– Надеюсь, что с Ванни все в порядке, – произнесла Элизабет. – И ради него самого, и ради нас.

– Уверен, что так, – ответил лорд Рэндольф. – Он и карета находились на твердой горизонтальной поверхности.

Незамедлительно прибыло подтверждение. Из-за поворота раздался крик кучера:

– Синьорина, синьор!

Элизабет ответила, заверив его, что с ними все в порядке, затем объяснила, что часть пути разрушилась и дальше им самим не удастся убрать с дороги щебень. После того, как кучер ответил, Элизабет перевела для своего компаньона:

– Ванни говорит, что путь свободен и безопасен только за углом, а оставшуюся часть в нашем направлении расчистить будет довольно трудно. Поэтому он вернется в Больцано, чтобы найти мужчин, которые выполнят эту работу и доставят доски для соединения тропы в том месте, где участок обвалился.

– А что, если в городе тоже есть разрушения? – мрачно предположил Рэндольф. – В этом случае у них могут быть более серьезные проблемы, чем два застрявших в горах иностранца.

Элизабет передала замечание Рэндольфа Ванни и перевела его ответ:

– Ванни говорит, что землетресение было совсем небольшим. Если бы земля не была мягкой после дождя, то и у нас не было бы никаких проблем.

– Что ж, остается только надеяться, что он прав. Скажите ему, что я заплачу тем мужчинам, которых он приведет, приличную сумму, и удвою ее, если они смогут добраться до нас уже этим вечером.

Последовал новый раунд переговоров с Ванни. Элизабет покачала головой при ответе:

– Ванни говорит, что будет практически невозможно заставить кого-либо прийти сюда вечером, так как сегодня Сочельник, но он клянется, что завтра мы уже будем свободны где-то между мессой и полуднем.

Рэндольф вздохнул.

– Полагаю, становится ясно, что мы должны сделать. – Он развернулся и поднял корзину с того места, где оставил ее, когда начались первые толчки. Она выглядела неповрежденной, только слегка потрепанной.

Элизабет последовала за ним назад к храму. Все еще слегка дрожащая после своего спасения, она была рада просто сидеть и смотреть, как он медленно, шаг за шагом, исследует пространство вокруг них. В итоге он вернулся к ней.

– Если Богу будет угодно и Ванни не вернется, думаю, что мне удастся забраться на скалу и обойти вокруг области оползня, а значит, мы не будем пойманы здесь в ловушку на неопределенное время.

Она посмотрела на крутой горный подъем и вздрогнула.

– Будем надеяться, что до этого не дойдет.

– Не думаю, что это понадобится, но все же я чувствую себя спокойнее оттого, что у нас имеется альтернативный вариант. – Рэндольф посмотрел на небо и нахмурился. – Через час солнце зайдет за горизонт, и здесь станет очень холодно, а укрыться негде. К счастью я захватил свои кремень и огниво[39], и мы можем разжечь огонь, но у нас под рукой слишком мало веток. Похоже, что наши предшественники использовали почти все, что было доступно. И все же нам необходимо собрать достаточно дров, чтобы не замерзнуть этой ночью.

Следующие полчаса они собирали доступные им ветки и складывали их в кучу в небольшом углублении скалистого утеса. Оно и отдаленно не напоминало пещеру, но ничего лучшего для защиты от ветра и холода у них не было. Элизабет поморщилась, увидев результаты их трудов.

– Не очень-то внушительная поленница.

– Нет, но ее должно хватить. – Рэндольф вытащил из корзинки коврик, на котором они обедали, и вручил ей. – Вам следует в него завернуться.

Она с благодарностью обернула его вокруг плеч, желая при этом, чтобы он был вдвое больше и втрое теплее.

– Женская одежда совершенно не приспособлена для зим так же, как мужская одежда обычно бывает слишком плотной для жаркой погоды, – философски заметила она. – Но, пожалуй, с этим ковриком мне будет гораздо комфортнее.

Поскольку больше заняться было нечем, Элизабет села, прислонившись спиной к утесу, подтянув к себе колени и обхватив их руками. На юго-западе над горизонтом нависал массивный черный силуэт Везувия. Единственными признаками присутствия человека были несколько еле просматривающихся зданий фермы. Было похоже, что они попали во времена Римской империи, а не находятся в нынешнем цивилизованном 1817 году.

Над суровыми пиками холмов небо переливалось всеми оттенками золотого и алого, а группа фиолетовых облаков, обнимая горизонт, принимала в свои объятия расплавленное докрасна солнце. Кивнув в сторону заката, Элизабет произнесла:

– Несмотря на то, что впереди нас ждет долгая холодная ночь, вот это зрелище почти компенсирует наши неудобства. Как часто мы выкраиваем время полюбоваться закатом?

– Не так уж и часто, – согласился Рэндольф, садясь на ступени храма, чтобы тоже иметь возможность восхититься этим пышным, красочным представлением природы.

И все же, несмотря на полыхающее закатное небо, Элизабет поняла, что большая часть ее внимания сосредоточена на компаньоне, сидевшем меньше чем в дюжине шагов от нее. Без головного убора, с растрепанными волосами, слегка тронутыми жидким золотом уходящего солнца, он больше не походил на безупречного английского джентльмена. Теперь сила, скрывающаяся за его благородными манерами, стала особенно ощутима, и Элизабет почувствовала неясное беспокойство. Может ли лорд Рэндольф решить использовать в своих интересах их вынужденное уединение и попытаться соблазнить ее? Если он это сделает, то она будет совершенно беспомощна, ей не удастся противостоять такой превосходящей силе...

И тут Элизабет в ужасе поняла, что ей хотелось бы, чтобы он попытался ее обольстить. Ее загнанная в самый дальний угол души низкая натура восхищалась сложившейся ситуацией, которая позволила бы ей, Элизабет, подчиниться грубой силе с чистой совестью, найдя оправдание для грехопадения. К несчастью, ее моральные устои, воспитанные в доме священника, не поддавались такому простому обману.

Еще ближе подтянув колени, она отчитала себя за то, что оказалась столь бесстыдным, отвратительным существом. Если бы лорд Рэндольф являлся такого рода мужчиной, который мог бы обратить сложившуюся ситуацию себе на пользу, чтобы совратить ее, он не был тем человеком, в которого она была влюблена, и она бы его не хотела. Кроме того, она очень сомневалась, что его интерес к ней лежал именно в этой плоскости; он сам сказал, что его предложение – всего лишь глупое воображение. Уже сейчас он, вероятно, благодарил свою счастливую звезду за то, что она его отвергла.

А если нет, то в этом временном плену он должен чувствовать себя еще более неловко, чем она. Ведь это она отказала лорду Рэндольфу, а потому один ее вид должен вызывать в нем ненависть.

Вопреки ее странным мыслям Рэндольф произнес с некоторым сарказмом в голосе:

– Я знал, что Рождество в Италии я проведу не так, как дома, но я и мечтать не мог о таком разительном отличии.

– Да, – мрачно согласилась Элизабет. – Но мы, по крайней мере, живы. Если бы мы начали спускаться на несколько секунд раньше...

– Совершенно верно, – подтвердил он очень сухо. – Получается, что мое неудачное предложение оказало нам некоторую услугу, поскольку задержало нас.

– Я понимаю, что находиться здесь, в ловушке, вместе со мной для вас достаточно трудно. Мне очень жаль, – тихо произнесла Элизабет.

Он пожал своими широкими плечами.

– Не извиняйтесь – это моя ошибка. Я должен был знать, что редко кому выпадает второй шанс, когда любовь и брак идут рука об руку. За грех неверного суждения я должен заплатить свою цену.

Его слова были ей так понятны и близки, что она ответила дрожащим голосом:

– Вы правы. Какой бы ни была причина – грех или невезенье – большинству из нас дается только один шанс на счастье. Мы думаем, что это будет длиться вечно, и вдруг все исчезает словно дым.

Он повернулся к ней лицом, его силуэт четко вырисовывался на фоне яркого неба.

– Что случилось с вашим шансом, Элизабет? Почему вы тратите свою жизнь, воспитывая чужих детей, а не своих собственных?

Она вздохнула.

– Это не очень-то драматическая история. Уильям и я были влюблены друг в друга с детства. Он был младшим сыном сквайра, а я – дочерью священника. Наши семьи не были в восторге от нашей помолвки, поскольку ни у одного из нас не было никаких перспектив, но мы были молоды, оптимистичны и желали упорно трудиться. Мы распланировали всю свою жизнь. Отец Уильяма купил ему пару нашивок и отправил на Полуостров. Я преподавала и откладывала на будущее свою зарплату. Мы решили, что как только он станет капитаном, мы поженимся, и я буду следовать за ним, куда бы его ни послали.

– Но этого не случилось.

– Нет, – прошептала она. – Не прошло и года, как он был мертв. И даже умер не как герой от рук француза, а от простой лихорадки.

– Мне очень жаль, – мягко произнес лорд Рэндольф. – Ужасно терять таких молодых и храбрых, а для вас это была трагическая потеря.

В том неустойчивом настроении, в котором она пребывала, его сострадание почти сломило ее. Она попыталась взять себя в руки.

– Я считаю, что мне повезло, раз мы имели ту малость, что была нам отпущена, хотя этого было гораздо меньше, чем мы ожидали. – Она попыталась улыбнуться, но безуспешно. – Действительно, это была большая удача, что хотя бы один мужчина за всю мою жизнь хотел на мне жениться. Я не из тех женщин, которые могут подвигнуть мужчину на безумную страсть, а без приданого я вообще не могла рассчитывать выйти замуж. Если бы Уильям и я не выросли вместе, сомневаюсь, что он хотя бы дважды посмотрел в мою сторону, но так получилось, что мы... мы выросли как две половинки одного целого.

– Я хочу, чтобы вы прекратили так принижать себя, – серьезно прервал ее Рэндольф. – Красота и благосостояние, несомненно, имеют место в мире, но они вовсе не гарантируют удачного брака.

– Вы вынесли это из собственного опыта? – спокойно спросила она.

– Да, я вынес это из собственного опыта. – Он резко поднялся. – Я должен развести огонь, пока еще хоть немного светло.

Им повезло, что у лорда Рэндольфа оказались кремень и огниво, а также перочинный нож, с помощью которого можно было получить с внутренних частей веток сухую древесную стружку. И довольно скоро перед ними потрескивал небольшой костер. Рэндольф присел на корточки, оставаясь достаточно близко к огню, чтобы время от времени подкидывать в него сучья.

– Наличие огня приблизило нас к цивилизации.

Элизабет с ним не согласилась. Даже при разведенном огне цивилизация казалась бесконечно далекой, поэтому она и отважилась говорить довольно смело, чего не сделала бы при других обстоятельствах.

– Вы сказали, что поддались греху неверного суждения, – напомнила она довольно решительно. – Если ваш грех состоит в том, что вы влюбились в красивое лицо и потом нашли, что характер леди совсем не так прекрасен, как ее внешность, то это вовсе не является таким уж большим преступлением. Многие молодые люди поступают точно так же.

Лорд Рэндольф, должно быть, тоже почувствовал оторванность от всего мира и его ограничений, поскольку он ответил ей вместо того, чтобы дать отпор, которого она заслуживала.

– Вы правы, но только это не то, что сделал я. Мое преступление оказалось намного хуже. Как и вы, я влюбился, будучи очень молодым. Но, в отличие от вашего случая, наши семьи были очень этому рады. Леди Элисон была богатой наследницей, а я был для нее хорошей партией – подходил по социальному положению и имел приличное состояние, чтобы не быть охотником за приданым. И будучи младшим сыном, я имел бы достаточно времени, чтобы посвятить себя управлению ее собственностью после того, как она получила бы наследство.

Отбросив последние крохи хороших манер, Элизабет спросила:

– Проблема оказалась в том, что она вас не любила?

В мерцающем свете костра желваки на его лице пришли в движение.

– Нет, она по-настоящему любила меня. А я, поддавшись минутной глупой трусости, причинил ей нестерпимую, непростительную боль и разрушил обе наши жизни.

Тишина, которая последовала за этим признанием, была настолько долгой, что Элизабет, наконец, произнесла сама:

– Я понимаю, что меня это совершенно не касается, но я сгораю от любопытства. Что же такого отвратительного могло произойти?

Его лицо расслабилось.

– Начав говорить, полагаю, я должен рассказать и все остальное. Я сделал ошибку, обсуждая леди Элисон с одним из моих очень настойчивых друзей. В это время мы ждали ее в гостиной, и мой друг спросил, с чего это я хочу жениться на ней. Если бы Элисон была похожа на маленькую золотую нимфу, то ему, вероятно, мои объяснения и не потребовались бы, но она полностью отличалась от этого типа женщин.