Барбара Картленд - Свет луны

1820 год

— О, мисс, простите меня. Я такая неуклюжая! Я совсем не хотела это сделать.

Дрожащий голос молоденькой служанки заставил Неому отнестись к происшедшему спокойно, хотя было видно, что ей жаль подпаленной скатерти.

— Не расстраивайся, Эмили. Это не твоя вина. Мне следовало самой погладить эту скатерть.

— Вы же знаете, мисс, я так стараюсь угодить вам.

— Да, я вижу, ты очень стараешься, Эмили.

— Но все у меня получается не так, как вы велите. — На последнем слове голос девушки дрогнул, и она разрыдалась.

— Ну, не стоит плакать, Эмили, — говорила Неома. — Ты действительно стараешься делать все хорошо, и день ото дня у тебя получается все лучше и лучше. Давай забудем про эту скатерть, все равно она уже старая.

— Я постараюсь, мисс, впредь все делать еще лучше, вот увидите! — говорила Эмили, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

— Конечно, я уверена в этом, — сказала Неома. — А теперь закончи уборку на кухне. Мне надо приготовить легкий завтрак. Скоро приедет мистер Перегрин.

Взяв испорченную скатерть, Неома вышла из комнаты и поднялась наверх, где стоял шкаф для белья. Она подумала, что следует поставить заплату на скатерть, и решила в следующий раз не доверять Эмили того, что может привести к плачевным последствиям.

Безусловно, девушка не была виновата. Ей было всего четырнадцать лет, и она пришла работать в этот дом совершенно неподготовленной. Неома осознавала, что нанимать более опытную прислугу им не по карману, поэтому она надеялась, что Эмили вскоре многому научится и не будет портить все, к чему бы она ни прикасалась.

Энн, предыдущая служанка, была сначала такой же нерасторопной, но, как только освоила свои обязанности и приобрела некоторый опыт, она поняла, что могла бы зарабатывать намного больше в другом доме. После ухода Энн Неома была вынуждена найти другую девушку и снова заняться обучением прислуги.

Успокаивая себя, Неома подумала, что ей повезло, ведь у нее есть пускай неопытная, но все же помощница. Несмотря на то, что дом у них был небольшой, городская жизнь отличалась от жизни в поместье. Неоме было бы нелегко одной управляться по хозяйству.

При воспоминании о родной деревне на лице Неомы появилось выражение печали. Как скучала она по дому, в котором выросла! Как тосковала по саду, неухоженному в последние годы, но все же прекрасному. Особенно был он красив весной, когда зацветали сирень и жасмин. Возможно, уже набрали бутоны ранние розы, всегда так радовавшие мать Неомы. Однако сейчас не было смысла думать о поместье Стандишей. Перегрину захотелось жить в Лондоне, и разве можно винить его за это? Что делать молодым джентльменам в деревне, если у них нет денег и хороших лошадей. Такая жизнь для них просто скучна.

Открыв шкаф, Неома аккуратно сложила скатерть и положила ее на полку, где хранилось вышедшее из употребления белье. Неома отметила про себя, что полка с ветхим бельем переполнена. Этими пришедшими в негодность простынями, наволочками, полотенцами они пользовались еще в поместье. Девушка успокоилась, когда взглянула на полки, где находилось новое белье. Ей показалось, что этого белья хватит надолго, прежде чем придется его обновлять. «Но где мы возьмем деньги, чтобы что-то купить?»— часто спрашивала себя Неома, и при этой мысли лицо ее омрачалось. Вести домашнее хозяйство в таком городе, как Лондон, на мизерную сумму, которую выделял Перегрин, было крайне трудно. В деревне не надо было тратить много денег на продукты: овощи были из собственного огорода, к столу всегда можно было достать кролика или голубя и свежие яйца. Здесь, в Лондоне, все это приходилось покупать. Перегрин часто жаловался, что еда стала невкусной, он удивлялся, почему Неома стала готовить так плохо.

Бесполезно было объяснять ему, что она готовит так же, как и прежде. Все дело — в продуктах, которые она вынуждена покупать в самых дешевых магазинах или зачастую у уличных торговцев, обосновавшихся на Кингз-роуд.

В одном им с братом повезло: небольшой дом, который они сняли в Челси, был полностью меблирован. Неома узнала, что до них в этом доме жила артистка. Он был куплен для нее и обставлен одним джентльменом. Отношения между артисткой и джентльменом были весьма странными и непонятными Неоме. Позже по какой-то невыясненной причине эта артистка поссорилась со своим благодетелем и переехала в более роскошные апартаменты. Поверенные хозяина пытались продать дом, но не успели этого сделать.

Поэтому Неоме и Перегрину удалось снять этот дом за небольшую плату.

— Конечно же, я не собираюсь приводить сюда своих друзей, — сказал высокомерно Перегрин. — Если я захочу развлечься, то сделаю это в своем клубе.

— Ты хочешь развлекаться? Я не ослышалась? — вскричала Неома, чуть не задохнувшись от возмущения. — Перегрин, ты не смеешь даже думать о развлечениях! Ты же знаешь, как мало у нас денег.

— Мне это хорошо известно, — быстро ответил он. — Однако всегда можно воспользоваться доброжелательным отношением друзей и попросить у них в долг.

— Только не это, Перегрин! Ты не можешь думать о подобных вещах. Представь, дорогой мальчик, что произойдет, если ты влезешь в долги! Поверь мне, это будет иметь роковые последствия.

Неома сдерживалась и редко сетовала на то, что у них мало денег. Она любила брата и хотела сделать его счастливым. Поэтому, когда он настаивал на переезде в Лондон, у нее не хватило сил, чтобы сказать ему «нет».

У Перегрина были непомерные амбиции, как свойственно всем молодым джентльменам. Он претенциозно заявил, что непременно должен одеваться по последней моде и шить одежду у самого известного портного. Ему хотелось иметь нечто такое, что вызывало бы зависть у щеголей Сент-Джеймс-стрит, например рейтузы в обтяжку цвета шампанского. Он также потребовал огромное количество муслиновых шейных платков, сильно накрахмаленных и завязанных по самой последней моде.

Несложно было догадаться, зачем Перегрину понадобилось такое их количество. Из-за отсутствия камердинера ему пришлось бы испортить больше дюжины, прежде чем он завязал, хотя бы один шейный платок так, как ему хотелось.

Неома потратила немало времени, чтобы сначала накрахмалить, а затем выгладить все шейные платки брата. Но одновременно она пробовала их завязывать. Вскоре она уже умела делать это так, как хотелось Перегрину. Сначала он отнесся презрительно к настоянию сестры позволить ей завязать на нем шейный платок. Но результат превзошел все ожидания Перегрина. Он попросил сестру узнать и другие приемы по-модному завязывать шейные платки, что непременно вызвало бы зависть у его друзей.

— Чарльз спросил, не появился ли у меня камердинер, — сказал он как-то Неоме.

— Чарльз прекрасно осведомлен о том, что ты не можешь позволить себе иметь камердинера, — ответила Неома, — поэтому он либо сказал это с иронией, либо сделал мне комплимент!

— Я совсем не собираюсь говорить Чарльзу, что это ты завязываешь мне шейные платки. Ты же знаешь, какой он сплетник, — заметил Перегрин.

— Да, что правда, то правда, — засмеялась Неома, — поэтому лучше пусть он думает, что ты сам их завязываешь. Он даже позавидует тому, что ты такой умелый.

— Я хочу, чтобы он именно так и думал, — твердо сказал Перегрин.

Чарльз Уоддездон был близким другом Перегрина. Поместья их родителей находились по соседству, и в детстве мальчики часто играли друг с другом. Затем они вместе учились в Итоне. Хотя Чарльз унаследовал от отца титул баронета и разорившееся поместье, он все же намеревался продолжить учебу в Оксфорде. Когда же выяснилось, что Перегрин не сможет поехать с ним, было решено, что они вместе отправятся в Лондон.

Неома иногда жалела, что приложила недостаточно усилий, чтобы найти деньги для учебы Перегрина в Оксфорде. Но уже было слишком поздно. Неома приходила в ужас от расходов, идущих на то, чтобы приодеть брата и сделать из него модного джентльмена.

Но больше всего Неоме не давало покоя то, что они вынуждены были оставить родной дом и отправиться в Лондон. В последнее время перед отъездом они занимали лишь несколько комнат. Неоме приходилось практически самой управлять хозяйством. Из слуг остались лишь двое — старая супружеская чета, которая более сорока лет преданно служила их семье. После отъезда Перегрина и Неомы верные слуги присматривали за домом Как же сильно девушка скучала по ним. Что бы они ни делали по дому, все делалось основательно и хорошо, хотя и медленно. Неома всегда могла поговорить с ними о былых временах. Мать Неомы была гостеприимной хозяйкой, и все часто вспоминали вечера, которые она устраивала. Без устали можно было слушать об увлечении охотой отца — отменного знатока охотничьих собак.

В прошлом в поместье было много прислуги. Шесть садовников постоянно ухаживали за садом, газонами, напоминавшими бархатный ковер, в идеальном порядке содержались кусты. Но особенно Неома любила неухоженные уголки сада, где пышно разрослись кусты сирени и жасмина, и казалось, что не может быть на земле более прекрасных мест.

Неома часто вспоминала о своем доме, и даже солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь окна на Ройял-авеню, не делали ее счастливее. Наоборот, они заставляли тосковать о родных местах, которым она всецело принадлежала. Но ради Перегрина Неома была готова на все. Она должна была согласиться с братом, что в Лондоне ему будет лучше, чем в поместье. Вспомнив о брате, Неома с тревогой взглянула на часы. Что же могло случиться с ним, ведь он не ночевал дома и до сих пор еще не пришел?

Она была уверена, что ночь он провел на Хаф-Мун-стрит, на квартире Чарльза Уоддездона. Перегрин уже несколько раз оставался у него ночевать, чтобы не возвращаться поздно в Челси. Вот и на этот раз она уверяла себя, что Перегрин поступил именно так. И все же она не могла не беспокоиться за Перегрина, она знала, насколько он безрассуден и непредсказуем.

— Приготовлю-ка я ему отменный завтрак, — произнесла Неома и стала спускаться вниз.

Раздался стук в дверь. Девушка сразу поняла, что это был Перегрин, так стучал только он. Вскрикнув от радости, она подбежала к парадной двери, распахнула ее и увидела Перегрина. Вид у него был очень странный. Галстук, который накануне она так искусно завязала, был помят и небрежно болтался на шее. Особенно насторожило Неому растерянное выражение лица и испуганный взгляд брата.

— Что такое? Что с тобой? — спросила она, с трудом переведя дыхание.

Перегрин, к ее удивлению, ничего не ответил, лишь прошел мимо, швырнув на стул в маленьком коридорчике свою шляпу. Затем резко произнес — Мне надо поговорить с тобой, Неома! Он направился в гостиную. Эта небольшая комната выходила окнами во двор, где располагались хозяйственные постройки. Единственное, что скрадывало непривлекательный вид из окон, была большая цветущая яблоня.

Неома прошла за Перегрином в гостиную и закрыла за собой дверь. Перегрин стоял спиной к камину. Видимо, он провел ужасную ночь: был очень бледен, под глазами темные круги. Именно так Перегрин выглядел и в предыдущий раз, когда изрядно напился. Неома понимала, что в Лондоне молодого человека подстерегают многие опасности, и в том числе частые выпивки. В поместье Перегрин никогда не пил. Его не тянуло к вину. Но сейчас, посещая свой клуб, он был вынужден пить, чтобы не казаться белой вороной в глазах остальных. Но на следующий день это неизменно приводило к тому, что он чувствовал себя очень плохо.

Неома была весьма проницательной, особенно тогда, когда дело касалось Перегрина, и сейчас поняла, что он так выглядит не из-за вчерашней попойки. Его сильно беспокоило что-то. И, как подсказывало ей сердце, причина тревоги ее брата могла привести его к гибели.

— Я должен кое-что рассказать тебе, — опять сказал Перегрин.

— Что такое, милый? — спросила Неома. — Может быть, сначала выпьешь кофе? Подожди, я сейчас его принесу.

— Я должен все рассказать тебе сию же минуту, не надо мне кофе, — упрямо твердил Перегрин, и спорить с ним было бесполезно.

Она присела на стул и приготовилась внимательно слушать его.

— Не знаю, с чего начать… — произнес он через минуту.

— А ты начни с самого начала, — подсказала Неома. — Вчера, когда уходил, ты сказал, что собираешься провести вечер вместе с Чарльзом.

— Именно с ним мы и провели весь вечер, — ответил Перегрин. — Я заехал за Чарльзом к нему домой, и мы направились в Уайтс-клаб .

Это был самый фешенебельный клуб на Сент-Джеймс-стрит, излюбленное место первых денди и франтов. Перегрин думал, что ему крайне повезет, как повезло Чарльзу, если он станет членом клуба. Определенную роль сыграло, конечно, то, кем были их отцы. Поскольку Перегрина, кроме его собственной сестры, никто не знал в Лондоне, то при избрании членом клуба его не забаллотировали. Обычно члены Уайтс-клаба играли в азартные игры и пили. Неома считала, что было бы лучше, если бы Перегрин стал членом менее фешенебельного клуба. Тут всегда находились родственные души, чтобы вместе выпить.