтесь, это оттого, что я всегда занималась наукой. Понимаете, я всегда должна была предвидеть и предугадывать. Мне важно было понимать, что последует в ближайшем будущем. Все ученые так поступают. Иначе никаких открытий не сделаешь.

Бывало, что они разлучались, только перезванивались изредка – это происходило, когда у Милы на работе случался аврал.

– Мила, вы живы? – интересовалась по телефону Варвара Петровна и неизменно добавляла: – Я, представьте, тоже. До встречи.

Мила заскакивала к ней на минуту, объясняла свою занятость. И видела, что Варваре Петровне это приятно. «Какой ужас – такое одиночество!» – думала Мила. – Ни помощи ни от кого, ни слова». Ее пугала собственная возможная судьба.

Илья да и другие знакомые скорее всего посмеялись бы над этой дружбой, а потому Мила держала ее в тайне. Не то чтобы скрывала, но не афишировала и никогда ничего о ней не рассказывала.

История с «домовым» повторялась уже не раз. И каждый раз, когда Мила прибегала по тревожному сигналу, оказывалось, что шумы имели вполне реальное объяснение. Точь-в-точь как сегодня.

– Будем считать, что это вентиляция нашего старого дома, – выдала новую трактовку своего же объяснения Варвара Петровна и продолжила: – Мила, присядьте, у меня к вам серьезный разговор. Мне надо, чтобы вы съездили в Амстердам.

– Куда?! – не поняла Мила.

– В Голландию, в Амстердам. Кроме вас, мне послать туда некого.

– Варвара Петровна, у вас что, нет родственников?!

– Мила, я послать по такому делу не могу никого. Вы чувствуете разницу в постановке вопроса?! – В голосе Варвары Петровны послышались железные нотки.

– Чувствую, но у меня работа. И у меня… – Мила чуть было не добавила: «У меня Илья!»

– Мила, дело очень серьезное. Я получила письмо. Оттуда. Они просят приехать.

– В Голландию? И кто – они? И почему вы не можете?..

– Да? А куда я поеду? В таком виде? В таком состоянии – у меня уже месяц и радикулит, и артрит. Как я там буду дела делать все, если один глаз почти не видит.

– Варвара Петровна, не преувеличивайте – глаз у вас не видит. Вы же капаете сейчас лекарство! Вас врач предупредил, что такое может быть! И потом, вы отлично справляетесь со всей работой. У вас просто сил немного, но…

– Мила, вы сможете поехать или нет? Ответьте мне сейчас же!

Мила растерялась. Она не знала, сможет ли поехать. Надо разговаривать на работе. Впрочем, у нее есть отпуск за прошлый год. Но вот Илья! Как она уедет?! Если он только-только к ней переехал!

– Как вы думаете – это надолго? – Мила умоляюще посмотрела на Варвару Петровну.

– Не знаю, но дел там много.

– Каких?

– Вот, почитайте. Там аж на трех языках! Английском, голландском и русском.

Мила взяла толстый большой конверт, вынула бумаги, развернула и стала читать.

Через какое-то время она посмотрела на Варвару Петровну.

– Конечно. Я поеду. Только надо все оформить у нотариуса. Доверенность от вас и все остальные бумаги. Я договорюсь на работе. Не волнуйтесь. Единственное, что…

– Я знаю, расходы. Я вам дам. У меня есть немного средств. Возьмите свои. Хоть сколько-нибудь. А там, когда все дела сделаете, обратите все имущество в деньги.

– В какие деньги?

– В обычные. Что там? Евро? Вот, пусть – евро. Из них возьмите себе то, что потратите. И вообще, возьмите, сколько будет необходимо. Я вам доверяю.

Мила молчала.

– Но на это все требуется много времени, – наконец сказала она.

– Знаю. Но вы же понимаете, Мила, я сама не смогла все это сделать.

– Господи!

– Вот вам и господи! И еще. Просьба. Ничего никому не говорите. Я живу одна. Сами понимаете.

– Меня даже предупреждать не нужно, – замахала руками Мила и, помолчав, добавила: – Ну хорошо. Давайте сделаем так. Завтра я оформлю отпуск. Завтра же мы поедем к нотариусу. Документы должны быть на двух языках. На это потребуется время. Потом я куплю билеты.

«Потом я все расскажу Илье, и мы поссоримся с ним. И он уедет от меня. И мы расстанемся. И буду я одинока, как Варвара Петровна», – думала Мила.

Вечером того же дня, как раз в момент, когда Мила объяснялась с Ильей, позвонила Варвара Петровна:

– Так как вы думаете, кто это шуршал утром?

– Кто или что? Воздух в вентиляции.

– Нет, вовсе нет. Это был дух Вадима. Это он сообщал мне о своем письме.

– Наверное, наверное, – сказала Мила сквозь слезы.

Сквозь слезы, потому что Илья не мог понять, как можно так срочно уезжать в командировку, как можно было молчать о том, куда и зачем едешь. «Что за тайны?! Ты что, в секретном институте работаешь?! Ты разведчица?! Что за глупости!» – кричал Илья.

– Я не разведчица. Меня попросили не говорить. Я же не виновата!

– И как долго будет продолжаться эта секретная миссия? – язвил Илья.

– Как все сделаю, – отвечала Мила, – ты не сердись. Я не обманываю тебя.

Она бы и хотела все рассказать Илье, но, во-первых, обещала Варваре Петровне молчать, а во-вторых, и сама не была уверена в правильности поступка. Ведь одно дело – помогать в бытовых мелочах, а другое – ввязываться в такое щепетильное дело, как получение наследства. К тому же Мила никогда не была за границей, плохо знала английский язык и чувствовала себя неуверенно везде, кроме собственного дома и институтской лаборатории. Мила хотела посоветоваться с Ильей накануне этой поездки, но боялась, что он примется ее запугивать и отговаривать. Илья любил представлять Милу как человека неопытного и слабо разбирающегося в людях. Сейчас, когда Илья так рассердился, Мила еле-еле удержалась от того, чтобы все не рассказать.

– Не надо ссориться. У тебя тоже могло случиться такое – ты бы тоже мог внезапно уехать куда-то, – пыталась не допустить ссоры Мила.

– Я пришел к тебе, переехал… Мы только начали вместе жить! А ты…

– Ты можешь не уезжать. Оставайся – у тебя же есть ключи, ты все здесь знаешь. Ты просто должен понять – меня попросили помочь. Илюша, пожалуйста! Пойми меня и оставайся здесь. – Мила вдруг перестала плакать. Она вытерла слезы. – Ты – не прав! Ты меня обвиняешь в чем-то, чего я не совершала. Ты просто хочешь, чтобы я всю свою жизнь подстроила под твою.

– Я говорю только о поездке!

– А если бы я к тебе переехала и тебя бы отправили в командировку? Я что, должна была устроить вот такую истерику с обвинениями?!

– Я не устраивал истерику! Я просто хочу понять, что это за тайны!