У Ро не было ответа. Он молча ждал, пока старик задумчиво покачивался из стороны в сторону, глядя вдаль, где высилась гора Нос Индианки.

— Я рассказывал тебе о моей жене? — спросил Анри. Слегка опешив от такой резкой смены темы разговора, Ро тем не менее не прерывал старика и не мешал ему вновь оказаться в прошлом.

— Вы упоминали о ней пару раз, и кажется, я слышал что-то от других жителей…

— Разные сплетни о нас, не так ли? — Анри печально засмеялся. — Мы стали настоящей притчей во языцах на этой горе. Иметь ребенка, не будучи женатыми! В церкви люди плевали ей вслед, а собственная родня вышвырнула ее из дома… — Он презрительно покачал головой при этом воспоминании. — Я был бродячим скрипачом, который почти все время слонялся без дела и в своих странствиях доходил аж до порогов Белой реки. А она была нежной, мягкой и страстной, — даже теперь, через много лет, старик вздохнул от удовольствия. — Могу поклясться, первый раз она позволила лечь с ней потому, что догадалась, как сильно мне этого хочется. Со мной ничего подобного никогда не случалось. Она вообще была какой-то особенной. Я не встречал похожих на нее ни раньше, ни потом… Он снова изучающе взглянул на Ро.

— Я знал, что все это просто приятные шалости, но ни о чем особенно не задумывался. Когда пришло время уходить, она отправила меня в путь. Я не хотел идти. По крайней мере, так я говорил. Спорил с ней с утра до поздней ночи или даже дольше. Но, сынок, говоря по правде, я не хотел жениться на ней…

Анри тяжело вздохнул и снова устремил взгляд на далекие горы.

— Я неплохо проводил время, бродя по свету, и не желал отказываться от такой жизни. Думал, что все снова будет хорошо: повяжу причудливый платок вокруг шеи и всегда получу порцию славного виски и хорошенькую девушку в каждом городке…

Анри надолго замолчал.

— Но так не получилось. — Он пристально взглянул на Ро. — Как только ты встретишь любовь, сынок, как только ты почувствуешь, попробуешь ее, бесполезно пытаться вернуться к прежней жизни. Она уже не для тебя.

Ро нахмурился, стараясь понять.

— А я пытался, сынок! Бог свидетель, я прошагал сотни миль, чтобы уйти подальше от этих гор. Я сильно пил, играл до забытья, и бежал, бежал, бежал. Но я не мог спастись бегством от самого себя, от сознания, что мне нужна эта женщина. И уж совершенно не мог вынести того, что она вообще не нуждалась во мне!

— Полагаю, она действительно была совсем как Мегги, — согласился Ро.

— Да. Именно такой. Но знаешь, эти разговоры, которыми она кормила меня — будто я ей не нужен — были ложью!

— Ложью? — Анри кивнул:

— Она сказала, что я не нужен ей, и она не хочет меня видеть. Она сказала, что сможет вырастить нашего мальчика сама или найдет другого мужчину. Но она обманывала сама себя точно так же, как я ошибался, когда хотел вернуть бродячую жизнь.

Анри, погрузившись в раздумья, снова уставился на горы:

— Наверное, это отразилось на нашем Джесси…

— На Джесси?

— Да. Видишь ли, на самом деле он вполне нормальный парень. Он соображает, понимает и запоминает точно так же, как и все остальные. Но его голова варите страшно медленно. Джесси не может быстро принять решение и не всегда вспоминает то, что заложили в его голову днем раньше. Именно такими были и мы с Пози.

Мы все никак не могли сообразить, что любим другу друга и если не будем жить вместе, то тогда жизнь вообще потеряет для нас смысл.

— Но вы все же убедили ее выйти за вас замуж!

— Да, конечно! — старик захихикал и покачал головой. — Я просто сказал ей: «Женщина, я остаюсь здесь, и ты можешь любить меня или ненавидеть, но я никуда больше не уеду!»

Ро оглянулся на дверь хижины позади него, затем снова повернулся — к лесной тропинке возле дома.

— Я рад за тебя, Анри! Но когда она отослала тебя прочь, она оставила дверь открытой. Она не собиралась во всеуслышанье заявить, что ты умер. Я не могу вернуться сюда. Я никогда больше не увижу эти места!

Анри задумчиво кивнул.

— Да, похоже, все так и есть… — Казалось, он хочет что-то добавить но просто перевел взгляд на далекие горы.


Из дневника Д. Монро Фарли

23 сентября 1902 года

Кембридж, Массачусетс

Сегодня я представил на заседании комитета заключительную часть моих научных материалов, связанных с изучением музыки Озарка. Пока это только первые результаты и основные выводы. Хотя я уверен, что приведенные доказательства весьма убедительны нашлись скептики, которые посчитали наличие в. фольклоре Озарка неизвестных ранее спенсеровых строф и музыкального ряда Елизаветинской эпохи ничем иным, как странным и загадочным совпадением. Мне кажется, я приложил все силы, чтобы убедить оппонентов в своей правоте, но преграда, с которой пришлось столкнуться, оказалась непреодолимой.

В результате представленные положения и выводы пришли в противоречие с особым мнением, которого придерживалось большинство членов комитета. У меня создалось впечатление, что они вообще отказываются верить, будто неграмотные, живущие в изоляции от внешнего мира, жители горного плато смогли сохранить наследие, которое научные круги нашей страны и Британских островов утратили безвозвратно.

В то время как я демонстрировал одну за другой записи песен — древних реликвий, эти джентльмены постоянно просили рассказать о медвежьем жире, который намазывают на хлеб, об уборной, которую мне собственноручно пришлось построить и о девушках, не знающих, что такое туфли.

Мою работу ни по одному пункту не восприняли всерьез, а один напыщенный теоретик даже обвинил меня в том, что я попусту растратил средства научного общества. В конечном счете мне очень настойчиво порекомендовали прекратить подобного рода исследования. Я заявил, что готовлю статью для журнала «Теоретическое музыковедение». Но мне ясно дали понять, что данные изыскания сочтут пустыми и безрезультатными, а это, в свою очередь, может повредить моей репутации и репутации научного общества университета в целом. Было внесено предложение: по истечении периода времени, достаточного, чтобы разобраться в ситуации и проанализировать мои записи, научный комитет рассмотрит просьбу об организации в будущем экспедиции в отдаленные области Шотландии или Ирландии, чтобы направить, таким образом, мои поиски в более надежное русло. Полагаю, что именно туда я и отправлюсь. Тем не менее, я убежден, что мои выводы верны, К сожалению, я — единственный, кто верит в это.

На прошлой неделе ездил на побережье возле Бостона и наблюдал, как один старик и его внук ловили рыбу с пирса. Я вдруг подумал, что сам никогда не рыбачил в океане. Глядя на бескрайнее водное пространство, я вспомнил о Джесси и Анри и ощутил беспокойство: как они там? Дни, наверное, стали короче и холоднее. Интересно, одолжит ли Пигг Бруди Джесси охотничью собаку?

О Мегги я стараюсь не думать.

Глава 19

Порывы октябрьского ветра задували под дверь хижины. В комнате было холодно. Мегги накинула на плечи старую, выношенную шаль и поплотнее закуталась в нее, уютно устраиваясь у очага. Она уже подбросила в огонь очередное полено, но оно оказалось сырым, тлело и дымило, не давая тепла.

Прошлой ночью выпал первый снег: довольно рано для зимы, и поэтому, казалось, ненадолго. Снег покрыл поляну перед усадьбой, и она выглядела чистой, яркой и обновленной. От взгляда на это великолепие Мегги ощущала еще более сильный озноб. Сейчас ей не нужны были ни снег, ни лед, чтобы мерзнуть — холод стал неотъемлемой частью ее существования.

— Бр-р-р! — раздался голос Анри. Он протискивался в дверь, отряхивая о порог снег, приставший к ботинкам. — Довольно морозная погода сегодня утром…

Мегги пробормотала что-то вроде согласия, в то время как отец снимал влажное пальто из шерсти и вешал его на крючок у двери. Он разрумянился от холода и снова казался молодым и сильным.

Он все еще был слабым, как новорожденный жеребенок, но брался то за одно, то за другое дело. Постепенно силы вернулись к нему, и вскоре он действительно уже смог выполнять большую часть работы, которую обычно делал.

— Я всю жизнь свою работал вполсилы, — сказал он Мегги. — И сейчас притворялся больным, сколько мог. По правде говоря, я думал, что моя немощь удержит здесь твоего парня…

— Он все равно не смог бы остаться, — ответила Мегги.

Это был единственный разговор между ними о Д. Монро Фарли, но не проходило и дня, чтобы в хижине не упоминалось его имя.

«Подождите, пока вернется Ро», «жаль, что Ро не видит, какого опоссума я убил», «если бы Ро был здесь, я бы управился в два раза быстрее» — подобные высказывания постоянно слетали с губ Джесси.

Мегги знала, что он скучает по другу и находит утешение в разговорах о нем. Но эти постоянные разговоры и упоминания его имени отдавались ноющей болью в сердце Мегги.

Если кто-то и гадал, почему затягивается отсутствие Фарли, то только не Джесси. Ро сказал, что вернется, и для Джесси этого было вполне достаточно.

А для Мегги время тянулось в болезненной борьбе, где столкнулись необходимость принять, наконец, решение и желание отложить его еще на день. Ей казалось, что уж завтра она непременно начнет осуществлять задуманный план, а сегодня можно и подождать. Ее ложь будет грандиозной, последствия ужасными, а боль — невыносимой. Отчасти Мегги колебалась и никак не могла решиться из-за Джесси. Она считала, что если их с Ро план удастся, каждый из них получит то, на что рассчитывает. Ро мог бы вернуться к своей работе в штате у залива и жениться на женщине своего круга. Отец был бы избавлен от стыда за греховное поведение дочери. А жители Свадебного Камня получили бы исчерпывающее объяснение столь странному обстоятельству, каким является слишком долгое отсутствие ее мужа.

Только Джесси не получит того, что хочет, как, впрочем и она сама.

— Запах сегодня на редкость аппетитный, Мегги, детка, — заметил Анри. — Что там у тебя в горшке?

— Рагу, — ответила Мегги, имея в виду смесь мамалыги, лесных трав, мяса и орехов, которую, как принято было считать, здесь все готовили по старинному рецепту индейцев племени чероки.

— М-м-м-м… — Джесси обрадуется, когда узнает.

— А где Джесси? — спросила Мегги.

— Я послал его чинить забор возле свинарника. Почему ты спрашиваешь?

Мегги глубоко вздохнула и повернулась к отцу.

— Я получила новость издалека, — сказала она. — Мой муж погиб во время путешествия в штат у залива. Отец нахмурился и еле слышно выругался.

— Сегодня? Мегги, ради Бога, на улице снегопад! Как ты могла получить послание именно сегодня?

— Папа, я должна… — ответила Мегги. — Я просто не могу больше ждать. Я получила его сегодня! — Анри тяжело вздохнул и опустился на стул:

— Я все время надеялся, что ты передумаешь. Мегги нервно вытерла руки о передник:

— Это необходимо, папа! Мы не предназначены друг для друга.

Отец только неодобрительно фыркнул:

— Вы предназначены друг другу точно так же, как все остальные пары, собирающиеся пожениться.

— Мы совершенно по-разному живем и относимся к жизни. Мы из разных мест.

— Конечно, детка! И у вас разные тела. Вот в этом и заключается брак, Мегги — заставить различия сплестись воедино, чтобы создать что-то новое!

Мегги не хотела спорить.

— Он не любит меня, папа, — сказала она.

— Я поверю в это тогда, когда увижу, как еноты занимаются фермерством, — ответил старик. Он беспомощно провел рукой по волосам.

— Как по-твоему, что такое любовь, Мегги? Ты думаешь, что это бешеный стук сердца, чтение стихов, прерывистое дыхание? — спросил он. — Да, мэм, какая-то часть всего этого и присутствует, но главным образом, любовь — это спокойствие, забота и уют. Это — желание рассказать другому человеку то, что ты не в силах даже на ухо прошептать кому-нибудь другому, Это значит — не быть одиноким.

Анри строго погрозил ей пальцем:

— Мегги, детка, ты влюбилась в этого парня в ту же минуту, как увидела его! Знаю, ты подумала об одном из принцев из своих книжек. Я волновался, что ты разочаруешься, когда поймешь, что он — реальность, а не мечта. Но ты еще не перестала мечтать, не так ли? Ты по-прежнему воображаешь, что твоя жизнь похожа на одну из этих сказок, только она из тех, у которых плохой конец. Голос его смягчился до мольбы:

— Мегги, я прошу тебя, умоляю тебя — пошли записку Ро, чтобы он вернулся! Мне кажется, это — единственный способ снова увидеть тебя счастливой и смеющейся.

— Ax, папа! — Слезы заблестели в глазах Мегги, и она бросилась к отцу. Он притянул ее к себе, как будто Мегги опять превратилась в маленькую девочку, и крепко сжимал в объятиях, пока она, рыдая, изливала свою боль и умоляла понять ее. Анри обнимал ее, убаюкивал и вытирал ее слезы своим платком.

— Все кончено, папа, — сказала Мегги. — Я выбросила адрес, который оставил Ро. Пришло время жатвы, и я собрала свой урожай. Слишком поздно сожалеть о сделанном.