Мэдди взглянула в его лицо.

– Папа сказал, что вы все время знали, что я должна стать женой вашего брата. Это правда? – спросила она, сразу беря быка за рога, на что Тристан и рассчитывал.

– Да.

– Почему вы мне не сказали?

Тристан прикрыл за собой дверь. К черту приличия! Это дело касалось только его и Мэдди и не предназначалось для посторонних ушей.

– Перед тем как я покинул Лондон, ваш отец взял с меня клятву, что я буду держать в тайне его план. Если бы я мог знать, чем это обернется, я ни за что не стал бы давать такой клятвы.

– Я так и думала. Я не могла поверить, что вы в состоянии добровольно солгать мне… или даже просто умолчать о такой важной вещи. Теперь я понимаю, почему вы говорили, что честь запрещает вам посягать на собственность другого мужчины.

При виде ее невеселой улыбки сердце Тристана снова заныло от боли… хотя ему и было так приятно узнать, что Мэдди по-прежнему безоговорочно доверяет ему. Он не мог не восхититься в очередной раз ее мужественным и преданным сердцем.

– Значит, я поступила глупо, что влюбилась в тебя? – грустно спросила она.

– Нет, Мэдди! Не говори так! – Тристан понимал, что откажется от нее, потому что выбора у него не оставалось… но ничто не заставит его солгать ей. Ничто… даже верность Гарту. – Даже если влюбляться глупо, любимая моя, то мы оба совершили эту глупость, – нежно добавил он.

Слезинка скатилась по щеке Мэдди и упала на стиснутые руки.

– Что ж, хоть какое-то утешение. Так мне будет легче переносить одиночество. – Мэдди глядела в лицо Тристана, не отрываясь, словно пыталась запомнить каждую его черту. – Полагаю, вам тоже не удалось разубедить моего отца?

– Я даже пытаться не стал. У него предубеждение против бастардов… особенно против нищих бастардов. Я готов был убить этого негодяя на месте… но я понимаю, что он желает вам только добра.

– Мой папочка дурак! – заявила Мэдди. – Но он преисполнен благих намерений, и сейчас у него все козыри на руках… и я достаточно хорошо его знаю, чтобы не сомневаться: он разыграет эти козыри, если я откажусь выйти замуж за графа.

Она покачала головой, словно все еще не в силах поверить в обрушившееся на нее несчастье.

– Как досадно, что благонамеренные дураки губят счастье своих близких гораздо чаще, чем настоящие злодеи. – Она рассеянно разглаживала пальцами складки своего платья.

– Мне нравится ваш брат, – добавила она. – Кому не понравился бы такой добрый, кроткий человек? Я не могу стать причиной его гибели… Но я окажусь для него совершенно ужасной женой, а это очень грустно. Ведь он заслуживает того, чтобы его любили по-настоящему, а не просто терпели. – Мэдди улыбнулась. – Зато для вас я стала бы идеальной женой. Думаю, даже мой змеиный язык не слишком бы вам досаждал. И ещё, подозреваю, если бы мы поженились, вам никогда бы не пришла на ум идея завести любовницу.

На чувственных губах Тристана невольно заиграла понимающая улыбка, и Мэдди догадалась, что он тоже вспоминает пылкие поцелуи, которыми они успели обменяться.

– И это-то печальнее всего, – со вздохом подытожила Мэдди. – А к тому времени, как мой отец поймет, что он натворил, будет уже слишком поздно.

Еще несколько секунд она вглядывалась в дорогое ей лицо. Она полюбила этого человека не только за страсть, которую он пробуждал в ней, но и за непогрешимую смелость и честность. Сейчас он выглядел усталым и измученным, и Мэдди хотелось прижать его к груди и утешить, как утешала его графиня, когда он был еще маленьким мальчиком.

– Я люблю тебя, Тристан, – застенчиво проговорила она. – Прости… мне хотелось хоть один раз произнести эти слова.

– Я тоже люблю тебя, Мэдди. – Тристан стоял, не шевелясь на том же месте, где остановился, войдя в гостиную, словно от малейшего движения мог утратить над собой контроль.

Мэдди поднялась и подошла к нему:

– Я хотела бы получить свой второй поцелуй. Пожалуйста…

Тристан отступил на шаг, сжимая кулаки.

– Не проси меня об этом, любовь моя. У меня сердце разорвется на части от этого поцелуя. Ведь он будет для нас с тобой последним.

– Но я прошу тебя! – настаивала Мэдди. – Радость воспоминания об этом поцелуе скрасит предстоящие мне годы пустоты и боли.

– Ах, Мэдди, – простонал Тристан. – Ну что мне с тобой делать?.. И что я буду делать без тебя?

Заключив ее в объятия, он приник к ее губам в поцелуе, полном такой нежности и муки, что Мэдди почудилось, будто в ее душе в это мгновение зажглась свеча. Свеча, которая до конца ее дней будет гореть жарким, чистым и светлым пламенем.

Поцелуй кончился. Мэдди ласково коснулась пальцами щеки Тристана.

– А теперь ступай, – проговорила она, – пока мне не захотелось потребовать от тебя последний поцелуй. Ведь я дочь купца! И ты останешься передо мной в долгу. И где бы ты ни оказался в будущем, как бы ни распорядилась судьба, маленькая частичка тебя всегда будет принадлежать мне.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Помолвка Гарта Рэмсдена, пятого графа Рэнда, с мисс Мадлен Харкур была на устах у всех посетителей самых модных салонов Лондона в день, когда на страницах “Таймс” появилось соответствующее объявление.

Рэмсдены были не первым аристократическим семейством, которое ради спасения своего тонущего корабля награждало титулом дочь какого-нибудь богатого промышленника. Но графы Рэнда принадлежали к числу самых уважаемых династий, а Калеб Харкур к числу самых богатых английских купцов. И в глазах света этот союз обладал респектабельностью, которой были лишены предшествующие альянсы такого рода.

Как со смехом заметил Красавчик Бруммель, обращаясь к своим сотрапезникам у Уэйтерса: “Даже самые благородные ноздри становятся способны перенести вонь коммерции, как только над ними нависнет угроза нищеты”.

По настоянию леди Урсулы визит в Уинтерхэвен оказался недолгим.

– Как мне ни жаль расставаться с нашим дорогим Тристаном, – поясняла она всем, кто интересовался причинами такой спешки, – все же надо готовиться к свадьбе, а не тратить время на буколические услады.

– Вы совершенно правы, дорогая леди Урсула, – поддержал ее Калеб Харкур. – Я хотел бы, чтобы свадьба состоялась как можно скорее.

Мэдди не возражала. Для нее предстоящее событие было чем-то вроде удаления зуба: чем скорее будет покончено с этой болезненной процедурой, тем лучше. С Тристаном она уже попрощалась, в Уинтерхэвене ее больше ничто не удерживало.

Итак, Рэмсдены вернулись в Лондон всего через неделю после того, как отправились за город, – все, кроме графа, который предпочел следующие две недели провести в Уинтерхэвене с Тристаном.

Возвратившись в лондонский дом, Рэмсдены обнаружили, что графа и его невесту уже засыпали приглашениями на балы и рауты, на маскарады и музыкальные вечера, на пикники и венецианские завтраки. Калеб Харкур был на седьмом небе.

– Теперь вы видите, что я был прав! – заявил он в тот вечер, сидя в обществе леди Урсулы, Мэдди и леди Кэролайн в маленькой гостиной на втором этаже дома Рэмсденов. Он помахал перед носом у Мэдди пачкой приглашений. – Видишь, детка? Двери лучших лондонских домов уже распахнуты перед тобой. Скоро ты будешь на короткой ноге с графами и герцогами, а возможно, и с парочкой принцев. У тебя будет все, чего ты никогда не получила бы, останься простой дочерью купца.

Не отрывая взгляда от книги, которую она читала, Мэдди перевернула страницу.

– Вы, должно быть, путаете меня с моей матерью, сэр, – холодно ответила она. – В отличие от нее, меня титулы не интересуют.

Это были первые слова, которые она сказала отцу с того момента, как он поместил в “Таймс” объявление о ее помолвке.

– Все еще дуешься на меня? – спросил Харкур, нимало не обескураженный ее язвительным тоном. – Ладно, подождем, пока ты не станцуешь свой первый вальс с герцогом, и пока сам регент не поцелует тебе руку. Посмотрим, что ты тогда запоешь, детка.

– Наш Дорогой Калеб совершенно прав, Мадлен, – подхватила леди Урсула, откладывая список, гостей, которых она намеревалась пригласить на свадьбу, и поднимаясь из-за стола. – Как только вы справитесь с первым смущением, вы поймете, что попали в удивительно прекрасный мир, о каком не смели и мечтать. Только представьте себе, дорогая: с деньгами вашего отца и с титулом вы без малейшего труда станете хозяйкой одного из самых блестящих лондонских салонов! И как прекрасно это будет для всех нас!

– Разумеется, дорогая леди Урсула. Под вашим руководством Мэдди будет царить в лондонском свете, – проворковал Калеб Харкур, поднимаясь и подходя к графине. – А теперь давайте пройдем в библиотеку и обсудим планы подготовки к свадьбе. – Купец протянул руку миниатюрной графине. – Я хочу, чтобы эта свадьба стала самым блестящим событием сезона, и полностью полагаюсь на ваш вкус.

– Как вы любезны, дорогой Калеб, – промурлыкала в ответ графиня, и, обменявшись лучезарными улыбками, они покинули гостиную руку об руку.

– Когда мой папочка успел превратиться в “дорогого Калеба”, а графиня – в “дорогую леди Урсулу”? – осведомилась Мэдди у Кэролайн, когда эта парочка скрылась за дверью. – И как меня угораздило не обратить внимания на это чудесное преображение?

Кэролайн подняла голову от вышивки, над которой все это время старательно трудилась.

– Полагаю, ваши мысли просто были заняты другим. А вообще-то эти двое стали просто неразлучны с того самого момента, как была объявлена помолвка их детей. – Кэрри смущенно порозовела. – Только не судите маму слишком строго за то, что она поддалась планам вашего отца, мисс Харкур! Поймите, чтобы прожить тридцать лет в одном доме с таким чудовищем, как мой отец, она была вынуждена закрывать глаза на ужасную действительность и притворяться, что жизнь ее течет безмятежно и счастливо. Она настолько привыкла к самообману, что ей не составило труда убедить себя, будто вы с Гартом – идеальная пара. Не удивлюсь, если через пару дней она уже будет полагать, что вы с Гартом по уши влюблены друг в друга и что этот брак состоится по вашей доброй воле, а не по настоянию мистера Харкура.

– Вы умны не по годам, леди Кэролайн, – заметила Мэдди, поднимая голову от книги. – И вам делает честь то сочувствие и понимание, с которым вы относитесь к своей матери. – Помолчав немного, она неуверенно добавила:– Понимаете, мне нужен мудрый друг, который помог бы мне пройти через предстоящие испытания. И я надеюсь, что вы станете для меня таким другом и… настоящей сестрой.

Давайте скрепим нашу дружбу тем, что отныне будем называть друг друга просто по имени! Кэролайн серьезно кивнула:

– Я сочту за честь стать подругой и сестрой женщины, на которой женится мой брат Гарт… и которую любит мой брат Тристан.

Сердце Мэдди затрепетало.

– Тристан сам тебе это сказал?

Кэролайн кивнула:

– Он признался мне, что любит тебя, еще до того, как уехал в Уинтерхэвен. Но кроме меня этого не знает никто. Ни мама, ни Гарт. И нельзя, чтобы Гарт об этом узнал. Он просто сойдет с ума, если поймет, что, женившись на тебе, разрушит счастье Тристана.

– Теперь я понимаю, почему у тебя уже две недели глаза на мокром месте! И думается мне, ты плачешь не только из-за Тристана, но и из-за Гарта и той леди, которую он любит.

Кэролайн уставилась на Мэдди в полном изумлении.

– Ты знаешь о Саре?

Мэдди закрыла книгу и отложила ее в сторону.

– Имени ее я не знала, но несложно было заметить, что граф пытается справиться с терзаниями разбитой любви.

– Гарт и леди Сара Саммерхилл, дочь нашего соседа, виконта Тинсдэйла, еще в детстве поклялись друг другу, что станут мужем и женой. Они были так счастливы вместе и так подходили друг другу, что порой казалось, будто у них одна душа на двоих, – проговорила Кэролайн, вдевая в иголку темно-зеленую нить. – Саре, двадцать четыре года, ей давно пора замуж, – продолжила она, делая стежок, – И все эти годы, пока Гарт был помощником Веллингтона на Пиренейском полуострове, она отказывала всем женихам и дожидалась его. Когда Гарту пришлось признаться ей, что это ожидание было напрасным, он чуть не умер от горя.

Мэдди задумчиво окинула взглядом свою собеседницу,

– Полагаю, семья леди Сары находится в таком же тяжелом финансовом положении, как Рэмсдены?

– Нет, что ты! Виконт Тинсдэйл богат, как Крез!

– Но почему же тогда он не помог твоему брату?

Кэролайн подняла голову от вышивки и устремила на Мэдди печальный взгляд. Сейчас она была особенно похожа на Гарта.

– Во-первых, Гарт не просил его о помощи. Во-вторых, виконт Тинсдэйл не только любящий семьянин и отец. Он еще и максималист. Подозреваю, он считает, что мужчина, честь которого запятнана финансовым скандалом, не достоин внимания его дочери. – Глаза Кэрри наполнились слезами. – Я так хочу, чтобы и ты, и Сара стали моими сестрами! Я не в силах видеть, как несчастны мои братья и их возлюбленные! И подумать только, все это из-за наших отцов! Мой отец не заботился ни о ком, кроме себя… а твой отец и отец Сары умеют любить всей душой, но ослеплены честолюбием. – Внезапно Кэрри умолкла на мгновение, а затем просияла: – А вдруг… вдруг мистер Харкур полюбит маму? Ведь он не захочет отправить в долговую тюрьму сына женщины, к которой решит посвататься!