Вскоре другие работницы усвоили, что опасно задавать Мэри вопросы о том, откуда она приехала. Как только она пыталась что-нибудь объяснить, погружаясь в непроглядную черноту, где должны были храниться нужные воспоминания, ее охватывало такое сокрушительное чувство утраты, что она испытывала настоящую физическую боль. Такую, что почти не могла дышать. Это было, как будто… как будто она тонула.

Наконец все от нее отстали. И Мэри перестала делать попытки погружаться в эту темноту и боль. Как будто с трудом примирилась с собой. Она больше не старалась напрягать свою память, и та тоже оставила ее в покое.

А мадам, поняв, что, если Мэри никто не трогает и она спокойна, она может делать не только простые стежки, более того, она гораздо искуснее в вышивке, чем все остальные девушки. Поэтому мадам Пишо стала обращаться с ней как с любимой собачкой. С собачкой, которая умеет делать всякие забавные трюки и которую нужно баловать, но нельзя ставить на одну доску с человеком.

– Такую, как она, я могу найти в два счета. Стоит только поманить пальцем, – задумчиво продолжила мадам. – Девушки, умеющие шить, готовы лезть из кожи вон, лишь бы устроиться в хорошую мастерскую, такую, как моя, Мэри, где они смогут получать достойную плату за достойную работу.

Большинство девушек, но не она. Мадам согласилась взять ее, только чтобы сделать любезность приятельнице, которая прислала ее в Лондон. Мэри получила жилье и еду. Она обзавелась и красивыми платьями, которые сшила себе в зимние месяцы, когда было мало заказов. Ей купили крепкие башмаки, хорошенькие шляпки и теплые перчатки, потому что мадам требовала, чтобы ее девушки прилично выглядели, когда ходили в церковь.

Но Мэри никогда не получала денег на руки.

– Я разрешила тебе ходить на прогулки, которые прописал доктор, потому что считала тебя не такой, как другие девушки. Потому что ты так боялась мужчин, что не стала бы тратить принадлежащее мне время, чтобы флиртовать с лакеями в тех домах, куда я тебя посылала, или слоняться по улицам в надежде подцепить какого-нибудь франта с Бонд-стрит. А ты являешься сюда с вытаращенными от восторга глазами и запахом таверны!

Она отпустила подбородок Мэри, как будто ей было противно к ней прикасаться.

– Я думала, все, что тебе нужно для счастья, – это отрез шелка и тарелка бисера! Мне казалось, чем дольше ты у меня работаешь, тем спокойнее себя чувствуешь. Разве ты не довольна, что работаешь у меня?

Уловив в вопросе мадам скрытую угрозу, Мэри похолодела. Что с ней будет, если мадам ее прогонит? За пределами этой мастерской у нее нет ни семьи, ни друзей. Она не обладает ни изворотливостью Молли, ни ее навыками выживать в этом городе.

Мэри в ужасе подняла глаза. И увидела перед собой не терпеливую благодетельницу, снисходительно относившуюся к ее недостаткам по доброте душевной, а жестокую торговку, которая поднялась на вершину своего ремесла только благодаря своей железной хватке. С глазами навыкате, темными жидкими волосами, заплетенными в тощую косицу, уложенную вокруг головы, и жесткими, как щипцы, пальцами, которыми она только что держала Мэри за подбородок, мадам действительно напоминала паука, с которым сравнивала ее Молли. Паука, готового схватить мошку, попавшую в его сеть. Молли и другие девушки всегда видели ее такой, какой она была на самом деле. Потому что у них хватало на это ума.

Теперь и Мэри увидела, каким шатким было ее положение. Она полностью зависела от доброй воли этой женщины.

– Пожалуйста, не прогоняйте меня, когда закончится сезон, – взмолилась она. – Я обещаю, что больше никогда не зайду ни в одну таверну! Мне там даже не понравилось!

Несколько секунд мадам злобно взирала на нее, прежде чем принять решение.

– Я больше не стану нянчиться с тобой как раньше, после того как ты мне за это отплатила, – холодно сказала она. – Я говорю о твоих ежедневных прогулках. Никто из девушек не пользуется такой привилегией.

«Но никто из других девушек не трудится так упорно, как я», – подумала Мэри и сама удивилась своим мятежным мыслям. Других работа никогда не поглощала так, чтобы они забывали поесть. Они болтали, потягивались, смотрели в окно или пялились на знатных клиентов, заходивших в магазин на первом этаже, тогда как Мэри трудилась не покладая рук и так уставала, что, когда ей наконец разрешали уйти, она мечтала только о том, чтобы упасть на кровать и выспаться.

– И безусловно, я не разрешу тебе никуда выходить отсюда, пока не буду уверена, что ты никому не станешь назначать тайных свиданий. И не вздумай даже мечтать о том, с кем ты там кокетничала вчера вечером. Мужчины никогда не приносят женщинам ничего, кроме неприятностей. Ты должна забыть о нем! Ты все поняла?

– Да, мадам, – с облегчением ответила Мэри.

Кажется, в обозримом будущем ей не грозило потерять работу и жилье. Да и на улицу она выходить не собиралась, боялась снова встретить джентльмена в черном. К тому времени, когда гнев мадам уляжется, остынет и его пыл. Насколько она могла судить по рассказам о погубленных дебютантках и благородных дамах, которые слышала в магазине, мужчины его класса не отличались постоянством. Все они любили быстро удовлетворять свои прихоти. Если она правильно запомнила, он был лорд. Молли упоминала его имя. Что-то похожее на Харрисон. А лорд, по разумению Мэри, не станет долго тосковать о какой-то белошвейке. К тому времени, когда ей посчастливится в следующий раз выйти на улицу, он уже найдет себе какую-нибудь другую девушку, похожую на его леди, и совершенно забудет про нее.

– Ладно. Теперь иди и оденься, – бросила мадам. – И даже не думай ни о каком завтраке. Сегодня ты и так зря потратила мое время!

Это было вполне подходящее наказание. Каждый раз, когда у нее будет урчать в животе, Мэри будет вспоминать, как сильно она соблазнилась обманчивыми поцелуями незнакомца.

– Спасибо, мадам, – пролепетала Мэри, радуясь, что все закончилось. Оставалось только надеяться, что вскоре она избавится от чувства вины. Это ведь не она завлекала незнакомца. Нет, он сам грубо ворвался в ее жизнь и завладел ее мыслями.

Она должна просто перестать о нем думать и отгородиться от других теней, которые могли пробиться в ее сознание и угрожать ее с трудом обретенному покою.

Этого и только этого она искренне хотела.

Она хотела покоя.


Лорд Мэттисон поморщился, когда Эфраим приложил кусок свежего сырого мяса к быстро темневшему синяку у него под глазом. Костяшки его пальцев были ободраны, и при глубоком вдохе чувствовалась боль. Их было несколько человек. Семь лет он сдерживал свое горе, свою злость и отчаяние, и наконец вчера в «Молнии» этот нарыв прорвался.

Однако удовлетворение оттого, что он смог выплеснуть на других часть своей боли, оказалось временным. К тому моменту, когда Мэттисон дотащился до дому, в его сознании царила полнейшая неразбериха. И все из-за этой рыжеволосой.

На минуту он поверил, что это Кора. И это полностью меняло все его существование.

Потому что если эта женщина Кора, то что, черт возьми, происходило с ним все последние семь лет? Он же определенно не придумал, что ее тень приносила ему удачу за карточным столом.

Иначе… Мэттисон наклонился вперед, прижимая кусок мяса к своему глазу, пока Эфраим поднимал с пола его окровавленную рубашку. Допустим, победа тех лошадей была случайностью. Время от времени такое случается с игроками. Ему едва исполнилось двадцать лет, и он чуть было не сошел с ума, отвергнутый семьей и друзьями в тот самый момент, когда больше всего в них нуждался. Неужели он просто помешался на мысли, что на земле есть только один человек, который не повернулся к нему спиной?

А его последующий успех… может быть, он был обязан им только тому, что всегда садился играть на трезвую голову и точно знал, когда надо остановиться?

Мэттисон вскочил и, бросив мясо на тарелку, стоявшую на столе, нетерпеливо отмахнулся от Эфраима.

– Не сердись на меня, Кора, – взмолился он, испугавшись, что ее оскорбит такое внезапное недоверие. – Я по-прежнему верю в тебя. Верю!

Он отказывался понимать, что та рыжеволосая женщина – Кора. Конечно. Она даже понятия не имела, кто она такая, и не понимала, о чем он говорил. Мэттисон принялся ходить по комнате, беспокойно теребя волосы. Кора никогда бы не забыла его! Они были всем друг для друга! Кроме того, женщина, которую он принял за Кору, чувствовала себя как дома среди завсегдатаев питейной забегаловки. А Кора была робкой. И никогда не пила крепких напитков. Она не могла так сильно измениться!

У Коры не было никаких причин бежать в Лондон. По крайней мере, никаких разумных причин.

Мэттисон еще несколько раз прошелся по комнате, терзая себя мыслями о воображаемом любовнике, с которым она могла сбежать. О тайной беременности, в которой она не посмела признаться своему брату.

Он похолодел. Робби отличался неукротимым нравом. Она могла испугаться того, на что он способен. «Но неужели она не доверяла мне»? – со стоном подумал Мэттисон.

Подойдя к умывальному столику, он склонился над тазом, плеснул себе в лицо холодной водой и почувствовал облегчение, волной прокатившееся по всему телу, когда вспомнил, что в своем рассказе Грит не словом не обмолвился ни о каком ребенке.

Конечно нет.

У Коры не было ни любовника, ни беременности. Она любила его!

Та женщина была не Кора – вот и все!

«Но что, если это все же она?» – настаивал тихий тревожный голосок.

– Будь оно все проклято! – зарычал Мэттисон, взяв полотенце и зарывшись в него лицом. Если женщина, которую он видел в пивной, – Кора, она обязана объяснить ему, ради чего он столько страдал! А если нет… Он швырнул мокрое полотенце на пол.

Ладно. Мэттисон не собирался предавать Кору. Если он и поцеловал ту женщину, то только потому, что в тот миг не сомневался…

Он просто хотел рассеять все сомнения, доказать себе, что она не Кора, только и всего.

И самый быстрый способ сделать это, как он полагал, состоял в том, чтобы снова пойти в ту пивную и расспросить завсегдатаев.

Но не сейчас.


Мэттисон намеренно выждал несколько дней, чтобы вернуть себе душевное равновесие. Затем он отправился в пивную, где видел девушку пирующей, к счастью, не с каким-нибудь подонком, а со своей подругой. Мужчина, с которым она сидела, был по крайней мере честным трудягой. Мэттисон остановился на пороге «Молнии», окидывая взглядом помещение, пока не заметил мужчин, с которыми девушка, похожая на Кору, была в тот вечер, когда он увидел ее и поцеловал.

Пробормотав проклятие, он подошел к тому самому столику, где сделал эту ужасную глупость. Остановившись, он спокойно подождал, пока мужчины постепенно смолкнут, заметив его присутствие.

Тот, который сидел рядом с Корой и с готовностью бросился ее защищать, лениво поднялся.

– Разве в пятницу мы вам не все объяснили? – медленно произнес он. – Вы не имеете права сюда приходить.

Другие мужчины, сидевшие за столом, вторили ему одобрительным рокотом.

Вместо того чтобы возразить, что он имеет право входить в любое питейное заведение Лондона и вообще куда захочет, лорд Мэттисон невозмутимо ответил, обращаясь исключительно к защитнику Коры:

– Я пришел, чтобы возместить хозяину стоимость всего, что было разбито в драке. И принести вам свои извинения за то, что вторгся на вашу территорию. Девушка, которая была с вами в тот вечер, так похожа на мою бывшую невесту, что на какое-то время… – Он вдруг умолк, слегка пожав плечами. – Надеюсь, вы мне поверите, если я скажу, что не имел намерения оскорбить вашу… жену.

Мэттисон понятия не имел, в каких отношениях рыжеволосая состояла с этими мужчинами. Однако они, не задумываясь, бросились защищать девушку, когда расценили поведение незнакомца как нанесенное ей оскорбление, а значит, она была из их компании. Если он хотел что-нибудь о ней узнать, то начать стоило именно отсюда.

– Мэри мне не жена! – возразил Фред, заливаясь краской оттого, что двое его приятелей захихикали. – Но я же не мог сидеть и смотреть, как ее лапают. Я, конечно, не герцог какой-нибудь, но я не мог!

– Это подло, – сказал другой мужчина. – Пользоваться тем, что она малость не в себе.

– За пять минут до вас Фред пытался ее поцеловать, но Молли нам все объяснила, – сказал третий мужчина.

На мгновение все задумались, а потом расхохотались.

– Она бы вам ноги вырвала! – заявил мужчина, обнимавший подружку Коры, вытирая выступившие от смеха слезы. – Ей вы не смогли бы так врезать, как мне!

Воспользовавшись тем, что напряжение спало, лорд Мэттисон сел за стол и щелкнул пальцами, чтобы его обслужили. После того как он заказал всем выпивку, Фред хлопнул его по плечу:

– Если бы не вы, был бы кто-нибудь другой. По пятницам здесь почти всегда бывает драка.

– И она всегда начинается из-за женщины, – с горечью произнес мужчина, сидевший по другую сторону стола, чьи кулаки произвели такое неизгладимое впечатление на ребра лорда Мэттисона. После этих слов на хмуром лице мужчины расцвела горделивая улыбка. – Должен признать, для джентльмена у вас неплохой удар. Не иначе, как вы ходите в боксерский клуб для джентльменов.