Светлана Лубенец - Свидание на крыше

— Ну а теперь все же надо попросить прощения.

— За что? — изумился Алик.

— За гадов, которыми ты нас несправедливо обозвал.

Алик хотел сказать, что они не просто гады, а сволочи и подонки в превосходной степени, но быстро раздумал, вспомнив величину Рыбиного кулака. Он облизнул разбитые губы и тихо сказал:

— Ну… ладно, простите…

— Нееее… — протянул Рыба. — Так не пойдет. Становись на колени и проси прощения громко и отчетливо, чтобы все слышали. А то у Фонаря слух не очень, правда, Вован?

Вован услужливо закивал головой, соглашаясь с предводителем. Алик понимал, что если не сделает то, что от него требуют, то избиение продолжится дальше. Этого он не хотел. Он этого до такой степени не хотел, что очень быстро из лежачего положения перевел свое тело сначала в сидячее, потом перевалился на колени и четко, как на уроках ОБЖ, которые вел полковник в отставке, отчеканил:

— Простите меня.

— А еще скажи… — начал было вошедший во вкус Фонарь, но Рыба чувствительно ткнул своего оруженосца в бок и, бросив: — Хорош! Сваливаем! — нырнул в подворотню.

Фонарь с Харей нехотя потянулись за ним. Алик еще довольно продолжительное время сидел на асфальте и раздумывал о том, могло ли все кончиться подругому. По всему выходило, что не могло. Он, крутой пацан Александр Рогачев, оказался совершенно неспособным противостоять тройке бандитствующих подростков. Он тогда не знал, что за ними из одной из подворотен проходного двора следила Ольга Первухина и снимала его унижение на камеру своего телефона. Теперь, по прошествии приличного количества времени, он понимал, что если бы даже видел нацеленный на него мобильник, все равно ползал бы перед Рыбой на коленях. Он его испугался. Очень испугался. До холода в животе и спазм в горле.

Однажды ему пришло в голову, что ничего хорошего Ольга заснять не могла, поскольку на город тогда уже опустились синеватые сумерки, а в проходном дворе было простонапросто темно, но Первухина предъявила ему запись. Видимо, камера в мобильнике была высокого качества, потому что все было прекрасно видно, и он, Алик, был, безусловно, сразу узнаваем.

А может, пусть Ольга выложит видео в Интернет? Всегда есть возможность сказать, что это монтаж. Сейчас как хочешь можно обработать запись. Пусть докажет, что это было на самом деле. Троица Рыбы будет молчать, потому что четыре тысячи, которые они с него сняли, это вам не четыре рубля. Понятно, что дома Алик сказал, что на него в подворотне напали незнакомые ребята, а ведь можно в конце концов рассказать, как все было на самом деле, и не слезливой матери, а отцу. Он наверняка найдет управу на эту паршивую Рыбу!

Кстати, те шрамы и синяки, которые он на следующий день принес в класс, его действительно только украсили. Все были убеждены, что Алик Рогачев не просто с кемто подрался, что само по себе уже вызывает уважение, но и, конечно же, вышел из единоборства победителем, поскольку иначе просто и быть не могло. Вера охала и ахала над его синяками, а он демонстративно и красиво отмалчивался: мол, их происхождение — не ваше девчачье дело, а суровое мужское.

Сейчас он тоже выглядит не лучшим образом, но в классе наверняка только одна Ольга сразу догадалась об истинном происхождении его очередных синяков и ссадин. А потому все же будет гораздо лучше, если она не станет выкладывать в Интернет свое видео. Пожалуй, стоит ее пригласить вечером прогуляться и даже какнибудь красиво поцеловать. Пусть думает, что он начинает в нее влюбляться. Так оно надежней будет!

А что же Вера? Пока ничего. Пока Булат не раскрутит свою группу и пока она не победит группу филимоновских ненавистников, он, Алик, к Вере не подойдет. Както это не того… Работает против его имиджа. Одноклассники подумают еще, что он любитель коротких ног… Хотя… не такие уж они у Веры и короткие… Просто не от ушей… А кто сказал, что девичьи ноги непременно должны быть двухметровой длины? Ему, Алику, например, нравятся миниатюрные девчонки, а вовсе не такие дылды, как Ольга. Но придется пока с Ольгой. Но не вечно же! Какнибудь все переменится… Главное, чтобы Илюха со своей группой побыстрее раскачался. А пока можно поискать с инете какоенибудь красивое стихотворение о любви для Веры. Она ни за что не догадается, кто пишет ей стихи на стене булатовской группы.

Когда прозвенел звонок на урок, Вера поняла, что Новиков сегодня уже не придет. Конечно, он мог и опоздать… Нет, не мог… Чтото она не припомнит такого случая, чтобы Серега опаздывал в школу. Хотя… с другой стороны, она никогда не замечала его: опаздывал он, нет ли — это ее никогда не интересовало. В этом он был прав, когда произносил свою речь на крыше башни. Удивительно, но она помнила все, что он ей говорил. Казалось бы, была почти в невменяемом состоянии, а в мозгу все будто навечно отпечаталось.

У нее оставалась еще надежда, что Серега проспал первый урок и непременно придет ко второму. Но он не пришел ни ко второму, ни к третьему. А дальше уже вообще не было смысла приходить, если уж собрался гульнуть. Вот только почему вдруг он решил прогулять? Вроде не из прогульщиков. Может быть, ему стыдно, что он вчера перед ней так раскрылся. Сегодня Вера весь день думала о том, что он о себе рассказал. На крыше башни он говорил будто бы отвлеченно, вообще… мол, бывают ситуации еще похуже, чем у нее. Но сегодня она четко осознала, что Новиков говорил о себе. Он действительно все эти годы существовал в классе както обособленно, сам по себе. Длинный, неловкий, смешной, неспортивный, да еще и самый умный. Наборчик тот еще! Совершенно не герой романа. Вера пыталась вспомнить поподробнее Серегино лицо, но оно ускользало, будто растворялось в туманной дымке. Надо же! Выходит, что она никогда на него не смотрела всерьез! Так, бросала мимолетные взгляды, не более.

— Вер! — вывел ее из задумчивости Булатов. — А у нас в группе уже двести три человека, видела?

Вера отрицательно покачала головой. Она давненько не выходила в Интернет, потому что в булатовское детище не верила, а Илюха между тем продолжил:

— А Серега ваще! Всех так раззадорил, что любовные стихи сыплются, как из рога изобилия. Есть, конечно, дрянные, но некоторые — очень даже ничего… на мой непросвещенный взгляд… Я вообщето в стихах не силен.

— Серега? — вздрогнула Вера. — Новиков?

— Ну да! Он первым начал!

— Чтото я не помню, чтобы он кудато помещал стихи…

— Так я его попросил это делать не под своей рожей. Дураку ясно, что ты на его стишатки не купилась бы. Кому нужен этот Серега! Но свою роль он выполнил! Задал, так сказать, тон!

— Ничего не понимаю… — растерялась Вера.

— Что уж тут непонятного? Он два раза вступил в группу… ну, чтобы народу в ней прибавилось. Один раз под своим именем, а другой раз — под ником Серж Дзеркаль. У него на аве еще такой плейбойчик в темных очках. Прямо натуральный Артем Горькалов! Ну этот… который про вечную любовь поет… ну песня такая модная в определенных кругах… Как сейчас помню, что Новиков первым делом на стене поместил: чтото такое про звезду и то, что он без этой звезды томится! Прикинь, Серега и томится! Я ухохотался, когда читал, но он, оказывается, знал что делал! Умный, гад!

— То есть Серж Дзеркаль — это Новиков? Правильно?

— Молодец! Просекла наконец, — похвалил ее Булатов. — Я сначала подумал: надо быть полным дебилом, чтобы практически своим именем и назваться. Но Серега оказался умен. Даже ты не доперла. Я все хотел его похвалить за стишата, но както знаешь, закрутился… Написал ему сообщение в «Друзьях», что, мол, так держать, только чтото он пока не ответил… В общем, хватит про Новикова. Тут вот какое дело! Предлагаю еще один видеоролик снять. У меня приятель есть… мы с ним в тренажерный зал вместе ходим… так вот он согласился с тобой пообниматься и все такое… Я сниму на камеру и выложу в группу!

— Чего это я должна с ним обниматься? — испугалась Вера. — Я его и не знаю вовсе.

— Ну и что? Это ж для дела! Пусть все видят, что у тебя поклонников — куры не клюют!

— Ладно, я подумаю… — решила не углубляться в проблему Вера. — Только давай не сегодня, ладно!

— Ладно! Игорек тоже сказал, что сегодня не может, а завтра — весь к нашим услугам. Так что ты прикинь, во что оденешься… ну… чтобы поэффектней выглядеть! Может, волосы свои какнибудь завьешь… вы ж умеете, а то что они у тебя все прямые да прямые! Разнообразить надо! Сечешь!

— Да секу я! Надо завить — так завью! — отмахнулась от него Вера и сделала вид, будто углубилась в учебник поанглийскому.

Когда Булатов отошел, Вера продолжала смотреть в учебник, не видя там ни строчки. Неужели все чудесные стихи о любви посланы ей Серегой? Вот никогда бы не подумала… Неужели она ему нравится? Не замечала… Впрочем, он ведь и на крыше башни говорил чтото такое о том, что Алик ей глаза застит и она других не видит. Неужели, говоря о других, он имел в виду себя?

Коекак высидев до конца урока, Вера помчалась домой. Не раздеваясь, бросив сумку с учебниками на диван, она первым делом включила ноутбук. Пока компьютер загружался, беспокойно ерзала на стуле. В группе «Мы любим Веру Филимонову!» на стене было написано новое стихотворение:

Нежнее нежного Лицо твое, Белее белого Твоя рука, От мира целого Ты далека, И все твое — От неизбежного. От неизбежного Твоя печаль, И пальцы рук Неостывающих, И тихий звук Неунывающих Речей, И даль Твоих очей.

Отправителем послания был Серж Дзеркаль. Вера почувствовала, как ее сердце ухнуло вниз и прямотаки забулькало в животе. Она кликнула мышкой на аватар, потом на опцию «Отправить сообщение», написала в открывшемся диалоговом окне: «Я знаю, что это ты посылаешь мне стихи. Спасибо. Они очень красивые», — и стала с нетерпением ждать ответа. Ответа не было. Вера просидела, уставившись на экран ноута, минут пятнадцать, пока не догадалась, что у Новикова вовсе не обязательно должен быть именно сейчас включен комп, тем более что и вообще неизвестно, где сейчас находится сам Серега.

Почемуто очень сильно расстроенная этим, Вера принялась переодеваться, продолжая держать экран ноутбука в поле зрения. Ответного сообщения все не было. Тогда она отправилась в кухню обедать и старалась с этим делом не торопиться. Будет хорошо, если письмо придет, повисит какоето время без ответа, а Серега пусть так же, как она, потомится в ожидании.

Но когда она пришла в комнату с кружкой кофе и сладкой булочкой, никакого ответа так и не было. Вера выпила кофе, съела булочку, потом придвинула к себе учебник алгебры, принялась за домашнее задание и, как всегда, когда занималась математикой, увлеклась. Когда она наконец сообразила, что давно не смотрела на экран ноутбука, он уже потух. Ткнув пальцем на нужную кнопку, она с большой надеждой посмотрела на экран и вздрогнула. Рядом со словом «сообщение» стояла цифра «один». Вера так ждала появления ответа, а теперь почемуто испугалась. А вдруг там не то, чего она ожидает. Впрочем, никаким другим способом проверить нельзя, кроме как кликнуть мышкой по «единичке», что она и сделала.

В ответ она получила следующее:

«Я рад, что тебе понравились стихи. Если ты догадалась, кто я на самом деле, то это тоже хорошо. Надоело скрываться».

«Зря ты думал, что я не обратила бы внимание на стихи, если бы ты писал их от своего имени».

«Но они же не мои! Это классика! Последние — Осипа Мандельштама!»

«Неважно. Я на твоем месте поменяла бы ник и аватар, раз уж все теперь выяснилось!»

«Поменяю какнибудь! Не все сразу!»

Вера подумала немного и, сильно смущаясь, написала, поскольку считала, что после того, что Новиков для нее сделал, она должна была уже сама както себя проявить:

«Предлагаю сегодня встретиться. Я многое хочу сказать тебе».

Ответ был получен такой:

«Я готов. Где?»

«Конечно, в башне!»

«В башне?»

«Ну да! На крыше! Думаю, ты не будешь против!»

«Там опасно!»

«Теперь ты можешь за меня не бояться!»

«Ну если так — давай! Во сколько?»

«Предлагаю часов в восемь вечера, как тогда!»

«Как тогда?»

«Именно — как тогда! Это важно!»

«Хорошо! До встречи у башни!»

«Нет! До встречи на крыше!»

«Договорились!»

Вера выключила ноутбук и взглянула на часы. До встречи оставался час. Надо срочно придумать, что она скажет Сереге. Ну, вопервых, спасибо за то, что он ее спас. Да, именно спас! Если бы не он, она непременно свалилась бы на голый асфальт, и сейчас то, что от нее бы осталось, лежало бы в морге. Конечно, Новиков сам привел ее на крышу башни, но она и без этого уже решилась на последнее. Она или замерзла бы насмерть в проходном дворе, или ее покалечили бы собирающиеся там бомжи и прочие асоциальные элементы, или она и сама вспомнила бы площадку башни, с которой так легко сигануть вниз, и совершила бы этот прыжок. Сережка заставил ее взглянуть на то, что с ней происходило, под другим углом. Да, ей, наверно, не хуже, чем многим. Чем ему, к примеру. Кроме того, мама с отцом абсолютно не виноваты в том, что у них такая непутевая дочь. Они воспитывали ее правильно. Вовсе не в результате какихто их педагогических просчетов она совершает идиотские поступки. Просто у нее такой склад характера…