— Я поставлю капельницу. Рукой шевелить не надо, — сказала медсестра бодрым голосом.

— Мне надо маме сказать…

— Она знает. Вот переведут в палату, тогда и увидитесь. Пока надо отдыхать.

Надо отдыхать. Стася попыталась уснуть, но не получилось. Оставалось только водить пальцами по холодно стене штукатурки. Неровная и холодная. Рядом что-то пикало. Почему-то она вначале на это не обратила внимание.

— Станислава, вы спите?

— Нет.

— Я следователь Михаил…

— Миша. Мы ехали с Мишей на озеро, — сказала Стася, зацепившись за имя. — Что с ним?

— Вы помните, что случилось?

— Нет. Не помню. Но сказали, что произошла авария. Что с Мишей?

— Он погиб, — последовал ответ. Стася прикусила губу. Хотела заплакать, но не получилось.

— Значит ничего не помните?

— Нет.

— В вашу машину врезалась фура, которая потеряла управление.

— Не помню, — Стася опять начала водить пальцами по штукатурке. Следователь еще что-то спрашивал, но она не отвечала. Миша погиб. Она выжила. Почему-то выжила. Что она чувствовала? Ничего. Чувства словно заморозили. Это из-за холодной темноты. Вот выйдет солнце, тогда и чувства вернутся.


— Почему я ничего не вижу? — спросила Стася в следующий раз, когда услышала голос врача.

— Станислава, у вас была сильная травма глаз. Мы пытались сохранить второй, но не получилось. Пришлось провести ампутацию. Вы меня слышите?

— Слышу, — ответила Стася, которая никак не отреагировала на эту новость. — Темнота не уйдет?

— К сожалению нет. Завтра вас переведут в общую палату. Там вас мама навестит. Вы не одна. Не надо отчаиваться.

— Я и не отчаиваюсь, — ответила Стася. Темно и страшно. Холодно. Почему-то все время было холодно. Может потому что не было солнца? Стася еще никогда так не скучала по солнцу. Каждый раз она просыпалась с желанием его увидеть. Хотя бы в последний раз. Если не получится увидеть, то почувствовать. Это стало навязчивой идеей.

В палате, куда ее перевели, кто-то стонал. Две женщины переговаривались. Они прервали разговор, когда появилась Стася.

— Такая молодая, а с такими шрамами. Жуть.

— Теперь ее муж бросит. Точно бросит. У Наташки, когда она руку сломала, так милый сразу чемоданы собрал.

Глупые разговоры. Зачем их слушать? Стася осторожно коснулась лица. Шрамы ощущались под пальцами. Защипало. Лучше сейчас не трогать. А то можно занести грязь. Тогда еще хуже будет.

Пришла мама. Как раз начался обед. Она долго причитала. Говорила, что сразу прилетела, как ей позвонила баба Паша и сказала об аварии. Стася чувствовала, что мама переживает. Слышала ее тревогу в голосе, но не могла ничем успокоить. Она не знала, что отвечать. Не знала как жить в темноте. В полной темноте, от которой веяло холодом.


Поле. Солнце и грунтовая дорога, которая уходила вперед. Стася шла по ней, сбивая ноги. Она падала. Разбивала колени и вновь вставала, чтоб пойти вперед. Это было необходимо. Идти вперед.

Седобородый дедушка сухой, в черных одеждах шел по полю. Вскоре он оказался на дороге.

— Ты не туда идешь, — сказал он.

— А куда надо? — спросила Стася.

— Ты знаешь. Ты знаешь ответ…

Она опять проснулась. Сложно понять который час. Так как в палате все молчали, то Стася решила, что сейчас ночь.


И как теперь жить? Она не сможет работать. Не сможет заниматься привычными делами. Мама ее утешала тем, что они будут жить вместе. Она ей поможет. Стася уже понимала какая ее жизнь ожидает под оком заботливой мамы. Уже сейчас она не позволяла ей сделать лишнего движения. Не давала есть самой. Двигаться. Просто на кровати повернуться без ее участия было невозможно. Стася понимала, что мама волнуется. Переживает за нее. Но забота душила. Она растворяла остатки ее личности. Забота и жалость.

Стася спустила ноги с кровати. Нащупала на полу резиновые тапочки. Она постоянно выходила из палаты, но всегда в сопровождении или медсестры. Мама сидела в больнице до последнего, боясь оставить ее одну.

Холодные стены. Дверь. Она немного скрипит. В коридоре запах дезинфицирующего средства. Стася шла по коридору, считая шаги и держась за стену. Вот здесь стена обрывалась. Должен быть пост медсестры. Никто ее не окликнул. Значит никого нет. Можно гулять дальше. Свобода. Маленькая дерзость, которую она себе позволила. Дожили. Теперь прогулки по больничному коридору для нее дерзость.

Стася продолжила свой поход, продолжая считать шаги. Предстояло еще вернуться в палату. Вот и конец коридора. Рука нащупала стекло. Наверное здесь было окно. Холодное стекло. Оно было холоднее стены. Пахло сыростью. Каменный мешок. Стася прислонилась лбом к стеклу. Повязку сняли на днях. Стаси сказали, что скоро ее выпишут. Вот она и добегалась. Она прикусила губу до крови.

— Гуляем? — спросил ее мужской голос.

— Немного, — ответила Стася.

— Не против, если я составлю вам компанию? Или помешаю думы думать?

— Не помешаете. Мои думы никуда не уйдут, — ответила Стася.

— Не спится? — спросил он.

— Там сейчас дождь? — спросила Стася.

— Нет. Пасмурно и ветрено.

— А почему-то холодно. В последнее время всегда холодно. Я думала, что это из-за дождя.

— Сейчас лето.

— Знаю. Только его не чувствую.

— Из-за шока. Со временем…

— Не верю я вовремя, — оборвала Стася мужчину. — Полгода себя уговариваю, что со временем все наладится. А что в итоге? Все хуже и хуже становится, — ответила Стася. — И ведь чувствовала, что так будет, а все равно не поверила предчувствию.

— И что было за предчувствие?

— Мне часто снилось, что я иду не той дорогой. Я упрямо шла вперед. Искала свое счастье. Вместо этого нашла беду.

— Это не беда. Вы живы. Это уже многое, — после некоторого молчания ответил мужчина. — Мы не всегда обращаем на явные признаки надвигающихся неприятностей. Видел, что жена плохо себя чувствует. Похудела. Осунулась. Нужно было заставить ее к врачу обратиться. А я как-то все на потом откладывал. Знаешь, как бывает? Отпуск, работа, ремонт. Она же втянулась как лошадь в ярмо и молча тянула эту телегу. Так что не надо переживать. Ты живая. Молодая. У тебя все впереди.

— Иногда мне кажется, что умереть проще, чем жить. Дальше будет не жизнь, а существование.

— Это плохие мысли. Для кого будет проще умереть? Для тебя? Мы не знаем куда ведет нас дорога после смерти. Для твоих родных? Как они это переживут? И смогут ли?

— Мама может не пережить.

— Ты не знаешь с кем твоя тропинка пересечется. Может твое присутствие сможет помочь другому человеку.

— Это все утопия.

— Нет. Это что-то похожее на эффект бабочки. В жизни все взаимосвязано. На нашем пути нет случайных людей. Нет проблем, которые не могли произойти. Все идет так, как должно быть. Мы выбираем свой путь и идем по нему, собирая цветы и смех, шишки и переломы. Мы можем свернуть на другую тропинку. От нас зависит выбор пути, но что нам принесет этот путь — нам не известно. Это от нас не зависит. Лотерейный билет. Случайный человек, которого ты встречаешь каждое утро на остановке может оставить в твоей жизни неизгладимый след, когда вытащит из-под колес машины. А близкий человек может оказаться совсем чужим. Ты можешь с ним поссориться и не общаться всю жизнь. И ссора-то глупая, а все равно никто мириться не хочет. Все что происходит вокруг нас — делает нас такими, какие мы есть. Делает нас сильнее, добрее, злее.

— У меня в жизни было много людей, которые оставили следы в жизни. И все следы были плохим. Это было и предательство и шрамы. Были болезненные отношения. Сколько можно на меня испытаний посылать? Я просто хотела счастья, — сказала Стася. Потом добавила обиженно. — А я все равно одна.

— Тебе для счастья нужен другой человек? Одна ты не можешь быть счастливой? — спокойно спросил мужчина.

— А как иначе? Люди встречаются. Создают семью…

— Тебе для счастья нужна семья? — уточнил он.

— Не знаю. Мне кажется, что так должно быть, — растеряно ответила Стася.

— И как ты представляешь счастье?

— Когда на душе спокойно.

— Ты думаешь, что выясняя отношения с другим человеком, переживая за ребенка, найдешь счастье? Семья — это не то что ты ищешь. Ты хочешь заполнить другими людьми пустоту в душе, не задумываясь, почему там пусто. Это как лечить симптомы, не обращая внимания на причину болезни.

— Хотите сказать, что я обречена на одиночество? — грустно спросила Стася.

— Ты собираешься уехать в глухие леса и жить в одиночестве?

— Нет.

— Тогда как ты можешь быть одна? Рядом всегда кто-то будет. Даже сейчас, в больничном коридоре, мы с тобой разговариваем. Так о каком одиночестве ты говоришь? О том, которое у тебя здесь? — он легонько коснулся ее груди. — От этой пустоты тебе надо избавляться самой. Перестать себя жалеть. Перестать бояться будущего. Принять эту жизнь. Научится быть счастливой. Ты найдешь свое счастье, станешь полноценным человеком. Заделаешь пустоту в душе.

— Надо над этим подумать, — сказала Стася.

— Подумай. Может до чего-нибудь додумаешься, — согласился мужчина. — Тебя в палату проводить?

— Я сама дойду. Нужно научится быть самостоятельной. Не хочу ни от кого зависеть.

— Ни в коем случае я не покушаюсь на твою свободу, — мужчина рассмеялся. — Просто хотел еще немного поболтать по дороге. Ты в какой палате?

— В двенадцатой.

— На другом конце коридора. Заблудишься.

— Ладно, проводите, — согласилась Стася.

— Как тебя зовут?

— Зачем вам это знать? — насторожено спросила она.

— Чтоб убедиться, что ты не больничное приведение, которое разгуливает по коридорам больницы. Вряд ли привидение будет мне свое имя называть.

— Стася. Стаснислава.

— Тася значит. А меня Васей.

— Стася, — поправила она.

— Тася мягче звучит, — он поймал ее за руку и дернул на себя. — Осторожнее. Каталку везут.

— Что вы тут делаете? — раздался недовольный голос медсестры.

— Провожаю до палаты. Сейчас провожу и спать пойду. Девушка заблудилась в коридоре, — ответил Вася. Медсестра пробормотала что-то нелицеприятное про пациентов, которым не спится. Они же пошли дальше.

— Тяжело, когда не видишь, — пожаловалась Стася.

— Привыкнешь. А вот и твоя палата, — он довел ее до кровати. — Спокойной ночи.

— Спокойной, — ответила Стася.


Утро началось с побудки. Медсестра велела пройти в процедурный кабинет. Стася решила пойти сама. Она уже выучила по шагам, где он находится.

— Дочка, помоги. А то ноги совсем не держат, — услышала она старческий голос.

— Вы мне? — спросила Стася.

— Тебе, милая. На процедуры вызвали. А я еле ноги передвигаю. Боюсь, что споткнусь на ровном месте.

— А я не вижу.

— Твоя поддержка, мои глаза — так и дойдем, — ответила бабушка.

— Хорошо, — Стася подошла к ней. Бабушка сразу ухватилась за ее руку. Крепко так. Они медленно пошли по коридору.

— Меня в конце недели уже выписывают, — похвасталась бабушка. — Как раз к Яблочному Спасу успею. Хоть и не вылечили, но разве новые ноги кто мне даст?

— Хоть и двадцать первый век, но испорченные части тела мы заменять не научились, — сказала Стася.

— А зачем новые? Я не хочу роботом быть. Видела по телевизору людей, которые из метала состояли. Я человеком остаться хочу. Мне и так хорошо.

— Но ведь ноги болят?

— Болят, — вздохнула бабушка. — Молодая была, в мороз тридцатиградусный в тонких чулках на танцы бегала. Да и обувь была всегда меньше моего размера. Зато какие это был туфли? Лаковые черные туфельки с маленьким каблучком. Как я на них отплясывала! Вот и доплясалась. А может за грехи все болячки даны, чтоб мы поняли, где ошибки совершили?

— Я в это не верю, — ответила Стася.

— А во что ты веришь? — спросила ее бабушка.

— Не знаю.

— Без веры нельзя. Во что-то верить надо. Не хочешь в Бога верить, так верь в инопланетян. У меня сестра верит, что скоро они прилетят и у нас райская жизнь настанет. Я ей говорю: если прилетят инопланетяне, то нам точно рай покажут да такой, что переплюнут фашистов. А она глупая верит. Без веры нельзя. Она человека сильнее делает.

— А нужна ли нам эта сила? — спросила Стася.

— Нужна. Сильный человек не сдается. И трудности легче переносит.

— Трудности. Порой их нельзя перенести. Остается только смирится.

— Человек со смертельным диагнозом и то верит, надеяться, что пойдет на поправку. Иногда случается чудо. И он выздоравливает. Верить надо, — ответила бабушка. — Вот мы и пришли. Спасибо за помощь. И пусть у тебя все хорошо будет.