– Не хмурься, мы уже подплываем, – скаля в улыбке белые зубы, говорил Захария. Он не унывал. – Овадия приказал мне позаботиться о тебе, и я справился с поручением даже лучше, чем он думает.

Они причалили к небольшой пристани у становища кара-хазар. Здесь их ждали. Захария передал Светораде свою длинную темную накидку и кивнул в сторону.

– Видишь, я даже о ней позаботился.

Светорада увидела нескольких ожидавших их всадников, один из которых удерживал под уздцы ее серую в яблоках арабскую лошадку. Молча села верхом. Они поскакали во весь дух.

Вскоре Светорада поняла, куда они едут, когда впереди, за рядом тополей, забелели стены усадьбы Овадии. Светало.

Как оказалось, в усадьбе было полно народу: облаченные в доспехи хазары, важные ишханы, шаманы в мохнатых шапках и с костяными амулетами. Все эти люди были озабочены и взволнованы. Когда прибыл Захария, к нему так и кинулись.

– Шад Захария, это правда, что проклятые иудеи отравили нашего кагана?

Юноша, расталкивая людей, пробирался к внутренним покоям, увлекал за собой Светораду. Княжна, опустив глаза, протискивалась за ним. Наконец за ними захлопнулась дверь, и они оказались в уединении. Но тут же распахнулись створки других дверей и, к удивлению Светорады, в покои ворвалась Мариам. Лишь мельком взглянув на княжну, она кинулась к юному шаду.

– Ради самого неба, Захария! Каган умер?

И только тут юноша изобразил некое смущение. Потер бритое темя.

– Видишь ли, луноликая Мариам, моего отца успели спасти.

Лицо Мариам исказилось, в глазах мелькнул ужас.

– Тогда… Тогда все пропало…

Примерно в то время, когда во дворце хаджиб Аарон велел отвести Светораду в темницу, царевич Овадия гнал коня к небольшому становищу у протекавшей по степи речки. Тут, как ему донесли, отдыхал после переговоров с русским Хельгу бек Вениамин.

С Овадией ехал отряд самых отчаянных воинов кара-хазар, преданных шаду и готовых на все. Когда они остановили храпящих после скачки коней в рощице у воды, Овадия, наконец, перевел дух. Повернулся к подъезжающему брату Габо:

– Это просто удача, что Вениамин решился на подобный отдых. Поспеши он повернуть войско к столице, нам бы не пришлось надеяться на успех.

– Да пошлет нам удачу великий Тенгри-хан! – только и произнес Габо, вскинув к небу руки.

Когда братья узнали, что вместо войны с русами все завершилось переговорами, они поняли, что медлить нельзя.

Пока огромное войско аларсиев стоит против войска русов, дабы убедиться, что эти варвары выполнят свое обещание и повернут к морю, пока в Итиле мало сил, Овадии и Габо надо было воспользоваться моментом. Их отец давно был готов принести себя в жертву ради их дела, и теперь все зависело от людей Овадии во дворце.

Габо подъехал к Овадии, который слушал доклад своего шпиона о том, где и как расположился бек Вениамин. Овадия был несказанно рад: надо же, осторожный бек совершил такую оплошность – решил отдохнуть со своей новой наложницей. В чем-то Овадия его даже понимал: красивая пленница из далекого Багдада, страстная и искусная в любви, дарившая Вениамину усладу после трудов… Надо само небо благодарить, что она настолько привлекала Вениамина, раз он велел привезти ее, покинув ставку войск ради ночи любовных утех. И Овадия решил, что больше такой возможности избавиться от главы войска аларсиев не представится.

– Ты уверен, что Сабур справится? – услышал он рядом голос Габо.

Овадия откинул назад растрепавшуюся после скачки прядь волос, стал надевать островерхий посеребренный шлем с ниспадавшей сзади стальной сеткой. Опустил на лицо наглазье с прорезями.

– Я пощадил Сабура после истории с отравлением моей шадё. С тех пор он мне предан и в положенный час передаст яд этому мерзкому Усмару. Тот ни о чем не ведает и послушно отнесет кагану отраву. Отец же… Он готов и, не дрогнув, выпьет смертоносное зелье. Ну а потом… Усмар будет думать о своей жалкой жизни и постарается скрыться, не поднимая шума и не привлекая никого к мертвому Мунишу. Так что до утра у нас есть время. Мариам уже в безопасности, а вот Медовая… Я приказал позаботиться о ней Захарии. Наш ястребенок не подведет.

Габо только отметил, что его брат позаботился сперва о мачехе, а уже потом об обожаемой шадё. Но раздумывать по этому поводу не стал и лишь поправил на плечах стальные пластины куяка.[145]

– Готовы? – оглянулся на своих смельчаков Овадия. – Тогда вперед! И да будет с нами милость вечного неба!

Высокая сухая полынь затрещала под копытами коней, как хворост в огне. Впереди при слабом сиянии половинчатой луны высветились шатры на берегу реки. Заспанные люди выбегали из палаток и падали под ударами сабель. Сам бек Вениамин не успел выскочить из шатра, потому что растяжные ремни были перерублены и полотно обрушилось. Из-под него с трудом извлекли Вениамина и его наложницу, голых, перепуганных… Овадия, боком направляя своего каурого, сам подъехал к беку и опустил на его черноволосую голову изогнутую саблю. Крик девушки резанул слух. Красивая, изящные изгибы видны даже при тусклом освещении, разметавшиеся темные волосы струями обтекают мерцающее нагое тело. В другое время у Овадии бы рука не поднялась на такую красоту. Отдал бы кому из своих людей в качестве награды. Но сейчас не до того. И он подумал, что легкая смерть от хлесткого удара все же хорошая смерть. Без мучений.

Своим людям он только и сказал, что шаманы давно предрекли ему, что Вениамин умрет от его руки. Об ином же предсказании, о том, что его дело и его самого погубит златовласая женщина, вспоминать не стал.

– Поехали! – Овадия взмахнул рукой.

Всадники мчались со всей поспешностью. И когда храпящие кони стали спотыкаться на каждом шагу, они уже подъезжали к усадьбе шада над рекой. Всходило солнце.

Однако весть, которую они узнали по прибытии, повергла Овадию в ужас.

– Наш божественный каган жив! – выступил вперед хан Барджиль, глава самого могущественного рода кара-хазар. – Никто из нас не пойдет на Итиль, чтобы подвергнуть жизнь кагана опасности. А слухи о его смерти оказались ложными.

– Но рахдониты пытались отравить его! – выступила вперед Мариам. Сейчас для Овадии она была главным помощником, и он восхищенно смотрел на свою прекрасную мачеху… возлюбленную… свою последнюю надежду.

Она же, скомкав в маленьком кулачке край синего головного покрывала, рассказывала собравшимся ишханам, как весть о попытке отравить Муниша разнеслась по двору подобно порыву ветра. Как сама она поспешила тут же покинуть Итиль, опасаясь, что теперь Аарон повелит казнить всю семью Муниша, что рахдониты уже наверняка вызвали аларсиев, чтобы навязать хазарам свою волю, и еще неизвестно, выживет ли каган. А если умрет…

– Пока каган жив, мы не станем бороться с аларсиями, поклявшимися защищать его! – изрек Барджиль, вставая. – Я не глупец, чтобы выставлять своих людей против таких войск. Я глава рода и должен заботиться о каждом из своих людей. Я никого не поставлю против стальных наемников бека.

– Какого бека! – взревел Овадия. – Бек валяется в пыли с разрубленной головой!

Ишханы растерянно переглянулись. И Овадия стал торопливо объяснять, что у войска наемников сейчас нет главы, что они не опасны.

– Не опасны? – прервал его Барджиль. – По обычаю с гибелью бека его место тут же занимает хаджиб. И я готов съесть помет своей лошади, если Аарон уже сейчас не скачет навстречу аларсиям, дабы возглавить их.

– Лучше бы ты все-таки съел помет своей лошади, – махнув рукой, устало произнес Овадия.

Кто-то из собравшихся даже засмеялся. Но большинству было не до смеха. Они опять препирались, спорили. Овадия бесился. Они что, совсем ополоумели? Им надо спешить! И лучше бы Барджиль съел отраву, чтобы умолкнуть навсегда и не смущать остальных ишханов.

Неожиданно в ворота усадьбы Овадии на взмыленной лошади влетел гонец. Почти свалился с седла, а когда ему поднесли чашу, чтобы промочить горло, выкрикнул:

– Благородный шад, аларсии снимаются с места, чтобы идти на Итиль. Есть весть, что Аарон выехал им навстречу!

Овадия подумал, что лучше бы под гонцом пала лошадь, придавив его самого. Ибо, услышав известие, большинство ишханов поднялись и двинулись к выходу.

– Трусы! – кричал им вслед Овадия. – Весь ум у вас в козлиной бороде! Мы могли бы сейчас захватить Итиль, мы могли бы отнять у рахдонитов кагана!

– А потом противостоять самим непобедимым аларсиям? – спросил Барджиль. – Знаешь, как говорят у нас в степи, шад Овадия? Хотела лиса волком быть, коня за хвост поймала, да зубы потеряла. И я не желаю подобной судьбы никому из своих хазар.

Барджиль выходил одним из последних. Перед уходом сказал, что лучшее, что сейчас сможет сделать Овадия, это скрыться в зарослях в низовьях Итиля, пока его не простят. Если простят. А ишханы замолвят за своего царевича слово, в этом он может не сомневаться.

Но Овадия уже никому не верил. Он устало сел, спрятав лицо в ладонях. Услышал, как за его спиной всхлипнул Захария:

– Брат, я вернусь к отцу. Скажу, что просто уезжал охотиться, а там отец заступится за меня.

Овадия молчал. Захария может это сделать, а он – нет. Рахдониты наверняка уже обо всем разведали, и тот же Барджиль не станет ничего скрывать, чтобы сберечь свою жалкую жизнь. И жизни своих людей.

– А ты, Габо? – спросил Овадия, глядя на брата. Тот опустил единственный глаз и стал теребить повязку на втором, как всегда делал, когда нервничал.

– Я поеду в Саркел. Там много моих людей. Уйду с ними к караимам на Днепр. За мной не погонятся. – И подумав, добавил: – Тебя с собой не зову.

Понятно: когда хотят отделаться от волков, преследующих стадо, бросают им худую овцу на растерзание. В глазах брата Овадия сейчас – жертва на заклание, благодаря которой можно отвести гнев от себя.

Однако Габо, в отличие от тихо выскользнувшего в дверь младшего брата, все еще не уходил, топтался на месте.

К Овадии неслышно приблизилась Мариам, опустилась перед ним на колени, ласково погладила по щеке.

– Я не оставлю тебя, мой малыш. Я люблю тебя и всегда буду рядом, что бы ни случилось.

Овадия тихо застонал и припал к ее плечу. Она всегда была ему доброй подругой, наставницей, поддержкой, возлюбленной… Хоть она у него осталась. «Однако, – цинично подумал шад, – Мариам тоже некуда возвращаться. Она так подозрительно исчезла в ночь покушения из дворца, что уж ее-то обязательно обвинят в причастности к попытке убить кагана Муниша. У рахдонитов христианка Мариам давно под подозрением».

Но все же думать об этом было слишком тяжело. К тому же прекрасные глаза Мариам светились такой любовью… Она готова была разделить с ним все: бегство, скитания, даже гибель. И Овадия с чувством прижал ее к себе, стал целовать, словно надеялся сорвать с этих бледных губ глоток надежды…глоток жизни…

Чей-то взгляд давил на него, отвлекал от сладкого лобзания Мариам. Овадия поднял голову и увидел в дверном проеме Светораду. Его Светлую Радость… Но сейчас он не испытывал к ней никаких чувств. Даже смущения, оттого что она увидела, каковы его подлинные отношения с мачехой. Златовласая дева… Некогда ему предрекли, что подобная женщина погубит его. Он не верил. Но в чем ее вина? На ней нет вины. Он получил от нее все, что хотел. А вот ее служанка, привезенная из Саркела… Захария все рассказал ему и, не удержавшись, сообщил, что убившая отравителя Усмара женщина тоже была златовласой… Шаманы умеют предсказывать, но ничего точно определить не могут.

Овадия поднялся, поправляя пояс.

– Ты готова ехать со мной, жена?

Глаза Светорады казались до странности темными на бледном лице.

– А у меня есть выбор?

– Да. Мой брат Габо будет двигаться к своим кочевьям. Заедет он и в Саркел. Он может отвезти тебя туда. За мощными стенами этой крепости и под опекой верного мне Гаведдая ты будешь в безопасности.

Светорада продолжала глядеть на него потемневшими глазами, особенно яркими на фоне обрамлявших ее лицо золотых кудрей.

– Мне надо спросить тебя, Овадия, кое о чем. Ты ведь знал, что я с мужем живу в Ростове? Аарон утверждал, что меня добыли по твоему повелению.

Овадия вдруг ощутил глухую злость. Да как она смеет! У него все рушится, все его великие планы летят к демонам, сам он в опасности, а она изводит его вопросами о своем прошлом! О жалком и позорном прошлом. По сути, он мог бы, как муж и повелитель, даже зарубить ее за подобную дерзость. В конце концов, тогда бы его жена не досталась недругам. Она же еще требует, чтобы он перед ней отчитывался.

– А тебе не все ли равно, Светорада?

Она побледнела еще больше, хотя это и казалось невозможным. Чуть кивнула.

– Если ты позволишь, Овадия, я поеду с Габо.

И посторонилась, давая пройти Овадии, который шел, обнимая за плечи Мариам.

А потом была долгая скачка по степи, совсем не похожая на те переезды с удобствами, когда Светораду опекали, а услужливые рабыни выполняли малейшие прихоти княжны и даже добывали воду для омовения, когда ее ни у кого не было. Светорада скакала по сухой пыльной степи, до боли в голенях сжимая бока своей пятнистой Судьбы и глотая горячий воздух вперемешку с пылью. Габо спешил, делая лишь небольшие остановки подле колодцев. Сам подносил Светораде ковш воды, смотрел, как она пьет, подсаживал ее на лошадь. И часто скакал рядом.