Лейк Оливия - Свадебный переполох, или Уроки взаимного приручения

– Это все, что тебя беспокоит? – иронично улыбнулся Шон.

– Нет, я ему сейчас еще гневное сообщение напишу. Обоим напишу!

– Лучше потом. Они заняты.

Ева густо покраснела, представляя, чем они заняты. Она была очень даже толерантна и лояльна, но сам процесс между мужчинами ее настораживал и вгонял в краску. Делали они, а смущалась она!

– Ты пришел мне рассказать, или что? – решила сменить тему. В десять вечера, в интимной обстановке с Шоном лучше не обсуждать секс, даже если этот секс их не касается.

– Или что. Мне вот не понятно, – Шон присел на высокий стул и притянул к себе чашечку капучино, который Ева делала для себя. Она вздернула бровь – он и ухом не повел. – Ты зачем обманывала меня? Зачем культивировала образ продажной суки?

– Да какая разница уже, – отмахнулась Ева.

– Нет, ты мне ответь.

– А не буду! – стала в позу она. – Пришел тут, требуешь что-то, кофе мой забрал!

– А не ответишь, я еще и спать в твою постель лягу, – бесстрастно пообещал он и сделал глоток из чашечки.

Ева притворно грустно вздохнула, предпочитая не думать о постели. Шон и ее кровать не могут даже находиться в одном предложении.

– Хотела носить фамилию Пристли. Ты уже женишься, пришлось пытаться карту фиктивного брака с Натаном разыграть!

– Ева, прекрати.

– Да просто выручила человека. Ничего я не хотела и целей никаких не преследовала. Кстати, – она снова принялась делать кофе, – он мне действительно предлагал замужество. Обещал даже измены прощать.

– И ты отказалась, – Шон не спрашивал, теперь он точно знал, что это не в характере Евы.

– А я не собираюсь мужу изменять! – Она гордо вздернула подбородок и посмотрела на Шона с вызовом. Ну, давай, скажи какую-нибудь гадость, прокомментируй.

– Это хорошая новость.

Ева удивленно хлопнула глазами. Что?!

Они несколько мгновений просто смотрели друг на друга, потом она отвернулась. Кому-то пора уходить.

– Если это все, то извини, поздно уже. У меня еще дела, – Ева показала на посудомойку, которую так и не разобрала еще. – А у тебя важный день завтра. Лучше не опаздывать.

– Нет, это не все. Я еще хочу кое-что узнать.

– Что же? – смутилась Ева. Тон от шутливого как-то резко стал личным.

– Почему я, Ева? Мы ведь были практически незнакомы, а ты отдалась мне. Почему ты выбрала меня?

– Из-за денег конечно! Забыл?

– Ева! – Шон кажется уже начал терять терпение.

– Господи, да я просто влюбилась в тебя! – сказала и отвернулась. – Что же ты за кретин непроходимый! Это ведь очевидно!

– Ева, – шепнул он, положив руки ей на плечи, – я не знал. Мне так…

Она передернула плечами, сбрасывая горячие ладони. Еще его жалости не хватало! Пусть лучше ненавидит ее!

– Не смей говорить, что тебе жаль! – Она резко обернулась, буквально клюнув носом ему в грудь. – Меня жалеть не надо. Тем более это давно прошло! – Ева попыталась оттолкнуть его, чтобы голова заработала. Но Шон стал еще ближе, прижимаясь бедрами к ней. В голове только дурман и запах горького апельсина. – Уходи, – попросила она. Шон в ответ медленно погладил ее щеку и, коснувшись нижней губы, чувственно провел по ней большим пальцем. – Уходи, – шепнула, уже не надеясь на его благоразумие. Только на свое. Но где оно? Ау, благоразумие? Ты где? Где ты?

– Ева, я с ума схожу, – Шон подхватил ее и усадил на столешницу, чтобы видеть лицо. – Ты нужна мне, – поцеловал неспешно, поочередно оттягивая то одну губу, то другую. – Очень нужна. – Руки забрались под топ, жадно сминая груди.

Можно ли оттолкнуть мужчину, когда ты вся будто ватой набита? А можно чувствовать слабость во всем теле и быть натянутой, словно тугая струна? Ева не могла ничего поделать – ее тело жило собственной жизнью: где его касались горячие губы и руки, кожа вспыхивала, как от ожогов, а каждый стон, как признание: твоя, твоя, твоя… Когда Шон начал медленно целовать шею, проводить языком и покусывать мочку уха – Ева поняла, что пропала.

Шон отбросил в сторону ее топ и бюстгальтер, а она потянулась к ремню на его джинсах, неспешно скользя ногтями по животу, спускаясь к паху, обводя контур татуировки. Ее пальцы подцепили резинку, и через секунду Ева провела ладонью по напряженному члену. Такой же большой, крупный, жесткий. Ева помнила. Столько лет прошло, а она помнила.

– Ева, детка, я хочу тебя, – шепнул Шон, почти не отрываясь от ее губ. Он расстегнул короткие шорты и, подцепив кружево трусиков, потянул вниз. Ей осталось только поднять бедра, и все барьеры падут. Это своеобразное «да» – потом отступить будет невозможно. Ева прервала поцелуй и обхватила ладонями его лицо, красивое, мужественное. Шон не пытался надавить на нее, смять протест и смущение нетерпеливыми ласками и страстными поцелуями, но он говорил с ней глазами. Ей даже показалось, что она нужна ему чуть больше, чем объект вожделения. Больше, чем «я хочу тебя здесь и сейчас». Но ведь этого не могло быть. Шон любит другую. Эмили. А ведь Ева клялась, что никогда и ничего у них больше не будет. Она самой себе давала слово, что не станет между этой парой. Шон и Эмили – пара, а Ева третий лишний.

– Нет, – выдавила она. – Так нельзя. – Ева, выкрутившись из его объятий, спрыгнула со стола. Где ее майка? Она прикрывала грудь руками, осматриваясь. Но что искала: одежду или точку опоры?

– Ева, послушай, – Шон дернулся к ней.

– Нет, не подходи! – У нее и так воля трещит по швам. – Шон, мы не подходим друг другу. – Ева пыталась убедить в этом и себя тоже.

– Ева…

– Стой! – Она выставила вперед руку, продолжая другой прикрывать грудь. Шон тоже стоял голый по пояс, ремень расстегнут, а дьявольские крылья раскинулись перед ней во всей красе: они искушали и манили, обещая, что в аду, где Ева обязательно будет гореть, не так уж плохо. – Мы разные, понимаешь?! Все, что между нами может быть – это одноразовый секс. Утром это пройдет, и мы будем жалеть.

– Ева, не надо.

– Уходи, – прошептала она. – Не надо портить свою жизнь из-за пустой страсти.

– Да ты выслушать меня можешь?! – взорвался Шон.

– Что ты хочешь сказать? Что женишься завтра! Или уже не женишься?

Ей хватило одного взгляда, чтобы понять: он все еще женится. Ева презрительно улыбнулась. Какие же мужчины подлецы. Может быть, не все, но многие.

– Уходи.

Шон поднял майку и рывком натянул на плечи, подхватил пиджак и небрежно бросил на правую руку. Он прошел мимо, на секунду задержавшись, сжав губы в тонкую линию, но больше не делая попыток объясниться. Когда легкий щелчок известил о его уходе, Ева упала на пол, глотая соленые слезы. Она ведь забыла его однажды. И снова забудет! Ведь забудет же?

Эмили проснулась сегодня рано. У нее было странное волнение – немудрено, замуж ведь выходит, но нет, это было что-то другое. Тревога. Какая-то болезненная, скребущая, и появилась она не сегодня и даже не вчера, но сейчас ощущалась особенно остро.

Эмили в одних трусиках и бюстгальтере подошла к зеркалу и обсмотрела себя: подтянутая, высокая, интересная. Она привстала на носочки – и ноги у нее длинные. Эмили вздохнула и бросила взгляд на свадебный наряд: на регистрацию, конечно, наденет попроще – бежевое платье-футляр, – а это… Эмили не понимала, отчего же ее лихорадит так. Она ведь даже макияж еще не сделала, легкий, утренний. Роскошный, свадебный ей сделают позже, как и прическу.

– Эмили, дорогая, ты оделась?

– Почти! – крикнула и закатила глаза. Мама с сестрой посчитали себя обязанными быть рядом и даже на ночь остались! Она-то думала, что они будут вспоминать ее девичество, а вышло, что мать набросала ей огурцов на лицо и отправила отдыхать – важный день впереди. Но в одном она права: если Эмили хочет не опоздать в мэрию, нужно одеваться. Она потянулась к платью, но пальцы замерли в нескольких дюймах. Она любила Шона, очень любила. Всегда любила. С самого первого взгляда. Эмили до сих пор помнила то чувство растерянности, словно в нее на скорости врезался грузовик и прямо в сердце попал, когда Шон вошел в аудиторию. Они познакомились и быстро стали друзьями. Дружить с ним было легко и невероятно сложно одновременно, но Эмили хорошо справлялась с ролью просто друга. Если он не чувствовал к ней большего, то так тому и быть. Потом все случилось. Если есть седьмое небо, то Эмили была именно там. Фантастический секс с любовью всей твоей жизни. И сегодня она выходит за него замуж. Но…

Все, что она говорила Еве было правдой: от страсти они не пьянели, и крышу от любви им не сносило, только правдой это было исключительно в отношении Шона. Это он не сгорал от желания, и его любовь даже близко не напоминала водоворот. Нет, Эмили знала, что он ее любит, но любит ровно и спокойно, иногда ей казалось, что как сестру. Если бы между ними еще и интима не было, то точно уверилась бы в этом. Хотя в последнее время секс между ними стал редковат. И ее вина в этом была. Они оба очень заняты, а еще и живут раздельно – это, правда, удобней для них обоих, – какой уж тут горячий секс. Но так ведь у многих пар! Эмили знает, спрашивала. С годами у всех ночи становятся больше для сна, чем для страсти, увы и ах. Они с Шоном нормально это воспринимали, пока не появилась Ева. Азарт в его глазах Эмили заметила сразу, но значения не придала, а вот когда увидела, как он смотрит на нее, как ждал их с Натаном в Принстоне…

Тебе не нравится Ева?

Нет, тогда она хотела спросить: тебе нравится Ева? Но сказать, значит, вывести на откровенный разговор, а его Эмили боялась. Она вообще сейчас часто боялась. Боялась, что Шон захочет поговорить о них. Боялась, что он не любит ее. Но ведь если это так, то лучше узнать об этом сейчас. Чтобы потом не было мучительно больно.

Короткий стук отвлек от тревожных мыслей.

– Можно?

Шон! Эмили замерла. Что он здесь делает? Темно-синие брюки, голубая рубашка с закатанными рукавами – не похоже на костюм, в котором он должен был быть на регистрации.

– Что ты здесь делаешь?! – воскликнула, непринужденно улыбаясь, но предчувствуя свой собственный конец света.

Шон вошел, плотно прикрыв дверь, и так тепло, по-светлому улыбнулся, что Эмили едва сдержала подступившие рыдания. Он протянул ей халат, молча ожидая, когда она оденется.

– Что-то случилось?

Шон подошел ближе и убрал светлый локон за ухо.

– Ты очень красивая. – Эмили смущенно зарделась. Ее до сих пор вгоняло в краску, но было очень приятно, когда он делал комплименты. – А я виноват перед тобой. Очень виноват.

– О чем ты? – шепотом спросила, хотя уже знала ответ. Он написан у него на лице. Ответ был в его глазах. Они смотрели с любовью и теплотой, но не так, как смотрят на женщину своей жизни.

– Я давно должен был рассказать, – Шон присел на кровать и постучал по покрывалу, предлагая Эмили сесть рядом. – Но я боялся.

– Ты боялся?! – Шон ведь никогда ничего не боялся!

– Мне всегда было очень важно твое мнение, – он взял ее руку в свою, – и я не хотел, чтобы ты думала плохо обо мне.

– Я никогда не буду думать плохо о тебе. Что бы ни произошло. – И это было правдой. Думать плохо о нем – то же самое, что думать плохо о себе самой.

– Можно, я расскажу сейчас?

– Конечно.

Шон вспомнил все: от событий восьмилетней давности до вчерашнего вечера, опустил только интимные моменты. Просто не хотел обижать Эмили еще больше. Думать, что для нее все это пройдет безболезненно – это утопическая мечта, не имеющая ничего общего с реальностью.

– Вы что, еще не готовы?! – Мать заглянула и ошарашенно уставилась на них. – У вас пять минут, чтобы не опоздать!

– Мам, мы поняли, – улыбнулась Эмили и кивнула на дверь. Сейчас их не нужно беспокоить. – Мы ведь не поедем в мэрию? – это уже спросила у Шона.

– Если бы была хоть крохотная вероятность, что я сделаю тебя счастливой, то мы бы поженились.

– Это из-за Евы? – Эмили хотела знать, могло бы быть иначе, если бы она не появилась в его жизни вновь. Или чему быть, того не миновать?

– Знаешь, – Шон приобнял ее за плечи, – я долго думал об этом. Винить Еву очень легко и удобно, но, мне кажется, дело в нас самих. Ты, – он прямо посмотрел на Эмили, – достойна, чтобы тебя любили на все сто. Чтобы себя не помнить от любви. А я не могу дать тебе этого. И никогда не мог.

Эмили молча прижалась к нему, пряча лицо в выемке на шее.

– Прости, что говорю это сейчас. Прости, что тянул до последнего и довел до этого всего, – Шон выразительно обвел глазами спальню и наконец заметил платье. Очень красивое, но говорить об этом сейчас – значит, делать еще больнее. – Надеюсь, ты не будешь меня ненавидеть.