– Я поговорю с ней.

– Не нужно ни с кем говорить! Просто возвращайся.

– Давай я Натана или Кевина позову, пусть отвезут, если ты не хочешь ехать со мной.

– Не нужно никого звать, просто уходи.

– Я не уйду, – Шон каждое слово произнес раздельно. Все-таки они не могут не спорить.

– Я жила здесь с рождения. Со мной ничего не случится.

Шон стоял и просто смотрел. Он не хотел ее оставлять, и Ева видела это, поэтому сказала:

– Пожалуйста, возвращайся. Пожалуйста, – теперь она умоляла его быть благоразумным.

– Хорошо, но если через пятнадцать минут ты не напишешь, что дома, я приеду сам.

Ева попыталась возразить, но Шон, взяв ее лицо в ладони, сказал:

– Ева, я приеду к тебе. Я не шучу. – Она согласно кивнула – хорошо.


Ева поднялась на крыльцо и достала телефон. Она ведь должна Шону написать. Страх, что он исполнит свое обещание, был. Если он сделает это, то неудобных вопросов и пересудов не избежать. А пока есть шанс отделаться малой кровью.


Я дома


Буквально через три секунды, словно он ждал, пришел ответ:


Отдыхай, до завтра


Ева бросила телефон обратно в сумочку. Сначала он ее ненавидел, теперь жалеет. Только этого не хватало! Жалость от Шона Пристли! Да нахрен она ей не сдалась! Ева устало рухнула в плетеное кресло на террасе. Как же она вымоталась за эти три месяца. Как устала. Скорей бы уехать. Она сделает все, чтобы ее взяли. У Рафа Симонса и у всего чертова «Прада» нет шансов против Евы Кьяри. Ей надо сбежать не просто из города, из страны. Она больше не может находиться в одном полушарии с Шоном.

Ева закрыла лицо руками и, не сдержавшись, дала волю слезам. Она так давно не плакала. Не давала жалости сломить волю. Но иногда, наверное, плакать все-таки нужно.

– Ева, девочка, что случилось?

Ну вот, мама снова караулит ее. Как и тогда, восемь лет назад. Ева зарыдала еще пуще.

– Да что случилось? – в голосе Джеммы прорезались истеричные нотки. Давно она не видела дочь в таком состоянии. – Кто тебя обидел?

– Мама, – всхлипнула Ева, – я, кажется, люблю его.

– Господи, Ева, – она обняла ее, целуя в макушку, – неужели опять?

– Он меня ненавидит! Мама, ну зачем, зачем ты взяла эти проклятые деньги?!

– Да какие деньги?! – воскликнула Джемма. – Те десять тысяч я отдала на следующий день мистеру Пристли!

– Отдала? – Ева подняла голову, с неверием рассматривая темноту во дворе. – Но как же… почему же…

– Ева, – мать взяла ее за плечи и, взглянув прямо в глаза, твердо сказала: – Ты ни в чем перед ним не виновата. Ни в чем! Этому Шону повезло, что его полюбила ты. И если он этого не ценит – пошел он в задницу!

– Мама! – удивилась Ева, даже слезы на глазах высохли. Но с тоской она все же сказала: – Он женится на другой.

– Значит, это не твой мужчина, – упокоила Джемма. – Твой – женится только на тебе. Пойдем, – она помогла Еве подняться. – Я чай заварила и пирожные с ресторана принесла. Все будет хорошо. Обязательно будет.

Глава 14. Когда ты спишь…

Ева быстро поднялась наверх, и Шон сделал глубокий вдох, успокаиваясь. Сейчас он переварит случившееся и пойдет убивать Паркера. Он не сделал этого сразу, только чтобы не напугать Еву еще больше. А вот сейчас…

Шон быстро поднялся, обшаривая взглядом каждый закуток в сумрачном зале. Эмили болтала с этой Тори или Лори; Кевин с Натаном смотрели бейсбол и активно обсуждали. Где же ублюдок Паркер? Неужели свалил? Ничего, Шон к нему домой поедет и вытрясет все дерьмо, накопившееся за жизнь.

Судьба была милостива – Паркер нашелся возле барной стойки, в самом конце. Все же хорошо, что Джуди не пришла: принять, что муж тот еще гавнюк, не просто, но по-хорошему такое знать надо, чтобы не было иллюзий.

– Еву не видел? – спросил Натан, когда Шон прошел мимо. Он не остановился и не ответил: у него была цель, которую надо всенепременно ликвидировать. Шон постучал по плечу Паркера, а когда тот повернулся – врезал по морде. Нечестно? Так они не на ринге! Да и в любом случае они в разных весовых категориях. Шон выше, крупнее и занимался боксом с детства. Шансов у Пакера ноль.

Крик и суета поднялись мгновенно, но Шон не обращал внимания: он схватил бывшего приятеля за шиворот и, вытерев им барную стойку, швырнул на пол. Дальше его схватили за руки и начали оттаскивать.

– Я вызываю полицию! – закричал кто-то.

– Шон, ты чего? Что случилось? – Это уже был Натан. Шон поднял руки, показывая, что успокоился и держать его нет необходимости.

– Боже, Шон! – Эмили подскочила с круглыми от испуга глазами. А то ли Тори, то ли Лори кинулась проверять, жив ли Паркер.

– Что на тебя нашло?

– Он приставал к Еве, – сухо ответил Шон, разглядывая разбитые руки. Как в молодости, ей богу!

– Где она?

– Как она?

Вопросы посыпались, как из рога изобилия. Бармен принялся вызывать полицию и службу спасения. Похоже, ночь все же придется провести в участке.

– Я все улажу, – бросила Эмили. Шон скупо улыбнулся. Она отлично умела договариваться и решать проблемы. Тестостерон и юношеская агрессия в студенческие годы не раз толкали в драки. У Эмили хорошо получалось успокаивать и разруливать. У Шона пискнул телефон. Ева дома. Отлично.

– Я поеду к ней, – бросил Кевин. Натан поддержал.

– Оставьте ее, – оборвал Шон. – Она дома, отдыхает. – Иногда ему казалось, что мужчинам всего-то и нужно для счастья – просто быть в ее руках. Эти двое, как собачки дрессированные скачут. Да и сам Шон не лучше, даже в драку полез. Ева. Везде Ева. Этот городок, она и он связаны неразлучно.

– Я ей позвоню, – не унимался Кевин.

Ну все, терпение закончилось.

– Отвали от нее, – достаточно агрессивно оборвал Шон. А что, он и ему может лицо разукрасить.

– Тебя забыл спросить! – Кевин оказался не из робкого десятка. И, судя по недоброму взгляду, у него были к Шону претензии. – Заступник хренов. Если бы не ты – этого вообще бы не произошло! – Кевин бросил взгляд на Эмили, мягко увещевавшую хозяина бара, и сбавил пол-оборота: – Во всем, что с Евой произошло, виноват ты! – Он единственное, что пальцем в Шона не ткнул.

– О чем он? – не понял Натан, глядя то на брата, то на нового знакомого, но они не слышали его.

– Ты хоть знаешь, что ей пережить пришлось? Знаешь, что такое забирать документы с колледжа, когда до начала семестра две недели? Знаешь, что она пешком не ходит, чтобы вот с такими Паркерами Нортонами не столкнуться?! Ее травили, пока она не сбежала отсюда! И все из-за тебя!

– Ну все, кажется, порядок, – подошла Эмили, всматриваясь в напряженные лица.

– Приятно было познакомиться, – кивнул ей Кевин и, едва улыбнувшись Натану, ушел. На Шона он даже не взглянул.

В полицию Паркер решил не обращаться, вероятно, не хотел, чтобы жена знала о его поступке, и во что он вылился. Ущерб бару Шон компенсировался без вопросов. Виноват. Вообще, он даже смирился, что придется ночевать в камере, но дома так дома. Заснуть все равно не сможет.

Так и вышло. Как только они приехали, Шон тут же, не обсуждая произошедшее ни с невестой, ни с братом, поднялся к себе. Он принял душ и лег. Голова работала, перемалывала каждое слово, каждый жест, поступки и даже взгляды. Ведь он действительно ни разу за прошедшие восемь лет не подумал о том, как Ева переживала всю эту ситуацию. Для него все было однозначно. Она хотела денег, поэтому отдалась ему. Продала свою девственность, как юная гейша. Вот только он не собирался покупать, поэтому-то и возмутился до крайности. Его семья не дойная корова. Его дед не должен был оплачивать его развлечения. Шону было жутко стыдно тогда перед ним. И как-то быстро забылось, что мать Евы требовала не отступных, а возмездия. Она считала, что Шон воспользовался ее молоденькой дочерью. А решать вопрос с помощью финансов было уже предложено самим дедом.

Шон запутался. Сейчас ему в принципе было наплевать и на те деньги, и на чье-то мнение, да и на всю ситуацию в целом. Да, поначалу он не хотел видеть Еву рядом: тут и память, и накаляла она его жутко, да и Натана взяла в оборот. Потом он не хотел, чтобы она встречалась с братом уже по другой причине. Шон убеждал себя, что противится их роману исключительно из-за того, что подозревает Еву в какой-то коварной и эффектной пакости – это в ее стиле. Но все было намного очевидней: он сам на нее запал. Лучше бы она реально задумала какую-то гадость.

Заснуть он так и не смог. Очень долго думал о словах Кевина. Шон сам, приезжая в Принстон, не часто виделся с бывшими приятелями и о Еве никогда не спрашивал. С глаз долой, как говорится. Он и забыл про нее, признаться. А вот когда Джуди неожиданно позвонила, раздобыв его номер где-то, согласился заглянуть к ним – он как раз к деду по работе приезжал, подпись главного бенефициара нужна была. Отчего бы старых знакомых не навестить? Там он снова встретил Еву. И на него по новой нахлынуло. Будь она серой и уставшей, с мешками под глазами и располневшими бедрами, со стыдливо опущенными глазами и кроткими извинениями. Тогда он, возможно, даже пожалел бы ее и простил полностью. Но Еве все же было двадцать шесть и, судя по внешности ее матери, гены у нее отличные. Она не превратилась в искаженную временем тухлую версию себя. Ева была красивой, сексуальной и дерзкой. Она больше не была симпатичной восемнадцатилетней девочкой, строившей ему глазки и заглядывавшей в рот. Он стала красивой женщиной с просто умопомрачительными ногами. А как отбрила его на крыльце Нортонов! Он даже сукой ее обозвал. На него это вообще не похоже. Ева не выглядела, как человек, который подвергся буллингу. Шону было сложно сопоставить образ уверенной женщины, хлесткой и умной, талантливой и находчивой, с обликом забитой девочки, которая могла бы вырасти из нее. Хотя что он знал о травле и всеобщем презрении? Ничего. Шон всегда был лидером. Популярным, успешным, уважаемым. И он не прикладывал к этому много усилий – так просто было. От младшей школы до нынешнего времени. Ему не приходилось восставать из пепла, и он был очень рад, что Ева стала именно такой, какая есть. Сейчас не хотелось оценивать, насколько она виновата в том, как обернулось дело. Виновата ли вообще? И кто виноват еще? Тут все хороши: и сам Шон, и мама ее, и дедушка. Чего Шон точно хотел, так это поговорить с ней. Ему очень нужно увидеть ее: обсудить и извиниться.

Ночь, как назло, не заканчивалась долго. Он с трудом дождался утра, чтобы рвануть к Еве, но и тут засада: когда спустился, то его взяла в оборот бабушка и пока не накормила завтраком, отпускать не хотела. За это время подтянулись все домочадцы: Эмили была как-то подозрительно задумчива, но Шон решил, что с проблемами будет разбираться в порядке очереди. Натан тоже вопросительно смотрел – любопытный какой! – но поднимать тему вчерашних событий при свидетелях боялся.

– Спасибо, бабуль! – Шон поцеловал ее в напудренную щеку. – Все было очень вкусно. – Ему кусок в горло не лез, но он запихнул в себя завтрак. – Мне нужно съездить кое-куда, – теперь он прикоснулся губами к макушке Эмили. – Я быстро.

Как итог, к дому Евы подъехал к десяти утра. Время самое подходящее, но почему же такое странное чувство пустоты и одиночества, словно Шон опоздал? Будто не успел на самый главный праздник в жизни? Он поднялся на крыльцо, с интересом разглядывая место, где выросла Ева. Уютно и приятно. Затем постучал. Дверь открыли не сразу, но открыли.

– Вы?!

Мать Евы Шон узнал сразу. Невысокая, моложавая брюнетка, достаточно привлекательная для своего возраста. И если в первую встречу она выглядела, как разъяренная тигрица, то сейчас была скорее раздосадована, ну и смотрела строго из-под темных изящных бровей. Все-таки гены у Евы отличные.

– Миссис Кьяри, могу я увидеть Еву?

Джемма Кьяри какое-то время молча сверлила его взглядом, потом распахнула дверь, приглашая войти.

Гостиная была небольшой, но светлой и милой. Шон даже тихо хмыкнул, заметив на креслах чехлы: насыщенного мятного цвета с пестрыми бабочками по всему периметру – такие же он видел у Евы в квартире. Тогда подумал, что это чересчур броско и вызывающе. Сейчас понимал, что она сама очень броская и вызывающая, но в том смысле, что не каждый сможет этот вызов принять и удержаться рядом.

– Евы нет, – нарушила молчание миссис Кьяри, когда Шон достаточно осмотрелся и принялся поглядывать на лестницу, ведущую на второй этаж. – Она уехала рано утром.

Черт, все-таки опоздал!

– Хотите чего-нибудь?

Шон вскинул голову, встречаясь с темными глазами. А вот у Евы они светло-голубые, почти прозрачные. Интересно, в кого такой цвет? Но поражало не только это, но и то, что мать Евы была удивительно спокойна. С чего бы?