— В… на-начале… было Слово…

Кэтрин одобрительно кивнула:

— Очень хорошо!

Она была в восторге от успехов своей ученицы. Дженнифер за три месяца выучила алфавит и освоила чтение, правда, пока еще по слогам. Девушка оказалась куда сообразительнее, чем казалась вначале.

Поражало ее настойчивое стремление к учению. Может быть, это объяснялось желанием поскорее превратиться из трактирной девчонки в супругу плантатора, а может, было, врожденным качеством, но только Дженнифер старалась запомнить и проанализировать все, что ей говорили. Занятия прекращались чаше всего по инициативе Кэтрин, ибо она заметно уставала. Дженнифер же, казалось, готова была учиться день и ночь напролет.

После уроков молодые женщины обычно беседовали. Они быстро стали близкими подругами. По вечерам, когда Грей уединялся в своем кабинете, Кэтрин и Дженнифер играли в трик-трек, шашки или вист. У Дженнифер никогда не было подруги, и она с удовольствием вылезала из своей раковины. Кэтрин же боялась даже себе самой признаться, что ей приятно говорить с Дженнифер и что эта дружба заполнила пустоту в ее жизни. Поскольку большинство плантаторов считали Грея сумасшедшим, соседи к ним почти не заглядывали, и Кэтрин уже много лет была лишена возможности с кем-нибудь подружиться.

— И свет блеснул в темноте… и… и тьма… Посчитав, что на сегодня хватит, Кэтрин протянула руку и забрала у девушки Библию. В библиотеке Грея, как и у любого образованного плантатора в колонии, было много шедевров классической литературы — Гомер, Шекспир, Чосер, были и практические руководства, например по земледелию, однако Кэтрин разумно решила учить Дженнифер чтению по книге, которую та хорошо знала.

— На сегодня хватит. — Чтобы ученица не успела огорчиться, Кэтрин тут же задумчиво произнесла: — А знаете, Джен, я до сих пор вас не знаю. Что у вас была за жизнь до того, как вы приехали в Грейхевен?

Девушка пожала плечами и, как всегда, сдержанно ответила:

— Разве это была жизнь?

— Вы были счастливы?

Дженнифер отрицательно покачала головой.

— Почему же?

— Я не любила своего дядю, — откровенно призналась ученица. — Он бил меня по любому поводу и вообще без повода, а тетушка, абсолютно безответная женщина, не осмеливалась остановить его. Я едва ли знала ее вообще, несмотря на то что прожила у них девять лет. Она всегда молчала.

— Так, значит, ваш дядя наказывал вас безо всякой причины? — спросила Кэтрин.

Родители Грейсонов никогда не наказывали детей, но на самом деле они вообще редко уделяли им внимание. Теперь-то Кэтрин понимала, что была обделена родительской лаской.

— Это совсем нехорошо, — покачала головой она.

Дженнифер промолчала, и Кэтрин нахмурилась:

— И вы перестали надеяться на сносную жизнь?

— Моя жизнь никогда не была хорошей, — отозвалась Дженнифер, и в ее голосе не чувствовалось ни горечи, ни жалости к себе. Она просто констатировала факт.

Бедная девочка, подумала Кэтрин. В эти дни Дженнифер виделась с Греем только за едой, где он продолжал хранить ледяное молчание. А все остальное время он стремился избежать встречи с ней. Обстановка в целом была невыносимой, но Дженнифер никогда не жаловалась.

Чтобы совсем не расчувствоваться, Кэтрин нарочито строго сказала:

— Ради всего святого, Дженнифер, старайтесь правильно выговаривать звук «эйч»!

Простонародный выговор Дженнифер хотя и заметно улучшился, но по-прежнему резал слух, может быть, потому, что звучал из уст той, которая с виду принадлежала к высшему обществу. Сегодня на ней было розовое широкое платье; лиф и юбка его составляли единое целое, причем юбка спереди была открыта так, что виднелась нижняя юбка цвета слоновой кости. Прозрачный шарф прикрывал очень откровенный вырез, а затянутая корсетом талия казалась невероятно тонкой. Кэтрин с удовлетворением отметила, что, глядя на эту женщину, никто и не подумает о ее незавидном прошлом девчонки из таверны. К сожалению, многие изменения были лишь поверхностными, но, учитывая стремления Дженнифер, Кэтрин верила в успех. Через самое короткое время она, конечно же, станет настоящей леди.

— Правда, есть еще кое-что, — неспешно сказала Дженнифер, удивив тем самым Кэтрин, которая не ожидала, что девушка разговорится. — Дядя считал меня сумасшедшей. И то и дело бил меня кроме всего прочего и по этой причине.

— Не понимаю, почему он так думал, — честно призналась Кэтрин.

Несмотря на свое несчастливое детство, Дженнифер выглядела вполне нормальной. Может быть, даже самой здоровой в психическом отношении из всех, кто жил в этом доме.

Распахнув зеленые глаза, девушка выжидающе посмотрела на свою новую подругу и наконец, решилась открыть важный секрет:

— Потому что я слышу музыку. — Увидев озадаченное выражение лица Кэтрин, она пояснила: — В голове. В таверне часто играли на скрипке. Я могу воспроизвести любой мотив, как только захочу. И еще я слышу другие мелодии, которых никогда не слышала.

— Мелодии, которые вы сами сочиняете?

Дженнифер серьезно обдумала ответ.

— Видимо, так, — наконец кивнула она, — хотя я, никогда, не стремилась к этому. Просто они приходят ко мне в голову. — После неловкой паузы она взволнованно спросила: — Вы говорили, что я могу учиться играть на клавесине. Когда же?

Поразившись такому страстному желанию, Кэтрин ответила:

— Ну, мне кажется, научиться читать гораздо важнее. — Увидев унылое выражение лица девушки, она тут же добавила: — Хотя… если это так много значит для вас, мы могли бы сесть за клавесин прямо сегодня.

Дженнифер расплылась в улыбке, а затем, приподняв юбки, бросилась вниз по лестнице, словно дитя. Кэтрин последовала за ней.

— Я знаю, что у меня получится! — возбужденно сказала Дженнифер, стоя у лестницы и поджидая хромающую потихоньку Кэтрин. — Я знаю, что смогу! Это моя мечта — сыграть мелодии, которые звучат у меня в голове. И новые мелодии, которых я не слышала и не представляю себе. Я никогда не думала, что у меня появится такая возможность…

Она замолчала, наткнувшись на удивленный взгляд Кэтрин. Та была несказанно поражена такой словоохотливостью девушки. Они вместе вошли в гостиную.

Как Кэтрин и ожидала, Дженнифер просто засыпала ее вопросами. Прежде всего, ее удивило, почему последняя нота обозначается буквой Н, а не Z[3]. Когда любопытство было удовлетворено, ее заинтересовало, почему между белыми клавишами звуков Е и F нет черной клавиши. Расспросы продолжались бы и дальше, если бы Кэтрин не показала ей гаммы. Дженнифер пробежала гамму «С-мажор» и, к огромному удивлению Кэтрин, сыграла какую-то мелодию, причем без ошибок.

— Я поняла так, что вы никогда не играли на клавесине, — сказала Кэтрин.

— Так и есть.

— Тогда где вы научились играть эту мелодию?

— Я как-то раз слышала ее, — почему-то виновато улыбнулась Дженнифер.

— И вы смогли сразу же ее сыграть?

Девушка кивнула и снова заиграла, на этот раз еще лучше.

Итак, у нее врожденный талант. Учить ее музыке будет куда легче, чем предполагала Кэтрин.

И все же почти в самом начале она встретилась с неожиданным затруднением. Она показала Дженнифер, как читать ноты и играть их. Та сначала задумалась, а потом совсем расстроилась.

— Не понимаю, — нахмурилась она, переживая, что такая плохая ученица. — Вы сказали, что эта закорючка на бумаге — нота С. Вот где, — она нажала на клавишу, — вот где С.

Кэтрин тяжело вздохнула и начала все сначала.

— Значки на бумаге представляют те ноты, которые вы играете, — объяснила она с достойным похвалы терпением. — Когда вы видите эту ноту на бумаге, вы должны нажать клавишу С.

Дженнифер по-прежнему задумчиво хмурилась, и Кэтрин продолжила:

— Это все равно что читать вслух. Вот буква А, обозначающая определенный звук. Сама по себе она ничего не значит, это только символ, который представляет некоторый звук. И эти ноты, они все равно что буквы. Звуки извлекаются после нажатия на соответствующие клавиши.

Дженнифер кивнула.

— Вроде бы поняла, — сказала она, а потом спросила: — Но зачем надо их писать?

— Конечно же, для того, чтобы вы их запомнили.

— А как это можно забыть?

Кэтрин едва не вспылила, но тут же одернула себя. На лице Дженнифер отражалось полное простодушие, она спрашивала совершенно серьезно. Может быть, услышав какую-то мелодию, девушка уже была не в силах забыть ее?

Кэтрин решила тотчас проверить свои предположения.

— Повторите, пожалуйста, — попросила она, наигрывая простенькую мелодию.

Дженнифер склонила голову набок и прикрыла глаза от удовольствия.

— Как красиво! — восхитилась она, когда Кэтрин закончила. — Это вы сами сочинили?

— Нет, — ответила учительница, пораженная реакцией Дженнифер. Она никогда еще не видела, чтобы девушка проявляла к чему-нибудь такой интерес. И вообще, хоть как-то выказывала свои эмоции. Судя по всему, Дженнифер жила музыкой. — Я не композитор. Мелодия написана неким Корелли.

Дженнифер проиграла мелодию сначала чуть сбивчиво, а во второй раз — абсолютно точно, явно завороженная ею.

— Чудесно, — прошептала она. — Мне хотелось бы тоже написать что-нибудь.

— Вы наверняка сможете, — согласилась Кэтрин, — когда узнаете больше о музыке. Правда, я никогда не слышала о женщине-композиторе.

Дженнифер с удивлением посмотрела на нее:

— Никогда?

— Ну да. Считается, что леди подобает играть на клавесине, а не сочинять музыку. — Впрочем, Дженнифер с таким жаром упражнялась на инструменте, что у нее, возможно, и получится. — Но как знать, как знать, бывают и исключения из правил.

— Бывают. И, кроме того, я не леди.

Кэтрин с улыбкой взглянула на нее:

— Пока не леди.

«И, может быть, никогда ею не стану», — подумала Дженнифер, но вслух не произнесла, чтобы не расстраивать Кэтрин.

Несколькими часами позже Дженнифер медленно прогуливалась по извилистой грунтовой дорожке, ведущей в лес Грейсонов. В таверне «Сосны» она все время спешила, выполняла всякие поручения нервно и торопливо, потому что боялась дядиного гнева. Временами она ловила себя на мысли о том, что так и не избавилась от этой привычки, но сегодня шла медленно, с гордо поднятой головой. Отчасти благодаря Кэтрин: та внушила ей, что настоящая леди никогда не должна спешить, отчасти потому, что многочисленные юбки все равно не позволили бы ей хоть немного ускорить шаг. Ее розовое платье и нижняя юбка цвета слоновой кости были надеты поверх полотняного кринолина на китовом усе, спереди же платье было туго зашнуровано. Попробуй она забыться и ускорить шаг в таком одеянии, сразу грохнулась бы на землю бесформенной кучей.

Она покинула дом после урока с Кэтрин. Дженнифер готова была играть на клавесине весь день напролет, но Кэтрин вывела ее из гостиной. Несмотря на теплый майский день, в тени высоких сосен и дубов было прохладно.

Уже несколько месяцев Дженнифер как будущая леди тщетно пыталась приучить себя гулять по саду, который был разбит сразу за имением. Девушке не нравились эти искусственные сады, где вдоль посыпанных битыми раковинами дорожек рос фигурно подстриженный английский самшит. Самшит Дженнифер казался чужим в этой дикой стране, не нравились ей и цветы, что за большие деньги выписывали из Голландии.

Дженнифер предпочитала небольшой садик, разбитый вокруг кухонного домика. Там росли скромные, зато любимые растения — лаванда с маленькими красными цветочками, источающими сладковатый запах, розмарин с его пикантным пряным ароматом и простая трава под названием овечье ухо.

К все же больше всего, вопреки поучениям Кэтрин, Дженнифер любила лес. Здесь росли громадные дубы, простирая свои ветви так широко, что, казалось, заслоняли все небо. Встречались здесь также клены и сосны, кусты кизила, что распускали весной свои белые цветы с четырьмя лепестками. Зимой лес весь был усыпан красными ягодами остролиста. И круглый год здесь слышалось пение множества птиц, начиная с рыжей крикливой сойки и кончая сладкоголосыми дроздами.

В лесу Дженнифер чувствовала себя словно дома, а вот в ухоженных садах ей было не по себе. Ей казалось, что она, как тот самшит, растет на чужой земле и ей придают чуждые очертания.

Странно, но она все еще ощущает себя человеком посторонним в этом мире. Приходилось время от времени напоминать себе, что она — Грейсон. И никто не вправе посягнуть на ее собственность. Но, несмотря на это, ее преследовала мысль, что она вторгается в чужое владение. Может быть, потому, что никакая она не леди, и ее не спасут ни шелковое платье, ни правильный выговор, свойственный дамам высшего общества. Или потому, что ее муж полностью забыл о ее существовании? Каждый вечер они встречались за обедом, но он никогда не заговаривал с ней. Если же им приходилось сталкиваться в холле, он никогда не смотрел на нее.