Уильям что-то проворчал. От его неучтивости воцарилась неловкая тишина, которую прервало только вмешательство Мод.

— Если вы сможете приказать некоторым из этих ленивых грубиянов захватить дрова и показать мне дорогу, то я сама разведу огонь и согрею комнату. У моей госпожи ноги уже, должно быть, как лед.

— Мои ноги всегда, как лед, — возразила Сора. Мод не обратила на ее слова никакого внимания.

— И пусть они принесут вещи моей госпожи, она промокла до нитки.

— Промокла до нитки! Подумать только! Это может быть интересным, — снова медленно произнес тот же восхитительный голос. — Если бы я только мог это увидеть.

— Поездка прошла хорошо, Уильям. — Лорд Питер понизил голос, намеренно успокаивая его. — Жаль, что ты не поехал со мной.

— Ехать в повозке, словно старуха? Как бы смеялись надо мной вассалы, — горько произнес этот голос.

— Мервин спрашивал о тебе с величайшим участием. Он приглашал и тебя, когда я поеду следующий раз. И Рауль очень сожалел, что не сможет воспользоваться твоим воинским искусством и ты не поведешь его в бой, когда летом начнутся набеги.

В глубоком голосе прозвучал интерес, и из него исчезла горечь:

— А он уверен, что набеги снова повторятся?

— А почему бы и нет? Они взяли прошлой зимой богатую добычу, повымели весь урожай из амбаров и поглумились над крестьянскими женщинами.

— И некому было остановить их. Я валялся в замке беспомощный, а ты носился со мной, словно курица. Господи, забери все их души в ад! В тот день, когда я доберусь до человека, разбившего мне голову, он встретится с Создателем.

Теперь этот голос нравился Соре больше. В нем уже не было язвительности, а звучала решимость. Пытаясь поддержать его гордый дух, она промолвила:

— А что вы будете делать после этого? Вернетесь домой, усядетесь у очага и будете и дальше заживо гнить?

Наступила тишина. Господи, было так тихо. Она слышала, как он дышал, и больше ни звука. Может быть, все в огромном зале затаили дыхание?

— Мадам, я не знаю, кто вы, и не то чтобы меня это беспокоило.

От его голоса у нее по спине побежали мурашки. Голос был угрожающим, но спокойным, в нем звучала готовность дождаться момента, когда он сможет вырвать ей сердце.

— Очевидно, никто не сказал вам, что я слеп и не способен делать ничего, кроме как сидеть у очага и за живо гнить.

Доверяя своим инстинктам, подсказывавшим ей, что он выглядит неряшливо, а также тому, что лорд Питер защитит ее, Сора искренне заверила Уильяма:

— Мне с самого начала было известно, что вы слепы., Кажется, вы так и не научились есть так, чтобы не проливать соус себе на одежду. Кажется, вы не способны ни расчесать себе волосы, ни вымыться. Мне кажется, все, на что вы способны, так это только пить и заживо гнить.

Зал заполнился шепотом потрясенных слуг.

— Кто вы? — тихое рычание оборвало ее слова.

— Я леди Сора, дальняя родственница вашей матери и ваша новая домоправительница. Ваш отец считает, что дом в хаосе и что я наведу порядок, который устранит его.

К удовлетворению Соры, слуги затихли. Ни звука не доходило от них. Пусть слуги, как и разъяренный зверь, что сидит напротив, будут готовы принять ее вызов.

— Послушайте меня, леди Сора. — Прекрасный голос звучал тихо, но отчетливо. — Забота обо мне не входит в число ваших обязанностей по дому. Пью ли я, гнию или оскорбляю ваш взор, не думайте и пытаться привести меня в порядок. Я счастлив таким, каков я есть.

Задрав свой носик вверх и надменно фыркнув, Сора ответила:

— Я верю, что смогу обратить на пользу все, что будет у меня под рукой. Не сомневаюсь, мы найдем какое-нибудь применение и слепому получеловеку.

Твердая рука подхватила ее под мышки и рывком поставила на ноги. Лорд Питер безмолвно отдал приказ слугам.

— Но мы сможем какое-то время смахивать пыль вокруг вас, — милостиво уступила Сора, отходя в сторону, ведомая рукой лорда Питера. — Как будто вы один из предметов мебели.

ГЛАВА ВТОРАЯ

«Что, ради всего святого, заставило вас говорить ему все эти вещи?»

Вопрос лорда Питера эхом отдавался в голове Соры, когда она изучала расположение помещений замка. Этот вопрос преследовал ее, когда она отважилась спуститься по потайной лестнице в подземный свод, располагавшийся под главным залом, и когда она посещала во внутреннем дворе замка грязную и отвратительную хижину, служившую кухней.

Что правда, то правда. Она могла бы заручиться поддержкой Уильяма. У нее был Олден, палка которого принуждала к послушанию, у нее была Мод, чей острый язык превращал трусливых холопов в воинов, ведущих битву с грязью. У нее была Була, и привязанность этой сторожевой собаки убеждала далеко не одного слугу исполнять ее желания. Эти трое стоили подороже дюжины копейщиков, но ей требовался целый легион рыцарей. Как и надеялся лорд Питер, весна наступила сразу же вслед за последней снежной бурей, и пора проводить в замке большую уборку стремительно нахлынула на них. Лорд Питер торжественно вручил Соре все ключи от помещений замка, но слуги, лишенные с тех пор, как умерла жена Уильяма, направляющей их руки, с головой погрузились в праздность. Они пускались на всевозможные хитрости. Во главе с неопрятной Хоисой они демонстрировали искусное упрямство, когда получали от Соры приказания. Иногда они не понимали ее распоряжений, временами они ужасно медленно исполняли их, бывало, они вспоминали вдруг, что Анна приказывала сделать это же самое по-другому.

Лорд Питер поддерживал ее авторитет, но потепление принесло целый сонм забот и для него тоже, и он редко оставался внутри крепостных стен. Он, однако, нашел время убедить слуг в необходимости помалкивать о слепоте Соры. Удовлетворенная готовностью, с которой они подчинились ему, Мод тем не менее отмечала слуг, которые помогали выполнять его распоряжения, и тех, кто едва подчинялся хозяину.

И все же, если бы Соре удалось обратить в свою пользу огромную власть Уильяма в замке, ее работа по дому значительно бы ускорилась.

«Что, ради всего святого, заставило вас говорить ему все эти вещи?»

Все относились к Уильяму, как к больному. С ним обращались, как с кубком из тонкого стекла, на цыпочках ходили вокруг него со своей заботой и жалостью, но никто не хотел попробовать поставить себя на его место. Жалость закрывала им глаза на его крепкое здоровье и острый ум, их сочувствие делало невозможным получить от Уильяма хоть какую-нибудь помощь в ведении хозяйства. Так что же, ради всего святого, заставило ее сказать ему все эти вещи? Просто необдуманное желание вырвать его из оцепенения и заставить снова жить.

Она прислушивалась к словам великана, который звался Уильямом, но слышала только ворчание и краткие приказы. Ничто из того, что она тогда сказала, на него не подействовало. Ничто из того, что было ею тогда произнесено, не дошло до него, решила Сора.

Тем не менее слова Соры встряхнули Уильяма.

Впервые со времени своего ранения он был рассержен на кого-то иного, а не на себя самого. Каждому воину известно, что в бою случается то, чего нельзя избежать. Но большинству воинов приходится сталкиваться со столь ужасными для них же последствиями этих происшествий. Болезнь или заражение чем бы то ни было он бы еще вынес. Ему приходилось сталкиваться с этим и раньше. Но слепота! Этот несчастный дурень, священник, посоветовал ему довериться воле Господа, поскольку только благодаря своей смиренности он якобы сможет заслужить для себя право попасть в царство Божье. И не переводя дыхания священник предположил, что Господь использует его таким образом в своих собственных благих целях. В благих целях!

Уильям проклинал Господа. Что это еще за Бог, если он так унизил его, сделал его калекой в такое время, когда он нужен как никогда? Англия корчится в агонии, разорванная на части борьбой между Стефаном Блуасским и королевой Матильдой. Уильяма мучила вина за то, что он оставил на отца все заботы по управлению и защите их обширных земель и замков. С момента своего возвращения в конской повозке в Беркский замок он отказывался и ногой ступить за ворота. А теперь эта дьявольская женщина обвинила его в страхе, слабости и бесполезности.

Эта женщина украла у него сторожевого пса и сделала того ручным, но ей никогда не удастся добиться подобного в отношении него самого.

— Разрази ее гром! — Уильям стукнул кулаком по столу, за которым восседал. Эта женщина — просто его погибель. Вместе с ней в спертую атмосферу замка вор вались ветры перемен, и он никуда не мог от них скрыться. Непроизвольно эта мысль зацепилась за его сознание.

Спрятаться?

А не этим ли он и занимается? Прячется? Как трусливый глупый бык, неумолимо бредущий к Вечному Небытию?

— Разрази ее гром! — снова выругался Уильям. Эта женщина заставляет его думать: думать о том, кто он здесь, думать о том, как он может помочь своему отцу, думать о сыне, от которого он отказался.

В отдаленных уголках его сознания возникли звуки ее голоса и картины деятельности, побуждаемой этими звуками:

— Сегодня мы будем чистить кухню, — объявила леди Сора. — Все стены, потолок, полы, все котлы, сковороды, вертела, жаровни. Работать будем до заката.

И на закате:

— Мы не закончили уборку кухни. Мне очень жаль, лорд Питер, но готовить еду в замке больше негде. Пока холопы не закончат работу, нам всем придется ходить голодными.

Уильям усмехнулся, вспомнив, как заревел отец, и вдруг осознал, сколько времени уже его губы растягиваются в улыбке от неподдельного удивления. От растяжения мышцы болели, и он снова улыбнулся, на этот раз от радости.

И в самом деле, эта женщина не так уж много с ним и говорила. В действительности она игнорировала его. Уже больше не случалось таких вызовов, какой она бросила ему в первый вечер. Как она и обещала, он был для нее не более чем предметом мебели, его выздоровление стало чем-то второстепенным по сравнению с задачей уборки замка. Может быть, он выдумал то, что она проявляет к нему интерес. Может быть, ее ничуть и не волнуют какие-то слепые, несчастные, вроде него.

И все же ее голос ласкал его слух. Редкий женственный голос, мягкий и сильный, он выражал целую палитру чувств и позволял ясно представлять ее настроение. Было похоже на то, что она замирала на месте, прислушивалась к себе и управляла своим голосом так, чтобы он звучал приятно.

Ему нравилось слушать ее в раздражении, когда она бранила огромную собаку, которая приняла ее, обожала ее, бегала за ней повсюду и защищала ее с дружеским неистовством. Особенно Уильяму нравилось слышать металл в ее голосе, когда она распекала слуг за нерадивость.

— После завтрака необходимо разместить столы у стен, — заявляла леди Сора. — Люди добрые, сегодня мы убираем с пола камыш. Он просто кишит от блох. Я уже устала слушать, как чешутся собаки и как чешетесь вы.

На фоне общего бормотания и шарканья голос одной из женщин вознесся к сводам потолка.

— Это глупо. Новый камыш не вырастет раньше конца лета, и полы будут голыми. Леди Анна никогда не заставляла нас менять камыш весной.

— А когда она заставляла вас менять камыш, Хо — иса? — любезно поинтересовалась леди Сора.

— Конечно, осенью, — с издевкой фыркнула Хоиса, и последовал всеобщий хохот над невежеством экономки.

— Прошлой осенью? — Голос Соры был просто переполнен сарказмом. А когда смех затих, он щелкнул словно кнут. — Пол будет голым, пока не вырастет новый камыш, и вы будете его ежедневно драить в наказание за свою лень. Сегодня мы уберем камыш и подметем пол.

Мало-помалу работа двинулась дальше, но когда как-то раз Олден прикрикнул на медлительных слуг, леди Сора заставила его замолчать. Навострив уши, Уильям прислушивался к отповеди, которую дала Олдену эта женщина, а когда пришло время ложиться спать, она его опять не разочаровала.

— А где наши одеяла?

— Одеяла? — безучастно спросила леди Сора.

— Одеяла, в которые мы заворачиваемся, когда спим.

— Одеяла отданы в стирку, и слуги быстро управятся с ними. — Уильяму казалось: он воочию видел озорную улыбку на ее лице. — Как только камыш будет сожжен, а полы вычищены.

— Мы не сможем спать на этих скамьях без одеял. Слишком холодно.

— Ну тогда вам придется улечься на этих кучах камыша, которые вы тут навалили, — произнесла леди Сора без всякого интереса.

— Но камыш сгнил.

— Да.

Уильям прислушивался к ее словам день за днем. и ему очень нравилось, насколько умно она справлялась с детскими уловками крепостных, нравилось слушать их ворчание, когда они принимались делать то, что она приказала, без каких-либо вопросов. Только некоторые из них не поддавались и все еще уклонялись от ее распоряжений, и Уильям почувствовал, как внутри у него закипает нетерпение. Эти лакеи ставили под сомнение власть женщины его круга, женщины, которая говорит на французском, как норманны, но понимает все, что ни скажи, и на этом варварском английском языке, женщина не требовала от них большего, кроме разве того, чтобы они честно зарабатывали свой ужин.