Но куда же подевалась эта Клеопатра? Почему никто не мог сказать, где она? Может быть, Мэри что-то напутала? Стоп.

– Надо подумать, – пробормотала Мэри себе под нос. – Надо где-то укрыться от дождя и придумать, что делать дальше!

Нырнув от дождя под какой-то навес, Мэри снова достала из кармана сделавшееся совсем жеваным письмо и посмотрела на адрес, как будто ожидала увидеть что-то совсем непохожее на то, что она видела, когда смотрела на него последний раз.

Но там по-прежнему значилось: Оранж-Гроув, номер восемь.

Это было против ее принципов, но Мэри понимала, что единственный способ узнать что-то еще о таинственной Клеопатре заключался в том, чтобы вскрыть письмо и прочитать его самой. Поставив сумку на ступени так, чтобы на нее не капало, она сняла перчатки, перевернула письмо и, сломав восковую печать, развернула листок.

От удивления ее глаза полезли на лоб.

В письме не было ровным счетом ничего.

Мэри держала в руке чистый лист бумаги.

Понимая, что это значит, она похолодела.

У нее нет работы. Да и самой Клеопатры тоже, скорее всего, нет. Она одна в незнакомом городе, без гроша в кармане.

По какой-то непонятной причине самым обидным ей казалась улыбка мадам, когда та протянула ей деньги, чтобы дать чаевые форейтору. Сейчас он наверняка уже спокойно отдыхал в своем уютном доме, с желудком, набитым едой, купленной на ее полкроны, а она… Желудок Мэри свело от голода и ледяного холода, наполнявшего ее изнутри.

И тогда Мэри начала трястись.

Она так доверяла мадам. Молли предупреждала ее, какова эта женщина, но Мэри все равно верила ей. Она безропотно села в карету и искренне поблагодарила ее за то, что ее отправляют из Лондона.

Порыв ветра, бросив ей в лицо дождевые капли, забрызгал лист бумаги, на который она по-прежнему смотрела вне себя от ужаса. Черная и до тошноты знакомая волна безысходного отчаяния накрыла ее с головой. Она знала, что с ней уже так было: холод, сырость, одиночество, ощущение предательства…

В этот момент на крыльцо, где она стояла, упала тень. И еще прежде, чем она подняла голову, Мэри поняла, кто это. По какой-то причине она знала, что из этого проливного дождя, сгущавшихся теней и ощущения предательства явится лорд Мэттисон. С чувством неизбежности она подняла голову и протянула вперед пустой лист бумаги, который должен был гарантировать ей безопасное будущее.

– Это все из-за вас, – сказала она.

Он взял листок, перевернул его и, поняв, что сделала с ней мадам Пишо, нахмурился. Потом посмотрел прямо на нее с таким же пустым, как этот лист бумаги, выражением лица.

– Нет, не все, Кора. Но даже если так, я все исправлю.

Мэри не спросила, что он имел в виду. Она поняла, зачем он явился. Она поняла это в ту же секунду, когда он назвал ее Корой.

Взяв ее сумку, лорд Мэттисон предложил ей руку.

Ей некуда было бежать, у нее не было другого выбора.

Опустив голову, Мэри взяла его под руку и пошла рядом с ним.

Глава 5

Мэри так углубилась в лабиринт своих мыслей, что не обращала внимания, куда он ее ведет. Почему мадам так поступила с ней? Почему? Как она могла отправить ее без денег в совершенно незнакомое место, если знала, как страшно это ее испугает!

Она споткнулась, когда что-то внутри болезненно сжалось при мысли о том, как глупо она выглядела, когда благодарила мадам за то, что та отсылает ее в Бат, и сказала, что будет скучать по ней! Ее пальцы чуть сильнее сжали руку лорда Мэттисона, когда она представила, как смеялась над ней мадам всю дорогу до магазина. Заплатив за место в почтовой карете и дав ей полкроны для форейтора, она уговорила ее тихо покинуть Лондон и тем самым избежала скандала, которым грозила ей та женщина. Сделав вид, что поступает с Мэри великодушно, она не допустила возмущение со стороны остальных своих работниц. Маловероятно, что кто-нибудь из них мог бы что-то сделать, но если бы они узнали про ее истинные намерения, то наверняка разозлились бы на мадам. Потому что Мэри стала одной из них. Несмотря на все сомнения, которые возникали у Мэри поначалу, когда они пугали ее своей самоуверенностью и острым языком, она сумела стать в мастерской своей.

Мэри вспомнила, как они, столпившись на лестнице, подслушивали разговор, происходивший в кабинете мадам, и, конечно, не упустили из виду красивые чашки и куски пирога. Ей показалось, что холодная рука сдавила ей грудь. Неужели мадам знала, что они подсматривают? Неужели именно поэтому она так подробно рассказывала, почему отсылает Мэри из дома, хотя была уверена, что она не поймет и половины сказанного?

Неужели во всем этом был дьявольский умысел? Что, если мадам знала, что работницы имеют привычку шпионить за ней, и предпочитала пользоваться этим в своих интересах, вместо того чтобы отчитывать их?

– Как я и предполагал, – услышала Мэри голос лорда Мэттисона, – поездка слишком утомила мою жену. Надеюсь, наша комната готова?

Она удивленно захлопала глазами, обнаружив, что стоит в вестибюле здания, судя по обстановке, похожего на респектабельный отель.

– Конечно, – ответил аккуратно одетый мужчина, должно быть, хозяин. – Прошу вас, идите сюда.

Жена? Мэри нахмурилась:

– Но…

– Не теперь, – шепнул лорд Мэттисон, наклонившись к ее уху. – Когда мы останемся одни, вы сможете бранить меня сколько угодно, но только не теперь, хорошо?

Он обнял ее за талию и с видом заботливого супруга помог подняться по лестнице и пройти по коридорам, которые вели в их комнату.

Их комната. Едва ступив за порог, Мэри заметила одну-единственную кровать, стоявшую в дальнем конце прямоугольной комнаты, умывальный столик и комод для белья. В другом конце перед гостеприимным камином стояли небольшой стол и два уютных кресла. Все это было далеко от той роскоши, к которой, по ее разумению, привык лорд Мэттисон. Но когда он подвел ее к креслам, Мэри заметила, как хозяин присматривался к ее растрепанному виду, потом бросил оценивающий взгляд на простое пальто, полностью скрывавшее дорогой костюм лорда Мэттисона. В его глазах они выглядели супружеской парой среднего достатка, которая не могла позволить себе прислугу.

Хозяин собрался уходить, и лорд Мэттисон повернулся к нему, чтобы сделать ряд распоряжений. Мэри почти не слушала их. Огонь в камине напомнил ей о том, как она промокла и замерзла. Отойдя от Мэттисона, она направилась прямо к очагу. Наклонившись над каминной решеткой, Мэри протянула к огню руки. Она была без перчаток. Правильно, ведь она сняла их, когда распечатывала письмо. Письмо, которое было не письмом, а символом страшной жестокости, с которой эта подлая женщина обошлась с легковерной дурочкой…

Дрожа от возмущения, Мэри сунула руку в карман, куда положила листок, когда лорд Мэттисон вернул его ей.

Молли была кругом права! Мэри разорвала листок пополам. Мадам заботилась только о своей выгоде! Мэри сложила половинки и разорвала их еще надвое. Еду ей собрала Китти, сундук упаковала Молли. Еще раз пополам. Который, как она поняла, ощутив очередной приступ гнева, старая скряга вовсе не собиралась присылать ей. Еще раз пополам. Конечно нет, потому что она прекрасно знала, что Мэри некуда идти. Кусочки стали такими маленькими, что Мэри с трудом могла разрывать их. Разозлившись на то, что она не в состоянии порвать письмо еще мельче, она вскрикнула от досады и бросила клочки в огонь.

– Так-то лучше, – произнес мрачный голос у нее за спиной.

Мэри вздрогнула. Она так погрузилась в осмысление страшного предательства, задуманного дьявольским умом мадам, что на мгновение почти забыла о том, что здесь лорд Мэттисон.

Лорд Мэттисон благодарил Господа, что приказал Гриту присматривать за тем, что происходит в королевстве мадам Пишо. И парнишка оказался достаточно смышленым, чтобы догадаться, что к чему, когда француженка вывела Мэри и посадила ее в кэб с сумкой, которая выглядела слишком большой, чтобы просто отвезти аккуратно упакованный заказ кому-то из клиенток.

Мэттисон понял, что не успеет догнать ночную почтовую карету, но порядочная сумма денег, потраченная им в «Белом олене» позволила получить все необходимые сведения. Забронировав номер в «Пеликане», он отправился на Оранж-Гроув, горя решимостью обойти все магазины, пока не найдет Кору. Однако этого не потребовалось. Вскоре Мэттисон увидел, как она в недоумении ходит туда-сюда, посматривая на письмо, которое держала в руке, и сверяясь с номерами домов на дверях магазинов. Он не собирался подходить к ней прямо сегодня. То, что он узнал от кучеров в «Молнии», заставляло быть осторожным, чтобы не испугать Кору. Мэттисон намеревался выяснить, где она поселится, и, вернувшись в свой отель, решить, что делать дальше.

По мере того как день стал клониться к вечеру, он видел, что Кора становится все более усталой и близкой к отчаянию. В конце концов, заметив, как она вскрыла письмо и прочитала его, он понял, что не может оставить ее наедине с тем, что так ее потрясло.

Лорд Мэттисон перешел улицу. Боязнь испугать Кору сменилась уверенностью в том, что он должен ей помочь. Когда она, признав, что у нее нет другого выхода, приняла его заботу, он испытал ощущение триумфа.

Впрочем, триумф оказался недолгим. Усталая покорность, с которой она положила руку на сгиб его локтя, болью резанула его по сердцу. В тот день, когда он увидел ее в «Молнии», Кора показалась ему болезненно хрупкой. Однако это было ничто по сравнению с тем, как она выглядела сейчас. Ему пришлось чуть ли не на руках поднимать ее по лестнице. А мутный взгляд ее глаз заставил Мэттисона испугаться, что она вот-вот упадет в обморок.

Поэтому он испытал облегчение, когда увидел проявление характера в том гневном крике, с которым Кора разорвала проклятое письмо. Это дало ему понять, что последнее испытание не сломило ее окончательно.

– Но было бы лучше, если бы вы сняли мокрую одежду и что-нибудь съели.

– Вы понятия не имеете, что мне нужно, чтобы стало лучше!

Как он мог спокойно стоять здесь и рассуждать о еде, когда вся ее жизнь рухнула?

Все потому, что ему все равно. Это из-за него она оказалась здесь. Он предал ее! Он обнимал ее, целовал, а в это время…

От гнева и возмущения Мэри пошатнулась. Руки сами сжались в кулаки еще прежде, чем она поняла, как сильно ей хочется его ударить. Но она не смогла нанести ни одного удара, потому что он с быстротой молнии схватил ее за запястья.

Мэри попыталась оттолкнуть его руки, пинала его обутые в сапоги ноги. Бесполезно. Его глаза расширились от ужаса, а потом сузились от мрачной решимости, когда он приподнял ее над полом и понес по комнате.

Ее злость сменилась дикой, неконтролируемой паникой, когда Мэри поняла, что он тащит ее к кровати, а она не в состоянии ему помешать. Она извивалась в его руках и царапалась, как кошка.


Мэри понадобилось целых пять минут, прежде чем она поняла, что вместо того чтобы затащить ее на кровать и изнасиловать, лорд Мэттисон просто усадил ее в одно из кресел.

Перестав сопротивляться, она взглянула ему в лицо. Она совсем выбилась из сил, сражаясь с человеком, который был значительно сильнее ее, а он даже не запыхался. Он выглядел совершенно спокойным. Так почему же она вела себя как… как дикарка!

О-о, все, что говорили о ней, – чистая правда! У нее не в порядке с головой! Как она могла наброситься на него с такой яростью? Это не он ее предал, лишив будущего, ради которого она столько лет трудилась не покладая рук. Все это сделала мадам Пишо.

Всхлипнув от стыда, Мэри уронила голову на грудь. А когда ее дыхание немного успокоилось и сердце начало стучать не так часто, она ощутила запах подпаленного сукна. И почувствовала себя еще хуже. Она бросилась к камину, чтобы согреть руки, и не заметила, что подошла слишком близко. Лорд Мэттисон всего лишь оттащил ее от огня.

– Я… я… простите меня, – произнесла она, хватая ртом воздух.

Он перестал с силой сжимать ее плечи:

– Мне больше не нужно вас держать? Могу я быть уверен, что вы останетесь в этом кресле и не станете подвергать себя опасности?

Мэри кивнула. Ей было так стыдно за свое поведение, что она не смогла придумать подходящего извинения тому, что неверно истолковала его намерения.

Только когда лорд Мэттисон отодвинулся от нее и сел в кресло, стоявшее с другой стороны камина, Мэри увидела, насколько он потрясен. Его лицо побелело, а руки, которыми он вцепился в подлокотники кресла, дрожали. Она подумала, что это, должно быть, действительно страшно, когда на тебя кидается безумная женщина!

– И все же вам нужно снять мокрую одежду, Кора, – повторил он.

– Меня зовут Мэри, – запальчиво напомнила она, теребя пуговицы своего пальто. Ей казалось, что сцена, которую она ему устроила, лишила ее остатков собственного достоинства. Она должна была как-то исправить это. И для начала напомнила себе, что он тоже мог составить о ней неверное мнение.