— Думаю, вам стоит присоединиться к нам завтра за ужином. Папа будет отмечать десятилетие в должности декана, мы собираем его коллег, узким кругом, конечно, и будет очень хорошо, если его старший сын с женой придут. Вы согласны?

Отказываться я не собиралась, потому что не учтиво, да и дело-то семейное, от такого не отказываются. Но пока я раздумывала, как именно поблагодарить, Рома решительно кивнул.

— Мы придём, мама.

Анна Эдуардовна снова ко мне приглядывалась, а сына по груди погладила.

— Папа будет очень рад, — проговорила она негромко. Заставила себя улыбнуться, когда я объявила, что кофе готов, и присела за стол.

После ухода Анны Эдуардовны, мы с Ромой некоторое время провели в молчании. Дверь захлопнулась, мы посмотрели друг на друга, а сказать вроде и нечего. Или страшно оттого, что ничего непонятно. Я ушла на кухню, стала посуду мыть, Рома у окна присел и вид имел задумчивый-задумчивый.

— Думаешь, зря мы ей всё рассказали? — спросила я, не выдержав, в конце концов, молчания. На мужа посмотрела.

Ромка подбородок поскрёб.

— Это же семья. Мы и так собирались.

— Да, после того, как вчера показательный спектакль устроили. Вдруг они обидятся?

— Не обидятся, — ответил он. И повторил: — Это же семья. Они не обижаются. По крайней мере, долго.

Я тарелку тёрла, тёрла.

— Вообще, это здорово.

Он посмотрел на меня. Потом руку протянул и схватил меня за халат, потянул на себя. Я подошла, позволила себя обнять.

— Липа, ты всем понравишься. Вот такая, какая ты есть. Я же тебя люблю.

Я пригладила его брови.

— Ты и Ладу когда-то любил.

Ромка откровенно фыркнул.

— Вот уж глупости. Не любил я её. За что её любить?

— А меня ты за что так быстро полюбил?

— Ты на меня ругалась, — без всякой заминки ответил он. — И поводы находила просто мгновенно.

Значит, наблюдала за мной, значит, тебе было интересно.

— Подумать только, — в самом деле подивилась я, — ты оказывается, такой внимательный.

— Ещё бы. — Рома поцеловал меня в живот. А когда глаза к моему лицу поднял, подмигнул. — По магазинам? Тебе нужно новое платье.

— А тебе костюм, — оживилась я. После этого заявления Роман Евгеньевич заметно скис, но спорить не стал.

Вот только, по моему личному мнению, ресторан родители моего супруга, выбрали не слишком удачно. По крайней мере, я, как только услышала название, приуныла, но постаралась этого не показать. Потому что даже Роман Евгеньевич мне говорил, и не раз, что «Canape» пользуется в городе заслуженной славой. Я и не спорила, ресторан был достойный, и кухня радовала, но вот хозяин… Но опять же, Альберт Петрович относился к категории клиентов Романа Евгеньевича, а значит мне, как жене, стоило припрятать свои недовольства и нежелания, и даже неприятным для меня личностям улыбаться.

— А если он снова будет говорить мне гадости? — спросила я у Ромы, всё же беспокоясь. Муж, кстати, весьма ловко застегнул молнию на моём платье, сдул с моей шеи волосы, выбивающиеся из высокой причёски.

— Скажи мне, я ему что-нибудь оторву, и говорить гадости он станет фальцетом.

— Он клиент, Рома.

— Я без него обойдусь. А вот он без меня — вопрос.

Я хмыкнула.

— А ведь, правда. Они все тебя боятся. Чем ты их запугал?

Ромка мои плечи погладил. Прижался щекой к моей щеке, смотрел на меня через зеркало.

— Ничем. Просто я хорошо делаю свою работу, много чего знаю. Так что, свою жену защитить смогу, не переживай.

Я ему улыбнулась, на самом деле почувствовала себя бодрее.

— Не буду переживать.

В ресторане мы появились рука об руку. Ромка в новом костюме с иголочки, я в платье жемчужного оттенка, а в ушах скромные бриллиантовые серёжки за довольно нескромные деньги, подарок мужа. Я, честно, отказывалась, но, во-первых, Роман Евгеньевич отказа не принимал, а во-вторых, я после недолгого размышления решила, что это не просто траты, это вложение. Первые семейные ценности. И наряду с колечком на пальце, у меня появились бриллиантовые серьги. В салоне нас уверяли, что дизайн уникальный. За такие деньги, правда, должны бы проявить смекалку.

В зале оказалось немало Роминых знакомых. Он, проходя через зал, поздоровался с одним, потом с другим. У одного стола даже остановился на минуту, и тут мне тоже пришлось улыбнуться и поздороваться. Я знала, что выгляжу этим вечером сногсшибательно, и поэтому не удивлялась взглядам, обращённым ко мне. Но была уверена, что дело совсем не в платье и не в бриллиантах. Я ощущала, что свечусь изнутри. Я смотрела на мужа, держала его за руку, и этим вечером мне нравилось именно это. Мы были единым целым, и это должно было бросаться в глаза. А раз люди на нас смотрели, с любопытством, значит, формула успешно работала.

— Наш сын в своём репертуаре, — проговорила Анна Эдуардовна, когда мы подошли к столу.

Было лишь два свободных стул, явно ожидали только нас. — Где бы ни появился, везде знакомые, и со всеми необходимо поговорить. Да, Рома?

— Видишь, ты сама всё прекрасно про меня знаешь, — повинился Роман Евгеньевич, наклоняясь к щеке матери. Отцу руку пожал, а я сказала за нас обоих:

— Евгений Павлович, поздравляем вас.

— Спасибо, Липа, — ответил свёкор, приглядываясь ко мне чересчур пристально и удивлённо. Не надо было ходить к гадалке, чтобы понять: Анна Эдуардовна рассказала ему всё в подробностях, и они, наверняка, между собой всё в деталях обсудили.

Мы поздоровались с сидящими за столом, бегло познакомились, и Рома отодвинул для меня стул. Я присела, встретилась взглядом с Анной Эдуардовной, скромно той улыбнулась.

— Липа, очень красивое платье.

— Спасибо. Мы с Ромой вчера ходили по магазинам.

— Да, — вздохнул тот, — у меня теперь три лишних костюма.

— Они не лишние, — тут же заспорила я. — Ты будешь их носить.

— Мой сын и костюмы?

— И галстуки, папа. Она к каждому галстук прикупила.

— Пора набираться солидности, — сказала я.

— О чём я давно ему говорю, Липа, — согласилась Анна Эдуардовна.

За столом посмеивались, слушая нас, видимо, мелкие ссоры и несогласия в молодой семье, людям с опытом казались милыми и смешными. А собрались люди, в основном, возраста Роминых родителей, мы с мужем разбавляли эту компанию, но скучно совсем не было. По крайней мере, мне. Я с интересом слушала, правда, поначалу побаивалась вклиниваться в разговоры, но когда ко мне обратились, я рассказала про дедушку и его нешуточное увлечение историей. И, конечно, замечала внимательные взгляды Анны Эдуардовны и Евгения Павловича, они откровенно изучали меня, наверняка, не могли с собой справиться, а я старательно делала вид, что им удаётся делать это незаметно. Я не хотела ставить их в неудобное положение, и сама показывать смущение не желала. Поэтому держала Ромку за руку, а, рассказывая что-то, смотрела на кого-то из приглашённых. К тому же, это было оправдано, всё-таки мы вчетвером — семья, а остальные — званные гости.

— Значит, вас воспитали педагоги, Липа.

— Не могу так сказать. Бабушка была больше творческим человеком, а дедушка… — Я даже рассмеялась. — Знаю, что он был замечательным учителем, но не представляю, как он ставил плохие оценки. Я помню его мягким и добрым человеком. А педагог должен держать дисциплину. Или сейчас дети другие?

Заговорили о нынешней молодёжи, беседа шла оживлённая, всем было интересно, так как касалось непосредственно их, посыпались истории из педагогической деятельности, и я смогла спокойно слушать и мило улыбаться. Рома только придвинулся, осторожно обнял меня рукой за плечи, ничего не сказал, не сделал, но я чувствовала, что он доволен. И на родителей смотрит с улыбкой.

Альберта я видела, он был в зале, на правах хозяина подходил к гостям, интересовался, всё ли у тех в порядке, всем ли довольны, и к нам подошёл, поздоровался. Собравшихся поприветствовал, а вот с Ромой именно поздоровался, за руку. Мне достался многозначительный взгляд, я его проигнорировала, совершенно не собираясь скрывать, что сам Альберт Петрович мне нисколько не интересен. Правда, услышав комплимент, заставила себя улыбнуться.

— Липа, ты ослепительна. Впрочем, как всегда.

И тогда я повернула голову, взглянула на нашего хозяина и послала тому короткую улыбку. И сдержанно проговорила:

— Спасибо, Альберт Петрович.

— Да, — хмыкнул Рома над ухом Альберта, — любовь женщину красит. Ты согласен?

— Рома, перестань хвастаться, — одёрнула его мать. — Это неприлично.

Альберт на него взглянул непонимающе, а Роман Евгеньевич плечами пожал, только больше запутывая того.

— Ну вот, а ты переживала, — зашептал он мне на ухо, когда Альберт отошёл от нашего стола, а остальные продолжили беседу. Носом о мою щёку потёрся. — Но ты на самом деле ослепительна.

Я чуть подалась к нему, подставляя щёку для поцелуя. Он с удовольствием поцеловал.

В какой-то момент я почувствовала настойчивый взгляд. Если честно, решила, что это Альберт развлекается. Но на его счёт я отныне не переживала, и поэтому быстро о нём позабыла. Но кто-то меня разглядывал, и взгляд был настойчивый, и я поневоле отвлеклась оттого, что происходило за нашим столом, поставила бокал с вином после очередного тоста, и принялась осторожно оглядывать зал, боясь раньше времени привлечь внимание Романа Евгеньевича.

Альберт нашёлся за столиком неподалёку, был занят разговором и на меня совсем не смотрел.

— Что такое? — шепнул мне Рома, всё-таки заметив, что я ёрзаю.

Я плечами пожала, и уже, на самом деле, собиралась отмахнуться от этого чувства. Смотрит кто-то, и Бог с ним. Но потом заметила его. Что-то знакомое бросилось в глаза, я даже не сразу поняла, осознала, нахмурилась непонимающе, а следом сознание подсказало. И я настолько засмотрелась, что даже забыла отвернуться, и мы на несколько долгих секунд замерли, глядя друг на друга через зал. Не знаю, как ему, а мне стало душно. Меня кинуло в жар, я занервничала, к горлу комок подкатил. От этого и стало душно. И мне вспомнились мои чувства, давнишние, те самые, когда я впервые увидела Ладу. Она была моей копией, и мне тогда показалось, что я смотрю на себя. А этот мужчина совсем не был похож на меня, и я даже так сразу не могла сказать, была ли я на него похожа, хоть чем-то. Но он был моим отцом.

Это без сомнения был он. Иначе, зачем ему смотреть на меня так?

Господи, я даже никогда не мечтала встретиться с ним. Может, и думала об этом, представляла, как это будет, но мои представления больше напоминали кадры какой-то мелодрамы, чем реальную жизнь. А вот сейчас он сидит в нескольких метрах от меня, разглядывает, а затем спокойно поднимает бокал и салютует мне им.

Я почему-то этого действия испугалась и резко отвернулась. Рома насторожился уже не на шутку, тоже оглянулся.

— В чём дело?

Его родители тоже на меня взглянули, Анна Эдуардовна даже нахмурилась.

— Липа, у тебя щёки горят. Ты хорошо себя чувствуешь?

Я схватилась за щёки. Мне было просто безумно жарко.

— Нет. Я… наверное, выпила лишнего. Рома, ты проводишь меня на улицу?

— Конечно, пойдём.

Ромка трогательно поддерживал меня, обнимая за талию, думаю, у него имелось огромное желание подхватить меня на руки. Потому что пока мы шли через зал, Рома без конца вглядывался в моё лицо, с явной тревогой, по всей видимости, ждал, что я в обморок упаду. Я падать не собиралась, но, пройдя мимо стола отца, нервно сглотнула. Он ужинал не один, в компании, и смотрел на меня, и даже подмигнул.

— Липа, что с тобой?

Мы вышли из зала, и я тут же вцепилась в Ромину руку, в ткань пиджака. Дальше я идти не собиралась.

— Рома, ты видел, кто сидит в зале?

— Кто?

— Ты не узнал? Хотя, конечно, ты не узнал, — лихорадочно забормотала я. — Он сидит прямо у окна. И на меня смотрит!

— Да кто? Пойти морду ему набить?

Я стукнула его по руке.

— Перестань! У тебя одно решение для любой проблемы. Рома, там сидит мой отец, — выдохнула я ему в лицо.

Ромка моргнул.

— Отец? Тот самый?

Я кивнула, глядя на мужа безумными глазами. Рома сходил, в зал заглянул, посмотрел. А когда вернулся ко мне, спросил:

— И что делать?

Я раздумывала, замахала на себя руками, сгоняя жар. И решение приняла:

— Я бы хотела с ним поговорить.

— Ты уверена?

— Нет. Но если я этого не сделаю, я потом раскаюсь. Я знаю. Поэтому я хочу…

Ромка наклонился ко мне, взял моё лицо в ладони и заглянул в глаза. Смотрел достаточно долго, затем кивнул.

— Хорошо. Если ты этого хочешь.

— Да. Только ты возвращайся к столу.