Теперь улыбка Абигайль стала ослепительной.

— О, вы так дальновидны, леди Серена! Я так и знала, что просить совета нужно именно у вас! Конечно, я должна быть вежлива с мистером Салливаном, но…

— Разумеется, как со всеми гостями, но предоставьте все мне. Я позабочусь о том, чтобы он не питал напрасных надежд.

Абигайль поднялась.

— Я так благодарна, леди Серена. И так давно мечтала о старшей сестре, — застенчиво добавила она. — Теперь чувствую, что мое желание исполнилось.

Серена поцеловала ее в щеку.

— Я счастлива играть эту роль. А теперь поезжайте домой, отдохните, чтобы вечером выглядеть как можно лучше.

Она позвонила Фланагану.

— О, вы говорите совсем как мама, — рассыпалась звонким смехом Абигайль, — хотя совсем на нее не похожи.

— За что я очень благодарна Всевышнему, — пробормотала Серена, поворачиваясь к вошедшему дворецкому.

— Фланаган, мисс Саттон уезжает.

— Да, миледи. Коляска ожидает у входа, а ее горничная — в вестибюле.

Фланаган придержал дверь для Абигайль, которая вышла, помахав рукой на прощание.

Девушка как раз направлялась к выходу, когда с улицы вошел генерал Хейуорд, похлопывая стеком по сапогу. Он был хмур и мрачен и, очевидно, едва скрывал гнев, но при виде Абигайль произошло чудо.

— Моя дорогая мисс Саттон, — улыбнулся он, склонившись над ее рукой. — Какое наслаждение для глаз! Такая честь — принимать вас под моей крышей! Редкостная удача!

Он крепко держал ее руку, и стоило ей сделать робкую попытку освободиться, еще крепче сжал пальцы.

— Я заезжала к леди Серене, сэр, — пояснила она, наскоро приседая. — Но мама велела мне не задерживаться, так что остаться я не могу. Всего хорошего, сэр.

Она наконец вырвала руку, еще раз присела и поспешила к двери. Горничная последовала за ней.

Несколько минут Хейуорд бесстрастно взирал на закрывшуюся дверь, после чего повернулся и вошел в библиотеку. Он нередко оказывался в невыгодном положении, но сейчас ощущал отчаяние острее, чем прежде. Сегодня утром он столкнулся с лордом Бредфордом, и его милость с неприятной улыбкой напомнил о закладной. Он также уведомил генерала, что давал деньги на время, и поскольку Хейуорд не сможет выкупить закладные, у него нет выбора, и он намерен потребовать возвращения долга.

Генерал Хейуорд думал только о словах Серены. Бредфорд собирался отдать закладные ей, если та согласится принять его покровительство. Похоже, граф с самого начала намеревался вести двойную игру. Сознание этого наполнило генерала глубокой яростью, ожиданием неминуемого несчастья. Он едва сумел выдавить в ответ два слова, а вот граф ушел довольный, предвкушая грядущую победу.

Хейуорд налил себе бренди и уставился в огонь. С Сереной ничего не выйдет. Теперь это ясно. Применив насилие, он сжег все корабли. Даже если он сумеет притащить ее к Бредфорду — одурманенной и связанной подобно курице, из которой сварят суп, — граф не пожелает иметь с ним дела. Ему нужна любовница, готовая исполнить все его прихоти, он постоянно об этом твердит. Серена никогда не пойдет на это. Он мог, конечно, вышвырнуть ее на улицу и получить от этого некоторое удовлетворение, но она нужна ему за столами. Они могли бы, наверное, договориться: собраться и удрать под покровом темноты, как делали столько раз раньше, чем не выход, — но он уже слишком стар для таких трюков, да и вряд ли из этой затеи что-нибудь получится.

Нет, остается одно: женитьба на наследнице Саттона. Вряд ли девушка сама упадет в руки как спелое яблочко, но ее мамаша замолвит за него словечко. К тому же генерал был почти уверен, что сможет уговорить и ее папашу, который уже общался с ним как с хорошим другом и казался польщенным его вниманием. Серена сумела завоевать доверие девушки и, по крайней мере в этом, беспрекословно повиновалась отчиму Пора мириться с падчерицей. Нельзя раздражать ее, пока он ухаживает за малышкой Саттон.

Он отставил бокал с бренди и направился в гостиную Серены.

После ухода Абигайль та уселась в кресло и положила голову на спинку. Похоже, что при некоторых усилиях с ее стороны Абигайль скоро и благополучно выйдет замуж за Джонаса Веджвуда, но по какой-то причине это соображение не вызвало у Серены ожидаемого восторга. Этот брак обеспечит и ей свободу, но теперь она не была уверена в истинном значении этой свободы и не знала, почему ее хочет. И что она будет делать с этой свободой, если останется одна?

Ей вдруг захотелось что-нибудь разбить, но в дверь неожиданно постучали.

— Кто там? — раздраженно откликнулась она.

— Твой отец. Можно войти, дорогая? — спросил генерал, появляясь на пороге.

— А вы не вошли бы, скажи я «нет»?

Она даже не пошевелилась, когда он закрыл за собой дверь.

— Это мой дом. И я имею право находиться где пожелаю, — сообщил он, с огромным усилием стараясь не повышать голос.

Серена просто закрыла глаза и пожала плечами. Он подошел ближе, и она едва не содрогнулась, но была полна решимости не заговаривать первой и поэтому промолчала.

Он опустил глаза, прежде чем пробормотать:

— Ну хватит, дорогая, давай мириться. Я прощаю тебя за неблагодарность и ослушание, так что не будем больше вспоминать об этом.

Серену обуял истерический смех. Он прощает ее?

— Но, сэр, я искренне благодарна вам за преподанный урок. А синяки со временем поблекнут.

Она по-прежнему сидела с закрытыми глазами, запрокинув голову.

— Мне жаль, что дело дошло до такого, — с трудом выдавил он. — Я лишь осуществил право отца наказать непослушную дочь. И сделал не более того, что требовали обстоятельства.

— Вы так считаете? — безразлично бросила она.

Ее немногословие выводило его из себя. Что, если она откажется занять место за столами? Откажется уговаривать Саттонов? Он не мог побоями заставить ее подчиниться, поскольку она должна появляться на публике.

— Насколько мне известно, у Саттонов сегодня вечером званый обед, — заметил он с ободряющей улыбкой.

— Совершенно верно, сэр.

— И ты там будешь.

— Если вы обойдетесь без меня в салонах.

— Конечно-конечно… ничего сложного. Я пообедаю и закрою главный салон.

Он потер руки.

— Надеюсь, ты хорошо проведешь время, Серена. Разыгрывай светскую даму… пусть тебя ничто не волнует… проведешь приятный вечер в прекрасном обществе.

— Вы слишком добры, сэр.

Ее тон был спокойным, равнодушным.

Он немного постоял, продолжая потирать руки, после чего бессильно опустил их. Молчание затягивалось.

— В таком случае я тебя оставлю. Уверен, что у тебя много дел.

— Я должна посоветоваться с кухаркой насчет меню сегодняшнего ужина.

Она так и не открыла глаз. Голова по-прежнему лежала на спинке кресла, и через несколько секунд она услышала, как захлопнулась дверь.

Только тогда Серена довольно улыбнулась. Похоже, она впервые взяла верх над отчимом. Он слишком разозлился вчера и поставил себя в дурацкое положение. А Серена сумела этим воспользовался. В любых других обстоятельствах она злорадствовала бы, но сейчас победа имела для нее особое значение.


Генерал снова велел привести лошадь. Бедное животное едва добралось до конюшни. И почти сразу же прибежал лакей. Грум, предвкушавший пинту портера и мясной пирог на обед, обругал бесчувственного хозяина и повел усталую лошадь к входной двери. Хейуорд пытался заглушить ярость и раздражение на лорда Бредфорда, почти загнав лошадь в Виндзор-террас. Грум почти готов был посоветовать хозяину ходить пешком. Конечно, вслух он этого не произнес, иначе в два счета оказался бы на улице.

— Я вам нужен, сэр? — осведомился он, когда генерал вышел из дома.

— Нет.

Хейуорд взял поводья и тяжело уселся в седло. Он не надел шпоры, но пнул животное в бок с силой, в которой совершенно не было необходимости. Грум презрительно сплюнул вслед хозяину.

Хейуорд отправился на Брутон-стрит, не без усилий надев маску искреннего дружелюбия. Он привязал животное к перилам у двери дома Саттонов и взялся за молоток. На пороге немедленно появился дворецкий и с низком поклоном отошел в сторону, чтобы впустить визитера.

— Я узнаю, дома ли мистер Саттон, сэр.

— Идите, и поскорее!

Генерал нетерпеливо постукивал стеком по сапогу, пока дворецкий величественно шагал к двери в глубине передней. Постучав, он открыл дверь и вошел, чтобы появиться минуту спустя:

— Мистер Саттон будет рад видеть вас, генерал. Прошу вас…

Он придержал дверь библиотеки.

Хейуорд промаршировал мимо с улыбкой, приклеенной к губам.

— А, Саттон, рад, что вы дома! — весело прогремел он, протягивая руку.

— Добро пожаловать, дорогой мой.

Уильям поднялся из-за тяжелого письменного стола красного дерева.

— По утрам я всегда дома… Дела прежде всего, и на душе легче, когда счетные книги приведены в порядок.

— Да мы просто родственные души! — констатировал генерал, дружески хлопнув хозяина по плечу. — Хоть это и скучно, но сначала следует выполнить все, что требуется.

— Должен признать, что мне это ни в коем случае не кажется скучным, — заметил Уильям. — Для меня повседневные заботы — хлеб насущный.

Хейуорд улыбнулся.

— Каждому свое, дорогой сэр, каждому свое.

— Что же, я никогда не был знатным джентльменом. И не вижу в этом смысла. Что предпочитаете, генерал, — вино или эль? Я бы сам не прочь выпить капельку крепкого эля, особенно в это время дня.

Генерал пожал плечами.

— Вина, сэр, если возможно. Я никогда не любил эль.

Уильям с сомнением воззрился на гостя. По его мнению, дельный человек должен понимать толк в эле и пить по утрам золотистый напиток из большой кружки.

Он налил кларета генералу, себе — в оловянную кружку эля, и передал бокал гостю.

— Садитесь, сэр. Будьте как дома. Чему обязан удовольствию видеть вас?

Хейуорд поднял бокал в молчаливом тосте, пригубил и начал:

— Перейду прямо к делу, Саттон. Я хотел бы предложить руку и сердце вашей дочери. Мне нравится думать, что мои чувства к ней больше не являются секретом.

Он склонил голову набок. На губах дрожала искусственная, деланая улыбка.

Уильям ответил не сразу, продолжая пить эль и глядя куда-то в пространство. Генерал насторожился. Он ожидал немедленного искреннего восторга. Генерал, сэр Джордж Хейуорд, сделал предложение дочери торговца! Как может этот человек колебаться хотя бы секунду!

— Видите ли, сэр, — выговорил наконец Уильям. — Для Абигайль, разумеется, это большая честь, но я не стану давать ответ за нее.

— О, вы, конечно, шутите, сэр, — пробормотал Хейуорд, не веря собственным ушам. — Я считал, что уже завоевал привязанность мисс Саттон, и нисколько в этом не сомневался.

— Ну… если это так, мы можем считать дело улаженным. Конечно, после того как мы договоримся кое о чем. Не стоит беспокоить этим нашу девочку.

— Разумеется, сэр, это даже не обсуждается.

Генерал ступал по тонкому льду. Ему каким-то образом нужно доказать свою кредитоспособность этому проницательному деловому человеку и в то же время получить большое приданое, которое будет выплачено ему немедленно после свадьбы. Он надеялся, что Уильям Саттон понимает, что продает свою дочь в обмен на ее более высокое положение в обществе. Должен же он сознавать, что ни один аристократ или истинный джентльмен не возьмет жену из деловых кругов, если не получит за свой благородный жест адекватной компенсации. Но сейчас рановато говорить на эти темы. Всему свое время.

— Я питаю глубокую симпатию к вашей дочери, сэр, — снова улыбнулся он. — Такая прелестная девушка, красавица, так хорошо воспитана, умеет вести разговор и талантливо играет на арфе!

Уильям откашлялся. Он был любящим отцом, но тем не менее не мог поверить в такие достоинства дочери. Когда она трещала не переставая, он едва не засыпал. Что же насчет арфы… он не раз думал о том, что зря выбросил деньги на учителя. Правда, Марианна настаивала на музыкальном образовании дочери, и он посчитал, что это необходимо. Но кто будет спорить с влюбленным!

— Что же, сэр, я согласен: Абигайль милая девушка, зеница ока моего, в жизни не встречая ей равной. Вот что я вам скажу: после разговора с ее матерью мы посмотрим…

Это было не совсем то, что надеялся услышать генерал. Он пригубил кларета.

— Я надеялся поговорить с мисс Саттон, и с миссис Саттон, разумеется.

— Конечно! Моя дочь не будет разговаривать с джентльменом наедине, — кивнул Уильям, удивленный, что об этом уместно вести речь.

— Что же, не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, — заметил он, отодвигая стул. — Пойдемте наверх, к дамам. Я слышал, что Абигайль приехала с полчаса назад. Мне сказали, что она навешала леди Серену.