Рэндольф вспомнил, как Филомена запросто упала в обморок прямо ему в руки, и как быстро она очнулась, когда на сцене появился ее мужчина.

– Я думал, что итальянские девушки воспитываются в строгости и очень скромны.

– Так и есть, но человеческая натура такова, что некоторые действительно вырастают скромницами, а другие – поразительнейшими кокетками. – Она мельком взглянула на Рэндольфа. – О, я вас шокировала. Я слишком долго прожила в Италии и совсем забыла о надлежащей английской сдержанности. Могу предоставить вам длиннющий трактат о поведении итальянцев, но это, скорее всего, будет очень оживленная лекция и, как я уже сказала, весьма длительная.

Рэндольф от всей души рассмеялся. Ему пришло в голову, что он так не смеялся с тех самых пор... с сентября. Предпочитая думать об этой необычной женщине, а не о прошлом, он сказал:

– Я хотел бы как-нибудь заслушать ваш трактат. Знаю, что мы не были должным образом представлены друг другу, но если вы посчитаете возможным забыть об этом, то, вероятно, позволите мне пригласить вас отобедать со мной в знак признательности за своевременное спасение? И вы сможете растолковать мне итальянский характер.

Мудрая женщина не приняла бы такое неожиданное приглашение незнакомца, и потому она колебалась, изучая его лицо, словно ища в нем следы опасного психического расстройства под маской респектабельности.

– Я очень безобидный человек, – заверил ее Рэндольф. – Кроме того, знание местных обычаев может спасти мне жизнь. Посмотрите, что чуть ли не произошло.

– Как я могу отказать в такой просьбе? Буду рада позавтракать с вами. Вы имели в виду какое-то определенное место? Если нет, то рядом находится траттория[9], в которой неплохо кормят. – Взгляд женщины пробежался по очень дорогому пальто Рэндольфа. – Конечно, если у вас имеется желание поесть так, как это делают неаполитанцы.

Прочитать ее мысли было достаточно легко. С первых же дней в Неаполе гид Рэндольфа настоял на том, чтобы водить его по скучным заведениям, специализировавшимся на меню в английском стиле.

– Неужели я выгляжу настолько жалким, что не смогу пережить местной кухни? – Он взял ее парусиновую сумку. – Буду рад расширить свои кулинарные познания.

Траттория находилась приблизительно в десяти минутах ходьбы на рыночной площади. В отличие от жилого квартала на вершине холма, это место было полно жизни. Владелец траттории с восторгом узнал мисс Уокер и поцеловал ей руку, после чего усадил их за столик на свежем воздухе.

Как только владелец, суетясь, скрылся внутри заведения, мисс Уокер произнесла:

– Надеюсь, вы не против обеда под открытым небом? Рафаэлло хочет, чтобы все видели, что его заведение часто посещают различные иностранцы. Кроме того, хотя день по местным стандартам скорее можно назвать прохладным, он полагает, что для англичанина погода должна казаться теплой.

– Достаточно верное предположение, – согласился Рэндольф. – Похоже на прекрасный летний день в Шотландии.

Мисс Уокер усмехнулась. Вскоре возвратился владелец заведения с двумя бокалами и графином красного столового вина. Разлив его по бокалам, он на одном дыхании протараторил целый список предложений. Мисс Уокер ответила ему таким же образом, при этом живо помогая себе руками, только после этого она повернулась к своему компаньону.

– Насколько вы рискованный человек, мистер Леннокс?

Рэндольф заколебался. Меньше всего его можно было назвать рискованным человеком, особенно когда дело касалось его желудка, но здесь в Неаполе...

– Я всецело полагаюсь на ваше милосердие. Я бы попробовал что-нибудь такое, что не попытается съесть меня первым.

Глаза мисс Уокер заблестели, она сделала заказ, и владелец, поклонившись, удалился.

– Ничего, что могло бы внушить опасения. Я заказала простое неаполитанское блюдо. На самом деле – это крестьянская пища, но вкусная.

Несколько минут они, молча, потягивали свое вино. Попивая напиток, Рэндольф одновременно рассматривал пьяццу[10], наслаждаясь движущимися массами людей. Домохозяйки, одетые в рясы священники, уличные торговцы и рабочие, все смешались, составляя фон, на котором ярко выделялись разнообразные уличные музыканты. Все это – то, за чем он приехал в Неаполь: хорошая погода, экзотические достопримечательности и приятная компания.

Его взгляд переместился на мисс Уокер, которая в задумчивости смотрела на площадь. Внешность ее была совершенно обыкновенной, но приятной: каштановые волосы, чуть заметная россыпь золотых веснушек и очки, не сумевшие скрыть прекрасных глаз цвета спелого ореха. Мисс Уокер была похожа на тот тип женщин, которые должны воспитывать детей и управлять домом священника. Она давала бы советы прихожанам, помогала бы мужу с проповедями, и все соглашались бы с тем, что священнику повезло иметь такую способную помощницу. Что же занесло ее так далеко от английской деревни?

– Я так понял, что некоторое время вы живете в Италии, мисс Уокер.

Она посмотрела на него. Ах, эти прекрасные ореховые глаза.

– Теперь уже более шести лет. Сначала я жила в этой провинции, но последние два года не выезжала из Рима, где занималась преподаванием – или, лучше сказать, стояла на страже – молодым леди, о чем я уже упоминала.

– Почему же вы приехали в Италию? – спросил он. – Если вы не возражаете против моего вопроса.

– После смерти моих родителей у меня не было причин оставаться в Англии, поэтому я ухватилась за шанс стать гувернанткой в британской дипломатической семье, которая уезжала в Италию. Когда они вернулись домой, я решила остаться. Видите ли, меня здесь весьма ценят. Аристократическим итальянским семьям нравится иметь у себя английских гувернанток, во-первых, поддерживая свою значимость, а во-вторых, в надежде, что холодный английский характер благоприятно подействует на их вспыльчивых дочерей.

– И вы никогда не скучаете по Англии?

Ее взгляд скользнул куда-то вдаль, мимо него.

– Немного, – тихо призналась она, сняв очки и протирая их, что было удобным оправданием ее опущенного взгляда. – Грустным последствием путешествий является то, что, чем больше ты видишь мир, тем меньше возможностей получить удовлетворение от пребывания в каком-либо конкретном месте. Иногда – особенно весной и летом – я жажду очутиться в Англии. И все же, если бы я оказалась там, то тосковала бы по Италии. Здесь, по крайней мере, мне платят гораздо лучше, чем дома, и здесь гораздо больше света. – Затем, едва слышно, она добавила: – И меньше воспоминаний.

Этот мотив Рэндольфу был очень близок. Чтобы сменить предмет разговора, он произнес:

– Завидую вашему владению языком. Жаль, что я не выучил итальянский, поскольку невозможность общаться кажется мне очень странной. Если ко мне обращаются, я начинаю отвечать на французском, так как его я действительно знаю.

Мисс Уокер надела свои очки и посмотрела на него, став вновь невозмутимой.

– Итальянский язык, выученный в Англии, практически не имеет ценности здесь в Неаполе. Стандартный итальянский язык – это тосканский диалект, на котором писал Данте и многие другие великие писатели. Я его знала, когда приехала сюда, но, учась общаться в Неаполе, я изучала почти что новый язык.

– Кроме непосредственно языка, вы выучили язык рук, тела и выражения лица.

– Вы правы. Здесь нельзя стоять спокойно и говорить должным образом. Итальянцы настолько экспрессивны, настолько эмоциональны. – Мисс Уокер рассеянно заправила за ухо непослушный каштановый завиток. – Полагаю, что это одна из причин, почему Италия так очаровывает англичан.

– Очаровывает и подавляет, – медленно произнес Рэндольф, вспоминая о самобичующихся в религиозной процессии. – В Неаполе я стал свидетелем такого непосредственного выражения эмоций, которого мне не удалось бы увидеть за всю свою жизнь в Англии. Какая-то часть во мне завидует такой свободе выражения, но, вероятно, сам я умер бы на месте прежде, чем стал бы этому подражать.

Она отнеслась к этому вполне серьезно.

– Потому что вы не смогли бы или не захотели вести себя подобным образом?

– Не смог бы.

Рэндольфу было неприятно осознать, что его смутило то обстоятельство, что его разоблачили, несмотря на его обычную английскую скрытность. К счастью, появился официант и поставил тарелки перед каждым из них. Он занялся изучением блюда, которое оказалось неким видом салата, состоящим из овощей, маслин и других продуктов, определить которые ему не удалось.

– Это и есть то местное блюдо, относительно которого вы меня предупреждали?

– Нет, это – antipasto[11], первое блюдо, состоящее из всякой всячины, имеющейся под рукой. Antipasti подаются по всей Италии.

Салат был слегка полит оливковым маслом и уксусом, и украшен травами. Расправившись с ним, Рэндольф издал счастливый вздох.

– Это – лучшее блюдо из всех, что я съел с тех пор, как прибыл в Неаполь.

– Либо вам сильно не повезло, либо вы плохо знакомы с Неаполем. – Она аккуратно подцепила последний кусочек своего собственного салата. – Итальянцы, как и французы, действительно очень серьезно относятся к приему пищи. Основное блюдо не появится еще некоторое время, поскольку наши хозяева не верят в спешку ни в чем, а особенно в столь важном деле, как еда.

– Я пробыл здесь всего лишь четыре дня, – объяснил он. – Я собрался импульсивно, решив найти более солнечное место на время Рождества, и почувствовал, словно меня ужасно предали, прибыв в Италию и увидев дождь. – Поскольку тарелки были уже убраны, его взгляд упал на папку мисс Уокер, выглядывавшую из парусиновой сумки. – Вы рисуете для публики или предпочитаете держать свои рисунки для личного просмотра?

Мисс Уокер с некоторым сомнением посмотрела на Рэндольфа.

– Они не являются совершенно личными, но при этом не очень интересны.

– Если на них изображен Неаполь, я уверен, что получу наслаждение от их просмотра.

– Что ж. – Она вытащила папку и вручила ему. – Но помните, я вас предупреждала.

Рэндольф улыбнулся и открыл папку. Верхний, не совсем законченный рисунок, был привлекателен тем, что мисс Уокер продолжала работать над ним, когда вспыхнула недавняя ссора. Большая часть эскиза была посвящена заливу и вулкану на дальней его стороне, подернутому дымкой, в момент смены состояния природы – как она достигла такого эффекта, работая только карандашом? – но необычным набросок делала тощая кошка, находящаяся справа на переднем плане. Животное сидело на стене, волнообразный хвост свисал вниз вдоль изрезанных ветрами камней, его дикий взгляд был устремлен на город, находящийся далеко внизу.

Рэндольф начал пролистывать папку. Было удивительно, как много ей удавалось передать всего несколькими точными линиями, но еще более поразительным был ее взгляд на мир, одаренный богатым воображением. На римских руинах выгнуло свой скрюченный, древний ствол оливковое дерево, рыбацкие лодки виднелись через покрывало сетей, а массивный средневековый монолит Кастель-Нуово[12] был обрамлен своей триумфальной аркой, созданной в эпоху Ренессанса[13].

Самым поразительным из всех оказалось изображение Везувия с точки зрения птицы, смотрящей на струящийся дым и застывшие кратеры, одно мощное крыло пересекало угол в нижней части картины.

– Вы очень талантливы. И выбираете необычные точки зрения для своих работ, что улучшает и углубляет изображенные сцены.

Ее щеки немедленно зарделись.

– Рисование входит в общее образование, также как вышивка или музыка.

– Но это не означает, что все справляются с этим одинаково хорошо. – Он вернулся к первому рисунку, восхищаясь тем, что эта тощая, неугомонная кошка символизирует пылкую, неспокойную жизнь городских трущоб. – У вас имеется больше, чем просто навык. Вы обладаете уникальным взглядом художника.

Мисс Уокер открыла было рот, чтобы что-то сказать, но затем закрыла его. Спустя некоторое время она произнесла:

– Я собиралась высказать скромное замечание о своих небольших способностях, но, на самом деле, мне просто хочется сказать "Спасибо". Вы сделали мне прекрасный комплимент, я очень ценю это.

– Вы пишете акварелью или маслом? – спросил он, как только закрыл и возвратил ей папку.

– Акварелью, иногда. Я хотела бы попробовать писать маслом, но у меня мало времени. – Она поморщилась. – Честнее признаться в этом, чем сказать, что я боюсь начать серьезно заниматься живописью, поскольку в этом случае потеряю связь с миром и упущу в нем свое место.

Какая жалость, что ей недостает досуга, чтобы развить свой дар. Имея независимый доход, Рэндольфу хватило бы времени, чтобы усовершенствовать какой-либо талант, но, к сожалению, у него не было ни одного. Возможно, он должен взять пример с прекрасного старого итальянского обычая и стать ее покровителем, греясь в лучах ее славы. Но, увы, если покровитель мужского пола, а художница – женского, современный мир начал бы строить различные предположения об их взаимоотношениях, несмотря на то, что мисс Уокер – явно немыслимый выбор для любовницы.