Марина познакомила меня со своей мамой Ниной Федоровной, которую не только за глаза, но и в лицо называла как-то по-дурацки — мамахен. Нина Федоровна — женщина лет пятидесяти, довольно просто одетая, полноватая, с приятным округлым лицом и круглыми же глазами. Маринка была очень на нее похожа. И по виду, и по сути она явно была той, что называется: простая добросердечная женщина. Я как-то сразу освоилась в ее обществе. Валерик, Маринкин сынишка, сначала меня дичился, а потом буквально прилип ко мне. Как только мы приехали, Нина Федоровна собралась нас кормить, — видимо, ее любимым занятием было кормить досыта любого, кто подвернется под руку. Есть я еще не хотела и насилу вымолила у нее позволения хоть немного погулять до еды. Вот тут-то мальчишка и прилип ко мне. Маринка с усталым видом растянулась в гамаке, словно не сидела только что в комфортабельной машине, а шла из Москвы пешком. Нина Федоровна сказала, что пойдет распорядится, чтобы для меня к обеду приготовили что-нибудь особенное, и я поняла, что, хотя угощает она, готовит кто-то другой. В результате показать мне окрестности взялся Валерик. Сначала он показал мне участок, размером не меньше гектара, а потом водил по всему поселку. Несмотря на свой юный возраст, он оказался хорошим гидом. Сначала мальчик шел чинно, держась за мою руку, как и велела ему бабушка, но потом ускорил шаг, стал подпрыгивать, то и дело забегать вперед, ему явно не хватало движения. В этой малоподвижной семье ему не с кем было побегать и поиграть, хотя, может быть, он играет с какими-нибудь соседскими детьми? Я тоже ощущала недостаток движения и дала себе слово, пока я здесь, как можно больше играть с ребенком, о чем ему тут же легкомысленно и сообщила. Валерик запрыгал на одной ножке и завопил от радости во всю силу своих юных легких. Поскольку к этому моменту мы уже вернулись на участок, эффект от его вопля был потрясающим. Маринка чуть не свалилась с гамака, Нина Федоровна стояла перед домом с прижатыми к сердцу руками, словно ожидая трагических известий, в проеме двери замерла с паникой на лице женщина лет сорока в белом переднике, а от гаража бежал шофер с большим гаечным ключом в руках. Не знаю, что уж он подумал, но по его лицу было видно, что он готов всех нас защищать. На месте хозяев я бы прибавила ему зарплату. Но зарплату ему прибавить никто не догадался, даже за стол не посадили обедать, сели только Нина Федоровна, Маринка, Валерик и я. Обед был превосходным, но слишком обильным. Я хоть и пыталась есть поменьше, но хозяйка старательно подсовывала мне то одно, то другое, а про два блюда сказала, что их приготовили ради меня, не могла же я их хотя бы не попробовать. В итоге я вылезла из-за стола, чувствуя себя отяжелевшей и сонной. Ребенку надо было спать, он хоть и не капризничал, но и ложиться не хотел, я пообещала после сна пойти с ним на речку, и он тут же дал бабушке увести себя. Маринка вздохнула:

— Я понимаю, что этот человек достанет кого угодно, но все-таки нехорошо обманывать ребенка.

Я удивилась:

— Почему обманывать? Я действительно собираюсь после сна пойти с ним на пляж, сегодня так жарко. Здесь есть какой-нибудь пляж? А впрочем, не важно, была бы река. Или ты против? Если ты не разрешаешь, то, конечно, мы не пойдем, но боюсь, что мальчик расстроится.

Теперь уже удивилась Маринка:

— Ты что, и вправду собираешься с ним идти? Я думала, ты шутишь. Пляж здесь есть, но речка грязновата, это тебе не бассейн. Если ты надеешься, что этот надоеда даст тебе спокойно полежать и позагорать, то ты сильно ошибаешься. Он одними вопросами замучает: что это, а что то? И следить за ним все время надо: чтобы в воду не полез, чтобы песок себе в волосы и глаза не насыпал, чтобы не испачкался, чтобы не упал — короче, замучаешься.

Я хотела возразить, что ребенок на то и ребенок, чтобы везде лезть, задавать вопросы и что ни один ребенок еще не вырос без синяков, шишек и порванной одежды. А относительно загара, то в движении он даже лучше пристает, да и полезнее двигаться, чем лежать. Но потом раздумала, все это давно известные истины, если бы она хотела, то и без меня их знала бы. Вместо этого я попросила показать, где меня устроили.

— Не знаю, — зевнула Маринка, — наверное, в одной из гостевых комнат на втором этаже, подожди, сейчас мамахен придет и все тебе покажет.

Я удивилась Маринкиной лени и безразличию, но уже шла Нина Федоровна, извиняясь, что еще не показала отведенную мне комнату. Комната на втором этаже была небольшая, квадратная, оклеенная желтыми в мелкие серебристые цветочки обоями. Нина Федоровна показала мне санузел, извинившись, что он без ванны. Ванны действительно не было, зато были унитаз, умывальник и душевая кабина, чему я была очень рада. Но что добило меня, так это балкон с видом на реку. И сосновый бор за ней. На балконе стояло кресло-качалка, я тотчас в него уселась, собираясь полюбоваться рекой. Прошло всего несколько минут, и я укачалась. Проснулась я около четырех, воздух был знойным, и я вся была мокрая от пота. Поплескавшись под душем и сменив одежду, я спустилась вниз, раздумывая, как долго будет спать мальчик, но уже в холле услышала его голос, он спрашивал обо мне.


На пляж мы пошли втроем, Маринка все-таки решила пойти с нами. Нина Федоровна снабдила нас всем необходимым, на ее взгляд, конечно, этого необходимого набралось две сумки, словно мы собирались в длительный поход. Одну сумку ворча понесла Маринка, другую, из которой выглядывал большой термос, — я. Валерик нес надувной мяч и совок. Мое необходимое было при мне: купальник надет, очки от солнца на носу, кепка на голове, крем от загара в кармане шорт. Пляж мне понравился, большой, частью травяной, частью песчаный. Здесь были оборудованы раздевалки, стояли лежаки, навесы от солнца — все это роскошество было огорожено и охранялось.

Маринка расположилась на лежаке в мини-бикини, подставляя солнцу пышное незагорелое тело. Все мои призывы хоть чуть-чуть подвигаться и объяснения, что столько лежать вредно, действия не возымели. Махнув на нее рукой, я быстро разделась, намазалась кремом и раздела ребенка до трусиков, не забыв оставить ему кепку. Мы и бегали, и прыгали, и строили из песка волшебный замок, и играли в футбол. Какое-то время Маринка, снисходительно улыбаясь, следила за нашей возней, но потом уснула. Мы разбудили ее брызгами, отряхиваясь после купания прямо над ней, словно две собаки. Маринка заверещала, села и вдруг уставилась на нас круглыми от ужаса глазами. Не понимая, что ее так напугало, я оглянулась — за нами никого не было. Валерик отступил от матери на шажок и потупился. Оказалось, что ребенку запрещалось даже близко подходить к воде. Чертенок конечно же знал об этом, но мне не сказал, а самой мне такое и в голову не могло прийти — на пляже в тридцатиградусную жару запрещать ребенку купаться! Мы тут же стали собираться домой, Маринка выглядела недовольной, но я и не думала волноваться. Пусть хоть на голову встанут, а мальчик успел и набегаться, и накупаться, он шел домой усталый, но счастливый, крепко держал меня за руку и все норовил заглянуть мне в лицо. Я подмигнула ему, и он залился радостным детским смехом. Нормальный жизнерадостный малыш.


Я приготовилась выдержать бурю, но буря была тихая. Маринка о купании вообще не заикалась, ее явно интересовал только ужин, а Нина Федоровна, поминутно вздыхая, мягко попеняла на мое неразумное поведение, тщательно перечислив все опасности, подстерегающие ребенка в воде: грязь, микробы, пиявки, захлебнется, утонет. Я выслушала ее с самым серьезным видом и не менее тщательно перечислила все опасности малоподвижного образа жизни ребенка: раннее ожирение, слабость мышц, пониженный жизненный тонус, апатия, склонность к замкнутости и, как следствие всего этого, неустойчивое состояние нервной системы, нарушения психики. Картину я нарисовала, что и говорить, мрачную. Нина Федоровна ужаснулась до онемения. Придя в себя и усвоив полученную информацию, она благоговейно спросила:

— Асенька, ты так много знаешь о детях, так хорошо разбираешься в детских вопросах… Ты специалист какой или у тебя свои дети?

Я совершенно не задумываясь ответила на оба ее вопроса отрицательно, но за ужином задумалась, и мысли мои были отнюдь не веселые. Специалист я или дилетант в детских вопросах, меня волновало мало, но вот вопрос о собственных детях! Странно, что до этого момента я даже не задумывалась об этом, но, может быть, это как раз и есть знак того, что никакого ребенка у меня нет? А вдруг все-таки есть, но я не помню об этом, а он где-то ждет, плачет, зовет? Мне стало так плохо, что даже затошнило. После ужина все собрались в гостиной и включили телевизор. Я сказала, что у меня заболела голова и поэтому иду спать. Валерик огорчился, он надеялся еще поиграть со мной до сна. Нина Федоровна расстроилась; она решила, бедняжка, что голова у меня болит из-за ее выговора, а поскольку ребенок за ужином выказал невиданный ранее аппетит и тем подтвердил правильность взятой мною линии, ее мучило раскаяние. Я успокоила ее как могла, сказала, что слишком много была сегодня на воздухе и на открытом солнце, лягу пораньше и завтра все будет в полном порядке. Наконец меня отпустили, и я ушла к себе.

Мне не спалось, меня одолевали вопросы, на которые я не знала ответов. Надев халат, я вышла на балкон и села в качалку. Долго следила, как из-за леса всходит молодой тонкорогий месяц, как мечутся в темнеющем небе птицы. Доносящийся из сада запах ночных цветов сладко обволакивал и дурманил. Постепенно мысли, так остро терзающие меня, утрачивали свое жало, размывались и исчезали. Заблестели звезды, наращивая свой блеск и силу по мере того, как темнело небо, становясь из темно-голубого бархатно-синим, а потом и темно-фиолетовым. Я подумала, что перед лицом этого волшебного мироздания мои шараханья, падения и ошибки — это ничто. И откуда-то пришла уверенность, что, что бы ни случилось со мной, как бы ни повернулась моя изменчивая судьба, я все вынесу, выдержу, разгадаю все тайны, не сдамся и не сломаюсь.


На следующий день все вошло в свою колею, мы ели, гуляли, купались, играли и читали книжки с Валериком. Он был мил и послушен, ходил за мной хвостиком, смотрел мне в рот и, что бы я ни сказала, бросался исполнять сломя голову. Никто больше не оспаривал мои методы воспитания ребенка. Я ехала на дачу отдохнуть, развлечься и отвязаться от прилипчивого Жеки, а оказалась в роли гувернантки. Никто против этого не возражал: Маринка была довольна, что ребенок не пристает к ней, Нина Федоровна радовалась возросшему аппетиту внука и его крепкому сну, Валерик был просто в восторге, что с ним играют. Мне тоже это нравилось, я много двигалась, была деятельна, мне некогда было предаваться мрачным раздумьям и терзать себя бесплодными вопросами. Даже Маринку мне удалось чуть-чуть расшевелить, мы ездили на машине в Звенигород, иногда гуляли, болтали о всяких пустяках, так что с нее почти слетела сонная одурь, делающая ее похожей на дурочку. А когда Нина Федоровна, болтая как-то за завтраком, сообщила, что неподалеку есть приличная база отдыха, где имеется бар, можно потанцевать и куда захаживают летчики из соседнего гарнизона, то Маринка даже о еде забыла. Сначала она замерла, мечтательно глядя куда-то вдаль, потом очнулась, вскрикнула:

— Хочу танцевать с летчиками! — и тут же стала умолять меня пойти на танцы сегодня же вечером.

Я вспомнила, что взяла с собой вечернее платье и оно уже пятый день висит в шкафу без всякого толку, и согласилась. Но не все складывается так, как мы планируем.

Глава 6

НЕЗНАКОМЕЦ

После завтрака мы, как обычно, отправились втроем на пляж. Марина прилегла, но мысли о предстоящих танцах, а может быть, даже и флирте будоражили ее. Повернувшись на лежаке, она встала, подошла к воде, опасливо потрогала ее ногой, но заходить не стала и подошла к нам. Мы с Валериком строили замок из мокрого песка, вернее, замок мы уже построили, а теперь подводили к нему дорогу с мостом через ров, чтобы могла проехать карета. Карету изображала маленькая ярко-красная гоночная машинка, предусмотрительно захваченная из дома. Полюбовавшись на нашу работу, Марина даже внесла посильную лепту в нее, отыскав щепку, чтобы подпереть мост, он у нас то и дело рушился. Потом она решила поиграть с сыном в мяч и действительно пару раз бросила его. Но когда ребенок попал ей мокрым мячом по груди и намазал ее песком, играть ей сразу расхотелось. Валерик не настаивал и, когда мать бросила игру и вернулась на свой лежак, нисколько не расстроился. Мы с Валериком бодро шагали домой на обед, просыхая после последнего купания и толкаясь, как два сорванца. Распаренная и красная от жары Марина еле-еле тащилась за нами и ворчала по поводу моего легкомысленного поведения:

— Ума меньше, чем у Валерки!

Я улыбнулась — знала бы она, что у меня его и вовсе нет! Валерик побежал вперед, но вдруг остановился и, оглянувшись, махнул нам рукой, призывая идти побыстрее.