Элен Фишер - Свет во тьме

— Вот и хорошо.

Грей задумчиво посмотрел на сестру.

— Сделайте горячий отвар из лепестков ноготков, чтобы унять жар. И принесите мокрые тряпки. И Бога ради, постарайтесь не шуметь.

И он скрылся в ее комнате.

Дженнифер и в самом деле тяжело заболела. Страдая от очень сильного жара, она целых три дня то теряла сознание, то приходила в себя. Однажды ей показалось, будто кто-то разговаривает с ней низким голосом, берет ее за руку, но, возможно, это всего лишь бред. Временами она чувствовала, как ее обтирают мокрой тканью, чтобы охладить ее пылающее тело, и чья-то заботливая рука вливает ей в горло жидкость отвратительного вкуса. Она страдала от бесконечных галлюцинаций, бормотала имена людей, которых, как ей казалось, она видела. И только на четвертый день она открыла глаза.

Сквозь высокие окна в ее комнату струился солнечный свет, освещая согбенную фигуру долговязого мужчины, спящего в кресле красного дерева. Искоса посмотрев на него, она с удивлением узнала Грея. Он невероятно зарос, одежда на нем была измята, будто он не переодевался несколько дней.

— Грей?

Голос ее еле прошелестел, но Грей немедленно очнулся.

— Дженнифер! — воскликнул он. — Вы пришли в себя.

Он кивнул рабыне, которая сидела в углу, и та поспешно вышла из комнаты.

Дженнифер попыталась что-то сказать, но у нее ничего не вышло.

— Пить, — еле слышно попросила она.

— Конечно, вот. — Грей налил стакан воды и приподнял ей голову, чтобы было удобнее, — У вас был сильный жар, но прошлой ночью все прошло. Мы так волновались за вас, Дженнифер.

— Очень волновались, — входя в комнату, подтвердила вызванная служанкой Кэтрин. Дженнифер заметила, что она выглядит не лучше Грея: волосы растрепаны, платье помято. — Я хотела пригласить лекаря, чтобы он посмотрел вас, но Грей воспротивился.

— Врач пустил бы ей кровь, — устало сказал Грей так, будто повторял это в сотый раз, — а она и так очень слаба.

— Как счастливо сложилось для Дженнифер, что вы знаете о медицине больше, чем врач, — заметила Кэтрин самым язвительным тоном.

Грей бросил на нее уничтожающий взгляд и, встав, с удовольствием потянулся.

— Ну, теперь, когда вы пришли в себя, — сказал он, обращаясь к Дженнифер, — передаю вас в заботливые руки Кэтрин. А мне нужно принять ванну. И побриться.

— И переодеться, — добавила Кэтрин, брезгливо фыркнув.

Грей усмехнулся гораздо приветливее, чем раньше.

— Я вернусь примерно через час, — сказал он Дженнифер.

Та была слишком слаба, чтобы ответить, и только проводила его до двери взглядом.

Кэтрин села на обшитое голубым атласом кресло.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — еле слышно ответила Дженнифер.

— Лгать нехорошо, — отозвалась Кэтрин. — Но не беспокойтесь, скоро вы и в самом деле почувствуете себя лучше. Я думаю, худшее уже позади.

Глаза Дженнифер все еще были устремлены на дверь.

Кэтрин понимающе улыбнулась:

— Ему и, правда надо поесть и принять ванну. Он не покидал вас три дня.

— Неужели?

— Так оно и есть, — подтвердила Кэтрин. — Он был на верховой прогулке, когда я нашла вас в гостиной без чувств, но, вернувшись, уже не покидал вашей комнаты. — Увидев скептический взгляд Дженнифер, она добавила: — Я была несказанно удивлена. Он сам ухаживал за вами, обтирал вас губкой, чтобы охладить тело, заставлял вас пить воду и принимать лекарства. Если бы не его заботы, вы могли бы умереть. И кто знает, может быть, он был прав, не разрешив нам пригласить доктора.

Дженнифер была благодарна им обоим за хлопоты, но слишком устала от болезни, чтобы говорить. Кэтрин все поняла по выражению ее лица.

— Постарайтесь снова заснуть. Я зайду, когда вы снова проснетесь, и тогда покормлю нас бульоном.

Дженнифер уже спала.

Грей вернулся меньше чем через час, свежевыбритый и в чистой одежде. Взглянув на Дженнифер, он обратился к сестре:

— Она что-нибудь ела?

Кэтрин отрицательно покачала головой.

— Она слишком устала. Поест, когда проснется.

— Ей обязательно нужно поесть.

— Ей сейчас гораздо важнее поспать, — возразила Кэтрин.

Грей тем временем пересек комнату и остановился, наморщив лоб, у кровати Дженнифер. В его взоре сохранилась тревога этих трех дней, и Кэтрин почувствовала желание утешить его.

— Грей… — начала она. Брат повернулся к ней, вопросительно приподняв брови. — Она будет в полном порядке.

Кэтрин видела, как меняется его настроение, похоже, он жалел, что в течение этих дней так заботился о женщине, которую как бы ни во что не ставил. Выражение тревоги в его глазах постепенно сменилось его обычным безразличием. Может быть, его и в самом деле Дженнифер не интересует, подумала она.

Но в таком случае почему он не отходил от ее постели целых три дня?

— Конечно, она поправится, — беззаботно отозвался он. — В этом нет сомнений, И мне теперь незачем здесь оставаться. Дадите знать, если будут какие-нибудь изменения.

— Разумеется, — кивнула Кэтрин, сожалея, что ее желание утешить его послужило поводом, чтобы брат снова замкнулся в себе. А ведь в последнее время ей стало ясно, что Грею не чужды человеческие эмоции.

Коротко кивнув, он исчез за дверью. На лестнице послышались его шаги. Значит, Грей пошел в свой кабинет, чтобы выпить.

И тут ее осенило: пока Дженнифер болела, Грей ничего не пил! Кэтрин улыбнулась. Несомненно, его равнодушие было всего лишь маской.

К своему разочарованию, Дженнифер больше не видела Грея. Она выпила немного мясного бульона, потом съела что-то более существенное и все время ждала мужа, то и дело вспоминая его помятым и небритым, спящим в неудобной позе в кресле у кровати. Вспоминались ей и слова Кэтрин: «Грей не оставлял вас трое суток». Грей заботился о ней как о ребенке. Определенно, она для него что-то значила.

Но если так, почему он не зайдет проведать ее? Она предавалась этим печальным мыслям, когда вдруг открылась дверь, и Грей тихонько вошел в комнату.

— А, — сказал он, — вы проснулись.

Дженнифер кивнула, ощущая бешеную радость при виде его. Она едва не расплылась в улыбке.

— Вам лучше? — спросил он, садясь в кресло у кровати.

— Гораздо лучше, спасибо.

Наступило неловкое молчание. Наконец Дженнифер решилась его нарушить:

— Кэтрин сказала, что вы заботились обо мне, когда я была больна. Вы были… очень добры ко мне.

— Ну, это не доставило мне особых хлопот, — вежливо ответил Грей. — Сидеть с больным — мне не привыкать. Я много раз выхаживал Кэтрин, когда она в детстве страдала от лихорадки. Наша мать терпеть не могла возиться с больными детьми.

— А вот моя мать заботилась обо мне, когда я болела, — тихо сказала Дженнифер.

— Да, я знаю. Вы говорили о ней, когда были больны.

— Говорила?

— Да. — Грей немного помолчал, а потом продолжил: — Вы умоляли ее не бросать вас. Дженнифер, может, это hе мое дело, но как умерли ваши родители?

В глазах девушки отразился панический страх. Она попыталась овладеть собой, пожала плечами и ответила с печальной улыбкой:

— Я и не помню их как следует.

— Не верю, — отрезал Грей. — В бреду вы звали только их. И еще, сколько вам было лет, когда они умерли? Девять? — Она утвердительно кивнула, и он продолжил: — У вас прекрасная память, Дженнифер. Не могу поверить, что вы забыли события девятилетней давности.

Видя, что он смотрит на нее в упор, она потупилась и сказала:

— И тем не менее это так.

— Гмм, — задумался Грей и решил атаковать ее с другой стороны: — А кто такой Роберт?

Дженнифер в тревоге посмотрела на него. Судя по всему, он что-то знал. И тогда она нехотя призналась:

— Мой брат.

— Ваш единственный брат? — Она кивнула. — Старше или младше вас?

— Младше.

Грей был не настолько глуп, чтобы не понять, что она не хочет говорить о семье, но он становился все настойчивее и настойчивее.

— И он тоже мертв?

— Я не хочу говорить об этом, — взорвалась Дженнифер. — Оставьте меня в покое!

Грей вздохнул. Как всегда, он повел себя неловко, не проявив ни такта, ни осторожности. Своими неуклюжими попытками разузнать правду он только обидел ее. А уж ему-то было известно, что больного нельзя огорчать в то время, когда он восстанавливает силы.

— Дженнифер, — тотчас стал объясняться Грей, — извините, если я причинил вам боль.

Дженнифер недоверчиво взглянула на него:

— Да нет же.

Грей усмехнулся, извинения оказались не слишком сильным средством.

— Вы говорили о своей семье, когда были больны, но я так и не понял, что с ними случилось. Мне хотелось бы знать о вас больше.

— Это очень грустная история, — нехотя сказала она. — Мы… мы были бедными. Вам это будет неинтересно.

— Я рискну услышать скучную историю, — отозвался он, будто пытаясь поддразнить ее.

Она поняла, что он не отстанет от нее, пока она все ему не выложит. Во всяком случае, если она уступит ему и расскажет, как умерла ее семья, он будет с нею, пока она не закончит рассказ. А потом пусть делает, что захочет, грустно подумала она.

— Что ж, — с неохотой сказала она, — я расскажу все, что помню.

Дженни открыла глаза. Ее веки были словно налиты свинцом, она смотрела в темноту невидящим взглядом. Комната, где она лежала, была освещена только сальной свечой. Она с трудом могла рассмотреть фигуру матери, которая, закрыв лицо руками и то и дело вздрагивая, горько плакала.

— Мама? — Ее хриплый голос был еле слышен, но мать сразу же повернулась и схватила ее за руку.

— Дженни! — воскликнула она и, понизив голос, свистящим шепотом произнесла: — Ты проснулась, наконец-то ты пришла в себя.

Дженни, словно очнувшись от тяжелого сна, оглядела комнату. Белые стены, покрытые штукатуркой из размельченных раковин устриц, казалось, поблескивали в неверном свете свечи. Грубо отесанный стол, за которым семья обычно обедала, по-прежнему стоял у очага. Это был все тот же дом, в котором она жила со дня своего рождения, но что-то в нем было не так. Очень уж тихо. Странная тишина. Наконец Дженни поняла, что ее тревожит.

— Где Роберт? — дрогнувшим голосом спросила она. Мать отвернулась, губы ее тряслись. Дженни никогда не видела свою сильную мать такой беспомощной и растерянной, и ее охватил страх. Случилось что-то ужасное.

Подозрения девочки подтвердились, когда мать снова заговорила.

— Роберт… мертв, — произнесла она, слишком измученная и подавленная горем, чтобы поведать эту горькую правду. — И отец тоже. Они умерли от лихорадки. Я думала, что и ты тоже умрешь.

Мать сжала слабенькую ручку дочери и погрузилась в горестное молчание.

Дженни молча смотрела на мать, подавленная и испуганная. Графство принцессы Энн, изобилующее речками и болотами, было не самым здоровым местом в округе. Многие здесь заболевали лихорадкой, которая переносилась бесчисленными москитами, и умирали. Но отец? И Роберт? Неужели они умерли?

Она едва могла поверить этому. Мать же печально поникла головой, слезы ручьями текли по ее щекам. Наверное, это правда. До этого мать никогда не плакала.

Новая волна страха окатила ее.

— А ты тоже больна?

Мать отрицательно покачала головой.

— Нет, дорогая, — тихо ответила она. — Вы все заболели, а я… Лихорадка не коснулась меня.

В голосе матери чувствовалась горечь. Дженни было всего девять лет, и она не могла взять в толк, почему мать чувствует себя виноватой. Может быть, оставаясь совершенно здоровой и видя, как страдают и умирают на ее глазах дорогие ей люди, она просто возненавидела себя?

— Дорогая, — наконец нарушила молчание мать. — Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала. Если… если со мной что-нибудь случится, обещай, что ты сразу же пойдешь к дяде. Он тебя примет.

Дженни наморщила маленький носик. Она нечасто встречалась с дядей, и он ей не очень-то нравился. Страшно представить, как она будет жить у него.

— Ты же сказала, что не была больна, — сказала она. — Что же с тобой может случиться?

— Обещай же мне, — вместо ответа произнесла мать строго. Она уже потеряла мужа и сына. Если и ей придется умереть, то пусть хоть дочь выживет. — Должен же о тебе кто-то позаботиться, если со мной что-то случится.

— Я обещаю, — грустно кивнула Дженни.

Мать ласково погладила ее по голове.

— Какая же ты хорошая дочь, — ласково сказала она, потом выпрямилась и поспешно добавила: — Вот тебе и лучше, дорогая. Теперь я прилягу, а когда встану, то пойду посмотреть табак.