Светлана Лубенец - Свидание на крыше

Ничего не отвечая, Вера ничком рухнула на диван. Серега прошел в кухню. Изза дверей комнаты, мимо которой он проходил, доносились громкие голоса и взрывы смеха. Новиков подумал, что Верины родители даже не догадываются о том, что только что могли потерять дочку. Как же все в этом мире странно, непонятно и… отвратительно.

Синий электрический чайник вскипел быстро. Когда он принес Вере чашку с дымящейся жидкостью густоянтарного цвета, она уже не понадобилась. Девочка крепко спала. Сергей поставил чашку на секретер и присел перед с Верой на корточки. Лицо одноклассницы было спокойно. Ресницы, с которых смылась тушь, были трогательно светлыми и беззащитными. Новиков наклонился и поцеловал девочку в побледневшую щеку. Спящая красавица не только не проснулась, но даже и не пошевелилась. У нее был трудный день, и силы ее покинули. Серега отвел от ее лба прядку волос, тяжело вздохнул и ушел домой. Он был доволен тем, что тошнить его абсолютно перестало.

Алику Рогачеву очень хотелось перейти в другую школу. Он совершенно не знал, как теперь ему себя вести в этой. Рыба с подельниками его просто достали. Спасу от них не было никакого. Что он им — печатный станок для производства денег? Да, стоит только один раз проявить слабость, и все — ты в плену. Причем в многослойном! Он был в плену у Рыбы, у Ольги Первухиной, а теперь еще и у Веры. Уж онато не станет молчать, как Ольга, о том, что видела. Какой ей смысл? Ей теперь, наоборот, нужно отыграться.

Говорят, что оскорбленные девчонки способны на самую страшную месть! И зачем он выкрикнул, что не любит ее?! Вопервых, можно было и промолчать, просто уйти после своего очередного позора, и все. Пусть бы думала, что ему стыдно перед ней за проявленное малодушие. Тем более что ему действительно стыдно. Вовторых, он и сам не мог понять своего к ней теперешнего отношения. С одной стороны, она попрежнему его притягивала. Он продолжал ловить себя на том, что на уроках его взгляд вдруг ни с того ни с сего оказывался устремленным на Веру. С другой стороны, он, Алик Рогачев, никак не мог иметь романтических отношений с Филимоновой, над которой прикалывался в инете уже чуть ли не весь класс. Конечно, в школе ничего такого в отношении Веры одноклассники себе не позволяли, но она была изгоем. Правильнее сказать, ее как бы не было вообще.

Конечно, в проходном дворе она выглядела очень стильно в блестящих черных брючках. Он успел заметить. Впрочем, было все же темновато. Проходной двор освещался только горящими окнами домов. Может быть, выведи Веру на свет, так сразу бы все очарование исчезло. Куда денешь короткие ноги? Да и смешной острый подбородок ничем не замаскируешь! Все ж таки карикатуристы группы «Мы ненавидим Веру Филимонову!» знали, какие ее недостатки надо выпятить. Недостатки… Да, недостатки… Хотя… плевать ему на ее недостатки, если честно. Уж себято не надо обманывать! А кто обманывает?! Он и не обманывает. Он, Алик, между прочим, вступил в булатовскую группу «Мы любим Веру Филимонову!». Конечно, не под своим именем… Но кто туда вступит под своимто? Разве что сам Булат да недотепа Серега Новиков. Остальные все, как и он, Алик, под никами.

А вот непонятно, почему Булат организовал эту группу. Можно было бы подумать, что он, вопреки всему, влюбился в Веру, но както непохоже на это. Влюбленные они, что? Они за ручку ходят, все время вместе. А Вера с Илюхой так… только иногда перекинутся парой словечек, и все. Странно это… Хотя… Вера же в этой подворотне сказала, что продолжает любить его, Алика… Значит, у Булата любовь безответная, и этой группой он старается заслужить Верино расположение. А что, если он в этом преуспеет?

На этой мысли Алик вскочил с кресла, в котором сидел, и забегал по комнате.

Да, если Илюха сумеет завоевать Верино сердце, то она уже никогда не скажет: «Я люблю тебя, Алик!» И он никогда не сможет дотронуться до ее чудесных волос, до щеки. Он никогда больше не сможет ее поцеловать… А что, разве он на это еще рассчитывал? Да, конечно, рассчитывал! Или не рассчитывал?! Черт! Как же он запутался! Сам в себе никак не разберется! Кроме того, он ей теперь еще денег должен. Надо бы побыстрей отдать, а где их взять? Кроме как у родителей, больше не у кого, но как им объяснить, на что ему нужна целая тысяча рублей, да еще триста? Впрочем, не это главное! Деньги он в конце концов отдаст. Ну признается матери, что делать… Подумать надо о другом…

А что, если подойти завтра в классе к Вере, что называется, прилюдно? И пригласить на прогулку или в кафе эдак громко, чтобы все слышали? Но тогда услышит и Ольга! А если не услышит по какойто причине, то ведь все равно узнает… И что тогда? Тогда она нарушит пакт о ненападении и выложит в Интернете видео со своего телефона. А на видео он, Александр Рогачев, краса и гордость 9«А» класса, самый крутой парень и мечта девчонок, валяется в ногах у Даньки Рыбы, просит не бить и всяко перед ним унижается. Собственно, такой же вариант видела сегодня и Вера. И ведь вот что странно: Ольга при виде эдакой картины тут же сообразила достать телефон и сделать полезную во всех отношениях съемку, а Вера пыталась его выкупить. Они обе говорили ему о своей любви, но действовали поразному. Конечно, Ольгу можно обвинить в подлости. С другой стороны, у нее не было другого выбора. Или выбор всегда есть: между подлостью и неподлостью… между трусостью и нетрусостью. Нетрусость… А что такое нетрусость? Нетрусость — это храбрость, смелость…

Наверно, стоит себе признаться, что он, Алик Рогачев, не смел и не храбр. Нет, не так. Это както даже не очень и огорчает… Всетаки не храбрец и трус — не только звучат поразному. Пожалуй, и смысл этих слов разный. Не храбрец — это значит, просто не очень храбрый. А трус — он и есть трус! Да, хоть и нелегко, но приходится согласиться с тем, что он, Алик, именно трус. Ну… пусть трус… А кто не испугался бы этого дебила Рыбу? Да его вся школа боится! Разве только один он?! Эта паршивая Рыба приятельствует с такими уголовниками, что перечить ему — себе дороже. Если и не Рыба с Харей и Фонарем, так эти его уголовные дружбаны вытрясли бы у него деньги.

В тот первый роковой вечер мама попросила его заплатить за квартиру. Он, Алик, вышел из дома и уже повернул было к сберкассе, когда мама вдруг выскочила на балкон и крикнула, чтобы он вернулся домой, так как она хочет ему еще поручить сделать покупки в универсаме «24 часа». Странные они, взрослые. То боятся, что их дети вляпаются в какуюнибудь скверную историю, то сами на весь двор голосят о деньгах. Ежу ясно, что без денег в универсам за покупками нечего и соваться. К тому же был вечер. Ранний, конечно, всего пятый час, но уже прилично стемнело. Рыба с Харей и Фонарем в этот момент как раз коротали время сидя на детских качалках прямо напротив балкона Рогачевых. Конечно, в тот момент Алик так же, как и мама, не мог даже подумать, что ее крик о покупках будет иметь такие ужасные последствия.

То, что за ним чуть ли не след в след идет Рыбина троица, Алик понял только в подворотне, ведущей в проходной двор. Если бы понял раньше, ни за что не свернул бы в нее. Лучше пройти лишний квартал, чем встретиться с этими лихими ребятами в узком колодце, образованном прихотливо изогнутой многоэтажкой и примкнувшим к ней одним боком без окон старым зданием ткацкой фабрики «Вымпел». Вообщето в этот дворколодец нормальные люди избегают заходить — опасно. Там часто кучковались бомжи и всякие подозрительные личности. Но когда человек кудато спешит, то забывает про опасность. А Алик спешил. И ведь именно на свидание с Верой.

Они сразу ударили его в спину так сильно, что он упал носом в асфальт. И тут же брызнула кровь. А он, Алик, крови не любит. Очень. Он вообще мирный человек.

Его попытка подняться не удалась. Рыба наступил ему своей грязной кроссовкой на шею и тихо, но четко сказал:

— Гони деньгу.

— Какую деньгу? — попытался оттянуть момент расплаты Алик.

— А какую мамаша на жратву выдала.

У Алика похолодело внутри. «На жратву» мама дала денег немного, потому что попросила купить всего лишь булки, хлеба и три килограмма картошки. Но у него с собой была еще очень приличная сумма для оплаты квартиры и телефонных переговоров. Утешало лишь то, что деньги на продукты лежали во внешнем кармане куртки, а для сберкассы — во внутреннем, который непросто найти, даже если специально обыскивать. Молния кармана ловко скрывалась под лейблом, пришитым только за верхний край. К тому же Рыба с братвой не знали, что у него есть деньги не только на магазин.

Разумеется, вначале Алик не собирался отдавать им деньги. Он так и сказал:

— С какойтакой стати?

— Да ни с какой! — весело отозвался Фонарь и поставил свою замызганную кроссовку между лопатками все еще лежащего на асфальте Алика, прямо на модную бежевую куртку. — Отдавай — да и все, иначе огребешь по полной.

Алик еще никогда в жизни не огребал. Он был довольно высок для своего возраста, широк в плечах и силен. Никому и в голову не приходило даже попытаться вынудить его к драке. Видимо, считалось, что при этом огребет тот, кто на Алика Рогачева покусится. Он и сам так считал. У него и походка была соответствующей. Он всегда нес себя навстречу жизни с большим достоинством, как человек, хорошо знающий себе цену. И вот теперь он, человек, знающий себе цену, ничтожным червяком извивался под ногами Рыбы и Фонаря.

Он попытался подняться, но ему на спину опустился третий башмак — Харин. Нос Алика опять пребольно ткнулся в самый асфальт. Кровь брызнула с новой силой.

— Давай деньги — не тяни! Наше время дорого! — уже с угрозой проговорил Рыба. — Ты ж понимаешь, мы можем и сами взять, да наклоняться лень.

— Ага… Щас… держи карман шире… — выдавил из себя Алик и тут же пожалел об этом, поскольку чьято нога пребольно пнула его в бок. Потом пнула другая.

Силы на то, чтобы подняться, у него все же хватило, но отражать удары поднаторевших в драках парней было трудно. К тому же их было больше. Очень скоро он рухнул на колени, а когда ему въехали в челюсть так, что показалось — сейчас горохом посыплются зубы, он вытащил из кармана деньги на продукты и бросил их на асфальт со словами:

— Да подавитесь вы ими, гады…

Это оказалось не самым верным решением, потому что Рыба, который именно гадом и был, почемуто вдруг здорово оскорбился этим словом и крикнул:

— Это кто здесь гад?! — и так сильно дал Алику в глаз, что тот сразу закрылся.

И вот тогда он испугался понастоящему. Эти сволочи его сейчас просто изуродуют, и ведь никто не вступится. Когда в этом дворике идет драка, никто в него даже войти не смеет — себе дороже будет!

Команда Рыбы продолжала лупцевать Алика почем зря. Теряя силы, он вспомнил про деньги во внутреннем кармане куртки. Пожалуй, придется откупаться, иначе — кранты. Даже если этих сволочей потом сдать ментам, ему, Алику, здоровье никто не вернет, да и лицо новое не купишь. А оно у него ничего, лицото, девчонкам всегда нравилось.

И он предложил им денег.

— Сколько дашь? — тут же деловито осведомился Рыба, и избиение приостановилось.

Алик знал, что у него в кармане четыре бумажки, по тысяче каждая. Свернуты они, естественно, все вместе. Как бы сделать так, чтобы отдать пришлось не все четыре?

— Тысячу, — сказал Алик и дотронулся до глаза. Кажется, на месте, но веком прикрылся намертво.

— Годится, правда, Рыба?! — радостно провозгласил Фонарь, но предводитель их группировки оказался куда мудрей. Какимто чудом он почувствовал, что Алик предлагает только часть.

— За такое оскорбление тыщи мало, — строго сказал он и опять со всего маху саданул Алику под челюсть, чего тот никак не ожидал, а потому мешком рухнул на асфальт. При этом он так сильно ударился локтем, что на глазах выступили слезы. С трудом проморгавшись, чтобы не зарыдать, Алик прошептал:

— Две…

— Не, две тоже мало, — рыкнул Рыба и опять занес кулак, который бедному Алику показался размером с хороший футбольный мяч, а потому он решил выдать всю наличность, только бы от него отстали:

— Тогда… четыре…

— Тоже мало! — крикнул Харя, который, похоже, решил, что Рогачева можно трясти бесконечно, как рог изобилия.

— У меня больше нет… — уже вовсю дергающимися губами прошептал Алик, чуть ли не прощаясь с жизнью, поскольку и на самом деле больше денег ему взять было негде, а быть битым дальше очень не хотелось.

— Давай четыре, — милостиво согласился Рыба.

И Алик вытащил из внутреннего кармана куртки аккуратно свернутые четыре тысячи и так же аккуратно вложил их в растопыренную граблей ладонь Даньки, поскольку помнил, что небрежное бросание денег на асфальт жестоко карается. Рыба засунул деньги в карман своих джинсов и уже очень миролюбиво проговорил: