Меня это поразило, так заботится обо мне, но ни разу не глянул в мою сторону. Голова у меня горела и кружилась, все силы разом оставили меня. Борис повел меня, поддерживая, словно инвалида. Я полезла в карман, но ключи были у Бориса, он открыл двери и ввел меня в квартиру. В прихожей при ярком свете я увидела, что дубленка испачкана в крови, но сейчас мне было все равно. Я села в прихожей прямо на пол, прислонившись к стене. Борис хотел поднять меня, но передумал, прошел в ванную комнату, включил воду и стал наполнять ванну. Когда он вышел, я сказала, вернее, прохрипела, преодолевая головокружение:

— Осмотри мою голову, затылок не разбит? Голова кружится.

Он осмотрел, сказал, что разбит, но совсем немного, обработал рану перекисью и стал раздевать меня. Я ему не помогала, сидела словно кукла. Мыл меня тоже он, словно грудного ребенка, очень осторожно, стараясь не трясти. На уже расстеленную постель он перенес меня на руках, накрыл, положил рядом Бо. Вскоре зазвонил телефон, судя по всему, это был Пестов, интересовался моим здоровьем. Борис сказал ему про мою разбитую голову, выслушал ответ и отключился.

Повернувшись ко мне, он сказал:

— Не спи, сейчас приедет врач.

Мне показалось, что лицо у него недовольное, удивилась, насколько смогла в этом состоянии, но причина его недовольства тут же выяснилась. Он полез в шкаф, порылся и вытащил футболку. Ага, сообразила я, его волнует, что сейчас приедет врач, возможно мужчина, а я голая. Я хотела хихикнуть, но у меня не получилось, только закашлялась, голова тут же отозвалась болью. Очень осторожно Борис натянул на меня футболку. То ли оттого, что он меня ворочал, то ли еще отчего, но мне стало хуже, я закрыла глаза, несмотря на его настойчивые призывы не спать. Я не спала, но и не бодрствовала, а так, словно плыла куда-то. Когда пришел врач, и в самом деле мужчина, я открыла глаза, но на вопросы не отвечала, за меня что-то говорил Борис. Вскоре врач ушел, Борис, кажется, что-то положил мне на голову — то ли лед, то ли мокрую тряпку, — мне стало лучше, и я уснула.


Проснулась я утром. Возле меня на краешке постели сидел Алексей Степанович, держа на коленях моего Бо, а Борис сновал из кухни в комнату, накрывая завтрак. Чувствовала я себя гораздо лучше, хотела бодро поздороваться, но таким хриплым голосом разве нормально поздороваешься? Мне никто не ответил, Борис наливал в стакан сок, а Пестов, похлопав по игрушке, положил ее мне на колени и сказал, слегка мазнув по мне взглядом:

— Выздоравливай, я вечером зайду, — и тут же ушел.

— Какой-то он странный, ты не знаешь почему? — выдавила я из себя.

Борис подал мне стакан сока.

— Чувствует себя виноватым в том, что случилось с тобой. Да он и вправду виноват!

— Здрасьте! — прохрипела я. — В чем это?

Борис недовольно нахмурился:

— Не понимаю, что ты его защищаешь? Он сам мне сказал, что виноват перед тобой.

— Я его не защищаю, а говорю как есть. — Я хотела еще что-то сказать, но устала хрипеть, да и Бориса огорчала моя защита Пестова, видимо, он и в самом деле считал его виновным. Потом все разъяснится, подумала я, тем более что я и сама многого не понимаю.

Весь день Борис был при мне. Зная, что мне трудно говорить, старался говорить сам. Я его слушала и улыбалась, не потому, что он говорил что-то смешное, а просто потому, что я жива, он рядом и заботится обо мне. Накормил меня обедом, но я ела мало, не было аппетита. После обеда я поспала немного, а он сходил в аптеку и принес какую-то микстуру. Микстура была горькая, и я пила ее зажмурясь. Но после второго приема этого снадобья голова окончательно перестала кружиться, только глухо болела и даже голос стал менее хриплым. Пестов пришел около восьми вечера, вид имел утомленный, но довольно веселый, а главное, уже не отводил взгляда.

— Ну что, Сашка, как себя чувствуешь? Вижу, что лучше, вот и нос уже не такой распухший, еще день-два — и синяки с лица сойдут.

Я посмотрела на него ошарашенно, потом вспомнила удар кулаком в лицо и хмыкнула:

— Так вот, значит, почему вы на меня не смотрите, я страшна как смертный грех! А Борис уверяет меня, что вы чувствуете себя виноватым.

Бориса удивило и это обращение ко мне — Сашка, и сама манера моего разговора с Пестовым. Он помог мне сесть в кровати поудобнее и слегка обнял, словно демонстрируя Пестову свое право меня обнимать.

Я скрыла улыбку и спросила:

— Ну ладно, я хриплю, потому и не говорю много, но вы-то что оба молчите? Рассказывайте, что было вчера.

Алексей Степанович кивнул Борису: давай, мол, сначала ты. Борис начал:

— Когда ты мне позвонила, я был уже возле твоего дома, видел, как ты вышла с каким-то типом из подъезда и села в черный джип. Мне это не понравилось, и я позвонил Алексею Степановичу. Тот сразу спросил номер джипа, услышав, выругался и велел срочно ехать к его офису, там мы с ним встретимся и поедем дальше, поскольку он знает, чья это машина, и догадывается, куда она направляется. Но он ошибся. Когда мы поехали по указанному им адресу, кто-то позвонил ему и сообщил, что только что видел, как люди Козыря привезли на Северную улицу его бывшую секретаршу Асю. Он велел звонившему наблюдать и вмешаться только в крайнем случае. Мы развернулись и поехали на Северную. Когда приехали туда, там уже все было закончено. Но тебя мы не нашли, только твою дубленку с пятнами крови.

Борис замолчал, Пестов пока рта не открывал. Я настойчиво посмотрела на Него, он вздохнул и начал свою часть объяснений:

— Я не знаю, что ты хочешь услышать от меня. Почему тебя увезли, ты, наверно, поняла уже по тому, какие вопросы тебе задавали, правильно? Ну, ты же умница. На днях я уже говорил тебе, что сделал ошибку, взяв тебя к себе на работу. Я вот только понять не могу, почему они были так уверены, что ты много знаешь? Кто навешал им этой лапши на уши? Как-то не верится, что это их прокол. Кто-то специально подвел мину под тебя. Знать бы кто, ноги бы повыдергал!

— Даже если это будут ноги красивой женщины? — словно между прочим поинтересовалась я хриплым полушепотом.

Оба как по команде уставились на меня.

— Кто?! — подался ко мне Пестов.

— Это точно или только твои предположения? — предостерег меня Борис, и мне показалось, что он догадывается, кого я имею в виду.

— Даже если только предположения, все равно, кто? — допытывался Пестов.

— Доказательств у меня нет, честно говоря, даже предположений нет. Я говорю о Норе.

Лицо Пестова выразило недоумение.

— Нора и Козырь? Да они не могут быть знакомы, их дороги слишком разные и не пересекаются.

— Жаль разрушать ваше прекрасное мнение о ней, но дороги их пересеклись. И не надо так смотреть на меня, я — не она и зря наговаривать на человека не стану.

Борис молчал и смотрел угрюмо в пол. Алексей Степанович смотрел с откровенным недоверием. Эк она ему голову задурила, ведь вроде бы умный мужик.

— Я не знаю, как зовут того типа, к которому меня привезли, Козырь или нет, но он знает Нору, и довольно близко. И его подручный, которого зовут Сашка, тоже знает ее, это он приезжал за мной. Они говорили при мне о ней не таясь. По-моему, Козырь спал с ней, но ручаться не буду, потом она ему явно чем-то насолила, он морщился, вспоминая о ней.

— Не понимаю, все-таки это странно, — не сдавался Пестов.

Я бы даже восхитилась тем, что он защищает понравившуюся ему женщину, если бы это была любая другая, но не эта щучка Нора.

— Кажется, я догадываюсь, чем она ему так насолила, — неожиданно сказал Борис.

Теперь удивилась я. Борис встал, вытащил из внутреннего кармана пиджака, висящего на стуле, плотный белый пакетик, открыл его и вытряхнул на столик изящный золотой браслет. Пестов взял браслет, осмотрел, положил назад и негромко спросил:

— Откуда он у тебя?

Лицо его было спокойно, но глаза смотрели так, что было понятно — Нора приобрела в его лице серьезного врага.

— Нора дала починить, у него замок был сломан, дала давно, еще полгода назад. Я его починил, а отдать все как-то не получалось.

— Это браслет жены Козыря, после ее гибели он его всегда при себе носил, как память. Нужно быть последней дурой, чтобы украсть эту вещицу, сколько бы она ни стоила!

Мужчины угрюмо молчали, но мне еще многое хотелось выяснить, Нора — это только эпизод.

— А что с людьми Козыря? — задала я вопрос, уже несколько часов не дающий мне покоя.

— Странный вопрос, почему тебя так волнуют его люди? — холодно поинтересовался Пестов.

— Но они все живы? — не унималась я.

— Чтобы ответить на твой вопрос, я должен знать, сколько их там было, а я этого не знаю. Если тебя интересуют трупы, то их два.

— А как… — голос мой дрогнул, — отчего они погибли?

— Что ни вопрос, то задача! — ответил Пестов, глядя на меня с веселым интересом. — Застрелены. Такой ответ тебя устраивает?

— Вполне! — ответила я с облегчением.

— Тебя только трупы волнуют, а пострадавшие, отправленные в больницу не интересуют? — продолжал веселиться Пестов.

— А есть и такие? — опять заволновалась я.

— Ну, в больницу никто не отправлен, но к врачам, надо думать, несколько человек обратилось. А теперь, когда я удовлетворил твое любопытство, будь добра, удовлетвори и ты мое. К чему ты задаешь эти вопросы? Уж не поцарапала ли ты кого, убегая?

— Поцарапала! Вам бы только смеяться, а мне совсем не весело, я, наверно, покалечила трех человек, и мне не по себе от этого. Раньше я лечила, может быть, спасала от смерти, а теперь калечу. Мне это совсем не нравится.

После моих слов Алексей Степанович стал звонить кому-то, расспрашивать, уточнять, потом закончил разговор и повернулся ко мне:

— Сначала о трупах. Убит один мой человек, тот, что первым полез, и один Козыря. У него глаз был немного поврежден, и, видимо, не только глаз, но и мозги, потому что он лез как ненормальный, убил моего парня и просто вынудил его пристрелить. Пострадал шофер Козыря, но не сильно: когда мы вчера туда приехали, он уже был на ногах, головой только мотал. И один человек пострадал, видимо, сильно, но был живой, стонал. Его унес на руках здоровый, как слон, мужик, оказавшийся совсем безобидным, видимо, Козырь его для устрашения держал.

— Это Шкаф! — пояснила я.

— Действительно шкаф! — согласился Пестов. — Но скажи-ка мне, как это ты их всех отделала?

Я рассказала все подробности, включая допрос Козыря.

— Никита! — сказал с восхищением и легкой насмешкой Пестов.

Мои синяки уже не пугали его — он смотрел на меня с явным удовольствием. И мне стало понятно, что они и раньше не пугали его — пугала мысль, что меня насиловали, мучили. Спросить меня прямо не мог, но переживал, а сейчас я сняла камень с его души. Борис тоже просветлел как-то, хотя все время молчал.

— Ну и чтобы завершить эту тему, должен сказать, что и сам Козырь пострадал, но очень уж непонятно. Он был убит в тот же день поздно вечером на Ленинградском шоссе, когда вышел из машины возле дома своей любовницы. Это явно чья-то месть, так как труп не был ограблен, при нем были деньги, золотые часы и прочее добро. Козырь известен своими криминальными связями, поэтому милиция копать не будет, спишут на разборки между своими. Я, конечно, тоже убийцу искать не буду, но очень бы хотелось знать, кто автор этого дела, вдохновитель, так сказать. Поблагодарил бы его, руку бы пожал, что за тебя, Ася, отомстил и с меня одну из проблем снял.

Я не вздрогнула, слушая его, но мысль, что это вполне могло быть следствием моего телефонного хулиганства, мне пришла, и я потупилась, чтобы не выдать себя. Не хватало еще, чтобы стало известно, что он погиб из-за меня! От этих тревожных размышлений меня отвлек неугомонный Алексей Степанович:

— Ася! Я ведь чуть не забыл со всеми этими разборками. Нашелся след Юлькиного брата — Константина Стропилина. Строго говоря, он ей никакой не брат, просто сын Стропилина, за которого Юлькина мать вышла замуж, ты, наверно, помнишь?

Я кивнула, еще бы, все, что он сообщил мне, я помнила назубок.

— След, к сожалению, остывший. Этот псевдобрат еще летом уехал в Германию по приглашению, сроком на месяц, но не вернулся. С тех пор о нем ни слуху ни духу. Так что и с этой стороны к этой проклятущей Юльке не подберешься! Может быть, этот брат к твоей истории вовсе не причастен, но расспросить бы его не мешало. К тому же что-то подсказывает мне, что этот Костик очень даже при чем.

При слове «Костик» словно что-то мелькнуло у меня перед глазами и тотчас пропало, я вздрогнула и сильно побледнела. Борис встревоженно склонился ко мне. Пестов вскинул голову:

— Ты что-то вспомнила? Вспомнила? Я медленно покачала головой: