И не важно, что у девчонки куриные мозги. Диана едва ли могла сложить два и два, и тем не менее Грей обожал ее. Кэтрин знала по опыту, что настоящие мужчины не требуют особого интеллекта от красивых женщин. Главное, чтобы девушка перестала смущаться по каждому поводу и научилась флиртовать, улыбаться, трепетать ресницами…

Итак, план Кэтрин окончательно созрел. Она улыбнулась Дженнифер, которая все еще смотрела на себя в зеркало. Однако внешность бывает обманчива, подумала Кэтрин.

За обедом все было ужасно. Муж Дженнифер, изрядно напившись, сидел во главе раздвижного стола красного дерева и зло вращал глазами, а Кэтрин вела светский разговор, будто ничего не случилось. «Может быть, — думала Дженнифер, — у них это в порядке вещей?» Может быть, ей придется смотреть на Грея, пьяного и сердитого, через этот вот стол каждый вечер до конца своих дней.

Опустив глаза, она осторожно огляделась по сторонам. Столовая была обставлена так же богато, как и весь дом. Мерцание свечей отражалось на фарфоре из Челси, расписанном вычурными цветами, птицами и бабочками. Над камином висел портрет мужчины с ястребиным носом и в напудренном парике, судя по всему, отца Грея. У джентльмена на портрете было такое же мрачное лицо.

У камина располагался мраморный сервировочный столик. На нем стояли несколько серебряных подсвечников с тонкими восковыми свечами. Эти свечи из пчелиного воска не так сильно дымили и не так едко пахли, как те, к которым привыкла Дженнифер. Надо же, какая расточительность! Дженни следила за освещением таверны, и для того, чтобы запастись свечами на месяц, ей надо было целый день тяжко трудиться, заливая жир в формы.

Стенные панели в столовой отливали золотом, обивка на креслах тоже была такого же цвета. Сами кресла украшала резьба в стиле Чиппендейла. Подлокотники в виде собачьих морд с жутким оскалом напоминали ей хмурое лицо мужа.

Даже в этом наспех подогнанном с помощью булавок, но все же элегантном шелковом платье Дженнифер чувствовала себя неловко среди всего этого великолепия. Подняв глаза, она наткнулась на жуткий взгляд Грея, который яростно сверкнул глазами. Дженнифер в панике заморгала.

— У нее отвратительные манеры, — бросил он сестре с некоторым удовлетворением.

Дженнифер обратила взгляд на Кэтрин с немой мольбой о помощи. Она и без грубого замечания Грея чувствовала себя неловко, когда ела на фарфоре и серебре соленую виргинскую ветчину и сочную дикую утку. В какой-то момент она даже пожалела о своей таверне, где можно было ходить в домотканом грубом платье и есть простую пищу с оловянных тарелок, как и полагалось ей по рождению.

— Не обращайте на него внимание, Дженнифер, — ласково сказала Кэтрин, — мы быстро научим вас хорошим манерам. В конце концов, никто не рождается, зная, как надо правильно держать вилку.

— Она здесь чужая, — прорычал Грей раздраженно. Его горящий злобой взгляд по-прежнему был устремлен на Дженнифер. — Она должна жить на конюшне и обедать вместе с лошадьми.

Кэтрин чуть улыбнулась. В отличие от Дженнифер она все прочитала на лице Грея. Он был в смущении! В смущении от того, что невзрачная маленькая куколка, которую он привез, на его глазах превратилась в прелестную бабочку. Он и представить себе не мог, что она так выглядит. И теперь, сидя за столом напротив красивой женщины, он был в смятении. Грей находил Дженнифер очень привлекательной, и это раздражало его.

Кэтрин с удовлетворением подумала, что мужчины все-таки на редкость предсказуемы. Все шло согласно ее плану. Она прекрасно знала, что Грей не останется безразличным к красоте Дженнифер, пусть сама девушка его и не волнует. Пытаясь позлить его еще сильнее, она сказала:

— Надеюсь, вы согласитесь со мной, что Дженнифер выглядит как настоящая леди. Изумрудно-зеленый цвет ей очень идет, не находите? — Грей ничего не ответил, только нервно заработал желваками. Кэтрин же спокойно продолжила: — Я решила не накладывать пудру на ее волосы. Слишком уж необычен цвет ее волос.

Она никогда прежде не видела таких блондинок с волосами, отсвечивающими послеполуденным солнцем. Волосы Дженнифер она собрала сзади в пучок, и это оставило открытой изящную линию девичьей шейки. Грей не без труда перевел взор на сестру.

— Если вы хотите сделать из нее образец дамского поведения, — холодно сказал он, — то должны приучить ее накладывать на волосы помаду и пудру. Иначе ее найдут странной, как находят меня, потому что я предпочитаю быть самим собой. Но мне кажется, вы не будете уделять ей чересчур много внимания, потому что задача слишком трудна.

— Сомневаюсь, — возразила Кэтрин, не желая выходить из себя. — Я собираюсь сделать ее образцом дамского поведения, как вы выразились, и мне кажется, это не так уж сложно.

Грей иронично усмехнулся:

— Думаю, вы не правы.

Кэтрин тотчас с удовольствием отметила, что его взгляд то и дело обращался к Дженнифер.

Наконец был подан прекрасный десерт, и тяжкое испытание обедом закончилось. Дженнифер взлетела по лестнице в свою комнату, которую за это время успели вычистить от пыли и проветрить. Рабыня помогла ей снять зеленое платье и развела в камине огонь. Оставшись в одной рубашке, девушка легла на кровать красного дерева, накрытую темно-синим покрывалом, и устремила взор наверх, на балдахин.

Она нисколько не сомневалась в том, что никому из обитателей дома не понравилось ее появление. Несмотря на добрые слова и благожелательность, Кэтрин тоже наверняка еле ее терпит. Она явно хочет остаться здесь хозяйкой и по-прежнему управлять этим маленьким мирком, который называется Грейхевен.

Дженнифер была достаточно умна для того, чтобы понять, что стремление Кэтрин превратить ее в леди — всего лишь попытка досадить брату. Тот, конечно, сам объявил ей войну, приведя в дом в качестве жены девчонку из таверны. И выиграл первую битву, шокировав и оскорбив сестру. Та же, как хороший стратег, вовлекла его в другую стычку, объявив о своем намерении превратить его жену в леди. И Дженнифер оказалась не более чем пешкой в их семейной игре за влияние и власть. И Кэтрин совсем нет дела до ее благополучия.

И Грею, Грею она нравилась еще меньше, чем Кэтрин!

Она никогда раньше не подозревала, что обидеть человека можно разными способами. Физическое наказание ее дядюшки, несмотря на боль, ни в какое сравнение не шло с душевными муками, которые доставлял ей Грей. Пусть уж лучше ее бьют, чем сносить каждый день едкие замечания и холодные взоры мужа! Дженни стала понимать, что отныне будет подвергаться ежедневной пытке. Даже если она будет избегать его в течение дня, то вечерами ей все равно придется сидеть с ним за обеденным столом. И Грей станет срывать на ней свою злость.

Эти мысли растревожили ее, растревожили настолько, что она стала беспокойно ворочаться в постели, несмотря на непривычно пуховую перину и пружинный матрас. Наконец, поняв, что не заснет, Дженни тихо поднялась, натянула свое старое платье цвета индиго — без посторонней помощи она не смогла бы надеть это проклятое зеленое платье! — зажгла свечу с помощью трутницы, стоящей на столике возле кровати, и тихонько стала спускаться по лестнице.

Еще живя у дядюшки, она часто выскальзывала из таверны, чтобы полюбоваться на звезды. Это были те немногие минуты в ее жизни, когда она, свободная от работы и обслуживания посетителей, могла побыть наедине с собой. Лежа на травке, глядя в небо на переливы света, Дженни наслаждалась музыкой, которая звучала у нее в голове. Как-то раз она призналась дяде, что порой слышит разные звуки и красивые мелодии, он тут же шлепнул ее и сказал: — Паршивая сучка!

С тех пор она никому об этом не говорила, даже Кэрк, боясь, что ее сочтут за сумасшедшую. Правда, эту чудесную музыку она слышала, только когда чувствовала себя умиротворенной. Как жаль, что умерли ее родители! Ей оставалось только смотреть на звезды, чтобы в душе у нее воцарились покой и мир.

Осторожно пробираясь к массивной входной двери, Дженни услышала чей-то голос. Грей! Похоже, он говорит сам с собой. Может быть, он такой же сумасшедший, как и она, Дженнифер?

Старательно избегая шума, она тихо пробиралась мимо двери кабинета, из-за которой слышался голос. Дверь была приоткрыта, и она осторожно заглянула туда. Ее муж сидел в обитом кожей кресле, его загорелое лицо тускло освещалось оплывшей свечой, стоящей на краю письменного стола. Пустой взгляд его темных глаз был прикован к портрету, висящему над камином. Похоже, он обращался именно к нему.

— Мне вас не хватает, — произнес он хриплым голосом, — мне вас так не хватает!

Хотя по голосу чувствовалось, что он пьян, эти слова были исполнены любовью и страстью:

— Я хочу, чтобы вы были здесь, со мной…

Грей замолчал, словно ждал ответа.

Дженнифер затаила дыхание, но внимание Грея было полностью приковано к портрету. Он сошел с ума, решила она, но не испугалась, а едва не заплакала от жалости к нему. Ее вовсе не опечалило, что муж нездоров, потому что она и себя считала не вполне нормальной. Да кто может определить, здоров ли психически человек в этом сумасшедшем мире?

На лице Грея была написана такая печаль, что всякий пожалел бы его, даже Дженнифер, которая не привыкла проявлять свои чувства.

Грей что-то забормотал, но очень тихо, Дженни не смогла разобрать слова. Быстро взглянув на портрет, висящий над черной каминной полкой, она увидела красавицу с холодными как лед голубыми глазами и белыми будто снег светлыми волосами. Декольте голубого атласного платья венчало облако кружев, на корсаже алела роскошная роза. Дженнифер перевела взгляд с портрета на опустошенное лицо Грея и все поняла.

Он говорил с Дианой.

Теперь голос Грея стал громче, он будто спорил с портретом:

— Я знаю, мне нельзя было привозить ее сюда, любимая, но я женился только для того, чтобы меня оставили в покое. Наедине с тобой. — Он ненадолго замолчал. — Пожалуйста, не сердись на меня, дорогая.

Дженнифер догадалась, что Грей умоляет Диану не злиться из-за того, что он заменил ее другой.

— Пожалуйста, пойми, я не хотел причинять тебе беспокойство. Вернись дорогая, прошу тебя, вернись! — И Грей съежился в кресле, устало уронив голову на руки. — Вернись… вернись…

Дженнифер все смотрела в щелку, а глаза ее расширялись от удивления: ее холодный суровый муж плакал как дитя.

Глава 6

— О Боже, Боже, как мне вас не хватало!

Грей злобно взглянул на свою любовницу, на лице его не отразилось никакой привязанности и любви.

— Полагаю, вам просто не хватает чувственного удовольствия, которое я вам доставлял.

Он тотчас коснулся ее рыжеватых волос, обнаженных грудей и легонько потеребил соски, которые набухли под холодным январским ветерком.

— В самом деле, Грей, мне так вас не хватает. Как и наслаждения, которое вы мне доставляете.

Грей равнодушно пожал плечами и отвернулся. Получив физическое удовлетворение, он потерял к ней всякий интерес. Ее тело, довольно пышное, но упругое, поражало своей красотой, но он уже утолил свою страсть, и ему не было до любовницы дела. Теперь она была не нужна ему.

Застегнув панталоны, Грей стряхнул высохшие сосновые иголки с чуть растрепанной одежды. Обычно они встречались в отдаленной, заброшенной хижине, где раньше жили рабы, но после шести недель воздержания Грей был очень нетерпелив. Стоявшая последние недели холодная погода сменилась теплым, почти весенним днем, и они занялись любовью прямо в лесу, лежа на его красивом шерстяном плаще.

— Наша разлука длилась более месяца, и у вас была прекрасная возможность улучшить отношения с мужем. — Грей многозначительно посмотрел на женщину. — Или с каким-нибудь другим мужчиной.

— Грей! — протестующе воскликнула она, невинно сверкнув золотистыми глазами. — Вы же знаете, что у меня больше никого нет!

— Вот и скажите это своему мужу, — холодно ответил он.

Она приподнялась на локте и прикрылась от прохладного ветерка плащом, который был расстелен на земле.

— Вы чувствуете себя виноватым, Грей? — Она коварно улыбнулась. — Может быть, в вас заговорила совесть?

— Господь уберег меня от этого, Мелисса. Почему я должен ощущать вину из-за того, что занимаюсь любовью с замужней женщиной? Если ваш муж не в состоянии сделать вас счастливой, то должен же он понимать, что вы будете искать удовольствие на стороне.

Грей так и не посмотрел в ее сторону. Значит, он все же ощущает вину, но не перед ней, Мелиссой, — он никогда не делился с любовницей своими мыслями, — а потому, что предает Диану. Во время любовных утех он был воплощением нежности и страсти, но потом на лице его всегда появлялась этакая брезгливость, будто он терял всякую способность контролировать свое поведение.