Врач-гинеколог оказалась женщиной румяной и добродушной.

— Поздравляю вас, вы беременны! — сказала она мне.

— Уже? — пролепетала я и переспросила: — А это точно, вы уверены?

— Совершенно уверена, срок, конечно, маленький, четыре-пять недель, но плод хорошо прощупывается.

Выйдя из здания, я присела на ступеньки. Пять недель! Это что же получается? Для ребенка Бориса пять недель слишком мало, для Стаса слишком много. Тут я спохватилась, что мне нельзя сидеть на холодном камне, и перешла в машину. Как бы то ни было, но это ребенок мой, и я его люблю! Что-то у меня вертится в голове, ах да, все тот же сон.

Ребенка хотел отобрать Пестов, а этот-то почему? Алексей Степанович, ну… даже не знаю, как назвать его! Все успел: и мебель поменять, и обои поклеить, и ребенка мне сделать! То-то он все спрашивал, что я помню. Главное, что я не могу с ним говорить об этом, он никогда не должен узнать правду. О самом ребенке он, естественно, узнает, этого не скроешь, но вот с отцовством придется что-то придумать, и понадежнее, ведь Пестов тот еще лис! Но моего ребенка он не получит, хватит с него Валерика. Домой я приехала сама не своя. Я не горевала, ребенок — это радость, грех горевать. Но Стас! Вот где таится боль! Что я скажу ему через два дня? Едва успев с ним встретиться и полюбить, я его теряю. Стас, ты моя любовь и мое мучение!


Стас приехал в воскресенье после обеда, я стояла у окна и видела, как он вышел из машины. Часа через два он звонил в мою дверь. Открывать мне не хотелось, но объясняться когда-нибудь придется, и я открыла. Он вошел с цветами и плюшевым слоником, веселый, нарядный, волосы еще слегка влажные после душа. Дрожащими руками я приняла от него подарки, тускло поблагодарила, закрыла дверь и предложила пройти в гостиную.

— Лучше на кухню, мы ведь будем пить чай? У нас же с тобой традиция. Или ты думаешь, что я не принес конфет? Ошибаешься! Коробка привязана к спине этого симпатичного слоника, он ее прячет. Ну, улыбнись же, Ася, ведь я вернулся! Я так по тебе скучал!

Я посмотрела на него больными глазами, его нежная шутливость резала по сердцу, как нож, и повторила:

— Пойдем в гостиную.

Там я первым делом села в кресло, боясь, что откажут ноги.

— В чем дело, Ася? И не смотри на меня так безнадежно, что бы ни случилось, мы справимся, нас двое, мы сила!

— Нет, Стас, нас не двое. Ты один, и я одна, теперь будет только так. Прости, я не могла знать, что так получится, мне тоже больно, очень больно, но сделать ничего нельзя, мы должны расстаться!

— Подожди, я еще не могу сказать, что мне больно. Я зол, растерян и ничего не понимаю. Скажи, в чем дело, кто виноват?

— Никто не виноват.

— Ты мучаешься, я же вижу. И никто не виноват?

— Мучаюсь из-за тебя, из-за того, что нам нужно расстаться, но это необходимо. Мы теперь просто соседи, но не приходи ко мне ни за спичками, ни за солью, вообще не приходи! А теперь все, иди!

— Ты хочешь, чтобы я ушел? Еще недавно ты радовалась мне, а сегодня прогоняешь и при этом страдаешь сама, значит, это не другая любовь, — единственное, с чем мне пришлось бы смириться. И не надо смотреть на меня глазами больной собаки! Если я сейчас как последний идиот уйду, то твоя боль со мной не исчезнет, она останется, поэтому я остаюсь. Я человек практичный, романтики во мне нет ни на грош, на ахи и охи меня не возьмешь, так что давай разбираться. И не вздумай уверять, что ничего не можешь мне объяснить, еще как можешь! У тебя что, СПИД?

— Ты что, с ума сошел?

— О, вот видишь, кое-что ты объяснить можешь. Пойдем дальше. Ты выходишь замуж?

— Нет.

— Уезжаешь в другой город или в другую страну?

— Нет.

— У тебя смертельная болезнь, которая не сегодня завтра сведет тебя в могилу?

— Нет.

— Мама с папой не разрешают тебе со мной встречаться?

— У меня нет никаких родственников.

— Что, совсем? Жаль, я рассчитывал на тещу, кто мне будет блины печь? На все мои вопросы ты ответила отрицательно, так какого черта ты устраиваешь тут представление? Сама мучаешься и меня мучаешь!

Он подошел ко мне, взял за плечи, вгляделся в глаза, я шмыгнула носом, он нагнулся, все еще не отпуская меня, провел губами по виску, щеке и нашел мои губы. Я с такой силой рванулась из его рук, что он чуть не упал. Я отскочила, секунду смотрела на него в панике, потом, зажав рот рукой, полетела в туалет. Прополоскав потом в ванной рот и почистив зубы, я вернулась в гостиную. Стас с интересом оглядел меня с головы до ног.

— Значит, ты беременна?

Мне показалось, что потолок рухнул мне на голову! Я хотела что-то сказать и издала лишь слабый писк, но все же быстро справилась с собой.

— Теперь ты все знаешь, и у тебя нет причин здесь оставаться.

— Поскольку ты не бросилась мне на шею с радостным криком, ребенок этот не мой, так? Судя по всему, забеременела недавно, буквально накануне нашего знакомства или в первые дни. Ну и кто же счастливый отец?

Я покраснела, потом побледнела, сжала руки. Как можно объяснить такую запутанную ситуацию? Никак. О Пестов, чтоб тебя на том свете черти жарили на больших сковородках!

— Ты думаешь сейчас обо мне ужасно, но это не так… а впрочем, все это не имеет теперь никакого значения. Я беременна и буду рожать — вот и все, что я могу тебе сказать.

— Мудрое решение! Но раз, как ты сказала, ты замуж не выходишь, значит, собираешься растить ребенка одна?

— Да.

— А вот это не мудрое решение. Надо сказать отцу ребенка, ты обязана это сделать, если не ради него или себя, то ради самого ребенка.

— А не пойти ли тебе к черту, Стас? Сидишь тут на диванчике и рассуждаешь о моих обязанностях! Да кто ты такой?

Мою возмущенную речь прервал неожиданный смех Стаса.

— Ого! Вот такой ты мне нравишься! Гнев тебе больше к лицу, чем слезы и собачья тоска в глазах.

Я рассвирепела, но громкое и отчетливое бурчание в моем животе свело на нет все мои усилия по защите собственного достоинства. Я покраснела и замерла с приоткрытым ртом. Стас с притворным кряхтением поднялся с дивана.

— Ребенок хочет есть, пойдем его кормить. С беременными женщинами всегда так, только разговоришься на возвышенные темы, они сразу то есть хотят, то спать, то в туалет.

Он взял меня за руку и потащил в кухню, мне было неловко, и я огрызнулась:

— И много у тебя было беременных женщин?

— Ты будешь первая.

Притащив меня в кухню, он собрался усадить меня, а сам хотел шуровать по хозяйству, но я взвилась:

— Я не параличная! Сама все сделаю, не понимаю, почему ты не идешь к себе?

— Что значит — почему? Хочу поесть на халяву! И в четыре руки мы быстрее что-нибудь сделаем, или ты хочешь дождаться, когда и у меня в животе заурчит?

Я начала готовить, он помогал, довольно быстро мы приготовили сносный ужин и сели есть. Сначала молчали, потом Стас пустил пробный шар:

— Смотри, как у нас вместе хорошо получается. Я промолчала. Тогда он зашел с другого бока:

— Неужели ты так и не скажешь ему?

Поняла я не сразу, а когда поняла, ответила твердо:

— Нет, не скажу.

— Он женат? Или просто не любит детей и разозлится, если узнает?

— Да, он женат, детей очень любит и был бы на седьмом небе от счастья, если бы узнал, но не узнает, надеюсь, никогда.

— Ты так ему мстишь.

— Я понимаю ход твоих мыслей, но нет здесь никакой мести. Я очень прошу тебя, не копайся в этом, и вообще в моей жизни нет ничего стандартного, традиционного, если уж я влипаю, то влипаю на всю катушку. Все, что ты можешь сделать, — это убрести к себе за стенку, хвост можешь не поджимать.

— Да ладно, подожди ты, уйду я когда-нибудь, время-то еще детское! Ты же не ложишься спать в семь часов? Я уйду, и что ты будешь делать, телевизор смотреть? Это банально и скучно. А я хочу предложить тебе что-то более интересное, с перспективой и не банальное. Слушаешь? Нет, ты не так слушай, ты открой глаза пошире и развесь уши. Короче, Ась, хватит ломаться, выходи за меня замуж, там все и обсудим: где поставить кроватку и как назвать ребенка.

— Ты что, издеваешься надо мной?! Да я…

— Ася, Ася! Тебе вредно волноваться. Поясняю для непонятливых. Я вовсе над тобой не издеваюсь, а зову замуж, и уверяю тебя, может, это не самое лучшее, но и не самое худшее, что может случиться с тобой. Я человек не такой уж плохой, веселый, общительный, ем не больше чем средних размеров слон. Так что выходи за меня и не думай, я твой счастливый лотерейный билет!

Мы проговорили с ним еще больше часа, ни до чего не договорились, я разозлилась и выгнала его. На следующий день, перед работой, он звонил мне в дверь, но я не открыла. Вечером опять раздался звонок в дверь, очень длинный и только один. Мне стало любопытно, я подкралась к двери и посмотрела в глазок — никого. Слегка приоткрыла дверь, ожидая, что Стас откуда-нибудь выскочит, не выскочил, тогда я открыла пошире. Перед моей дверью на коврике сидели три плюшевых крокодила и смотрели на меня, все три разные! Хотела закрыть дверь и оставить их на коврике, но не смогла. Схватив в охапку, я отнесла игрушки на диван в гостиной, а когда вернулась, чтобы закрыть дверь, оцепенела от ужаса. Мало того, что в коридоре стоял Стас, так еще и Пестова принесла нелегкая, выбрал момент для визита! Я криво улыбнулась, поздоровалась и пригласила обоих пройти в гостиную, совсем забыв про плюшевый зверинец. Мужчины расселись по креслам, а я села на диван, рядом с крокодилами. Стас смотрел с интересом, Пестов же был раздражен и не скрывал этого. Я спохватилась и познакомила их, рук они друг другу пожимать не стали, ограничились кивком. Пестов угрюмо начал:

— Ася! Я просил тебя не выключать телефон. Целый день не могу дозвониться! Я же волнуюсь! И что у тебя тут за зверинец, ты стала увлекаться игрушками?

Я судорожно вспомнила, куда сунула телефон, в последние два дня я вообще о нем забыла, вопрос об игрушках не сразу дошел до меня, пока Пестов в раздражении не стукнул ближайшего к нему зверя, от чего тот свалился.

Стас подошел, посадил игрушку на место и, ослепительно улыбаясь, сказал:

— Это я демонстрирую Асе, какой из меня выйдет замечательный отец!

— А что, уже стоит вопрос о ребенке? — быстро спросил Пестов, поворачиваясь ко мне.

Мне немедленно захотелось провалиться вниз до первого этажа. Я только облизала губы, готовясь к ответу, Стас опять вылез:

— Нет, конечно, что вы! Но встанет, как только она выйдет за меня замуж.

Пестов, по-моему, заподозрил, что Стас валяет перед ним ваньку. Сердито оглядев нас, он сказал:

— Выходишь ты замуж или нет, но телефон не отключай!

Я успела еще спросить о Маринке, но он махнул рукой:

— В бегах! — и ушел, сгорбившись.

ЭПИЛОГ

У Стаса оказалась бульдожья хватка, не знаю, что он нашел во мне такого привлекательного, но только вцепился, не отцепишь! Сражалась я с ним, сражалась, а потом спросила себя: а что я, собственно, делаю? Ведь он мне нравится, больше того — я люблю его. То, что он предлагает, — это лучший выход из ситуации. Он знает, что ребенок не от него, так что я его не обманываю. Через месяц мы поженились. Свадьбы не делали, церемония была самая простая. Мать Стаса умерла несколько лет назад, отец жил в Новосибирске, сына поздравил телеграммой, со мной разговаривал по телефону. Мне он понравился, человек явно неглупый и энергичный. Я узнала, что Стас полковник ФСБ, но он успокоил меня, сказав, что уже несколько лет оперативной работой не занимается, трудится в аналитическом отделе. А отец его генерал в ГРУ. Я поняла, что вошла в семью сплошных разведчиков, и на всякий случай поинтересовалась, кем была его мать. Стас улыбнулся:

— Домохозяйкой.

Я вздохнула с облегчением, но, блеснув лукавым глазом, он пояснил с невинным видом:

— Это после замужества, а раньше мама была переводчицей в штабе, пять языков знала.

Я даже не нашлась, что на это сказать.

С Наташей мы перезваниваемся, иногда встречаемся. Сначала я чаще бывала у нее, но вскоре после моего замужества вышла замуж и она, что было совершенно неожиданно для всех нас. По иронии судьбы второго мужа Наташи тоже звали Сергеем. Я стала крестной матерью Наташиной дочки Сашеньки, а крестным отцом — Борис, таким образом мы с ним покумились. После крестин мы поехали к Наташе домой, вскоре приехали Пестовы, а чуть позже и Нора. Стас приехал последним, привез цветы, очень красивую куклу и комплект детской одежды. Нора подарила племяннице маленький золотой медальон. Я видела, с какой гримасой Наташа потом сунула этот медальон в ящик комода. Меня интересовал Сергей второй и как ее муж, и на предмет отцовства. По нему ничего понять было нельзя, Наташа молчала, а я не спрашивала, у меня и самой есть секреты, мне ли выведывать чужие? Какой он человек, так быстро не определить, вежлив, воспитан, какой-то научный работник, суховат несколько, но, может, именно это и привлекло Наташу?