– Можно подумать, что с обычной женщиной, не балериной, которая не на сцене, а в офисе свой день проводит, никаких проблем не возникнет, – с иронией, чувствуя, как у него дрожат губы, возразил Глеб.

– С любой женщиной – всегда проблемы, – тряхнул головой Серж. – Но. Но! Эта, которая из офиса, тебе хоть обед приготовит, кастрюлю борща сварит, а вот от балерины ты подобных разносолов вряд ли дождешься. Потому что она вся в искусстве, ее жизнь – это сцена.

– Ну и что, – пожал плечами Глеб. – Меня это ничуть не страшит.

– Уважаю, – вдруг серьезно сказал Серж. – Слушай, да ты уникум – раз согласен на подобные условия. – Он посмотрел на наручные часы. – Ох ты, время-то! Пора. Засим прощаюсь. И не забудь – ждем мадемуазель Леониди у себя, второго числа. Кто знает, вдруг именно ее кандидатуру одобрит наш Главный!

…К одиннадцати Глеб поехал встречать Зою к ее театру, вымотанный встречей с Сержем Мальтизеном. Он к ее концу уже ненавидел этого человека, оказавшегося столь бесцеремонным и безжалостным. К которому, между тем и придраться нельзя, поскольку помреж вел беседу внешне чинно-благородно. Недаром же говорят, что они существуют, энергетические вампиры, – люди, которые отнимают энергию у окружающих. Вероятно, таков и Серж.

«Ах, ну да, он же коренной москвич, кто-то говорил… – вспомнил Глеб. – Воображает себя белой костью, особенным. Хозяином. Я для него – выскочка и ничтожество. Сразу дал мне понять, что не считает то, чем я занимаюсь, творчеством. Он – да, весь в искусстве, а я, по его мнению, торгаш, купец, поделки выставляю… Да он же мне просто завидует! Ну конечно, завидует, ведь чувствует, что я скоро могу приподняться, заработать денег со своими шоу, а вот он, занимающийся только высоким искусством, – никогда. И Зою-то он столь охотно позвал на просмотр именно потому, что уверен – Главный ее не возьмет. Лишний повод щелкнуть меня по носу… Да он же ненавидит всех провинциалов, в нем так и сквозит снобизм, столичный гонор!»

…В метро и на улицах, несмотря на поздний час, было полно людей. В такую погоду, настоящую летнюю, невозможно усидеть дома. Москва – уютная, отмытая, пахнущая свежей зеленью, вся в разноцветной причудливой подсветке, с белыми шатрами летних кафе, с пенящимися фонтанами, которые напоминали струи праздничного шампанского, брызнувшего вверх из бутылок, прямо к темно-синему гладкому небосводу, напоминающему мраморный потолок в столичной подземке, – так и звала на прогулку.

Глеб смотрел на людей. В основном на женщин. Старых и молодых, худых и толстых, стильных и вульгарных. Все они казались ему слишком обычными, слишком неинтересными. А обрывки дамских разговоров заставляли морщиться. Потому что беседы их были, как казалось Глебу, примитивными, банальными. В худшем смысле бабскими, даже если велись на интеллектуальные темы.

Если подумать, Серж Мальтизен, рассказывая о балеринах, абсолютно точно охарактеризовал Зою, такая не сварит мужу борща. Только Серж воспринимал это как недостаток, а Глеб – как великое достоинство Зои.

Ведь Глеб заскучал бы с обычной женщиной. Зачем нужны отношения, напоминающие миллионы других отношений вокруг? Зачем любовь, сделанная под копирку? Чтобы как у всех – обеды, скучный супружеский секс, коммунальные платежи, запланированный отдых, однообразные выходные… Кастрюли с едой – это не главная ценность в жизни. А дети? Меньше всего на свете Глеб мечтал о детях. Они ведь вечный источник разнообразных проблем, финансовых трат, сил и нервов. Дети – это то, что на самом деле разобщает мужчину и женщину, делает их постепенно врагами, ведь в вопросах воспитания непременно происходят разногласия между родителями. А как рождение детей, их кормление – физически и психически уродуют женщину, превращают ее в чокнутую толстую тетку (гормоны-то у бедной скачут!).

Как хорошо, что Зоя не собирается рожать, не бредит материнством, занятая только сценой… И это тоже в плюс ко всем прочим ее достоинствам, хотя Серж, наверное, и в этом вопросе оказался бы не согласен с Глебом.

Пожалуй, москвич Серж, ратующий только за настоящее искусство, являлся еще большим мещанином, провинциалом, чем он, Глеб, приехавший когда-то покорять столицу с одним потрескавшимся дерматиновым портфельчиком под мышкой.

…Навстречу Глебу спустилась Зоя. Опять вся в черном, несмотря на теплую погоду. В этот раз на девушке было надето узкое блестящее платье с глубоким вырезом, а черный длинный шарф (кажется, женщины называют такие почему-то палантинами) вился вокруг ее узких плеч.

И опять Зоя напомнила Глебу ангела с крыльями – столь необычной, утонченной показалась мужчине ее красота.

– Привет, детка, – он протянул ей причудливую, фиолетового цвета длинную орхидею, купленную по дороге. – Кажется, я сегодня совершил невозможное. Тебя будут ждать в «Российском балете» второго числа. На просмотре. Главный режиссер ищет новую приму на замену прежней, которая ушла.

– Что? – побледнела Зоя. Закрыла свои огромные, подведенные почти до висков «египетские» глаза, затем снова распахнула их. – Ты шутишь?!

– Нет. Я сейчас с Мальтизеном договорился. Помнишь, я когда-то обещал, что сделаю это…

– Господи… Глеб, спасибо тебе огромное! – Зоя, держа орхидею в одной руке, буквально упала в объятия Глеба, обняла его, слегка щекоча шею сзади лепестками цветка.

– Все для тебя, милая, все только для тебя. Пойдем отметим где-нибудь это событие?

– Да. Да, конечно…

– Но хотелось бы теперь и от тебя получить какое-то ответное действие, в мою пользу, – смеясь, словно в шутку, произнес мужчина. Отстранил Зою, повел ее за собой. – И ты знаешь, какое.

– Какое? Ах, ты хочешь, чтобы я танцевала у тебя вечерами, в галерее…

– Да. Сезон в «Российском балете» начнется осенью, так что лето у тебя оказывается свободным. Потом, наверное, я найду другую танцовщицу, как ты выразилась – девочку из кордебалета, согласную на подработки… Но сейчас, когда я только-только открываюсь, когда реклама, когда надо максимально привлечь публику… твоя кандидатура просто идеальна.

– Глеб, я только «за», но я теперь чего-то боюсь, – неуверенно ответила его спутница.

– Ты будешь выступать под псевдонимом. В маске! Никто не узнает, что это ты.

– Глеб… – застонала Зоя. Потом искоса посмотрела на него, засмеялась нервно. – Ладно, я подумаю. Только чтобы никто не знал моего имени. И в первую очередь в «Российском балете» чтобы об этом не слышали.

– Мамой клянусь, не услышат! – шутливо ответил он. – Зоя, я же не враг тебе.

– Но я пока еще ничего тебе не обещала! Может, и не смогу танцевать у тебя. Дай мне время подумать, – она прижалась щекой к его плечу.

* * *

Это известие – о том, что ее будут ждать на просмотре в «Российском балете», – ошеломило Зою настолько, что девушка почти не чувствовала вкуса еды, когда они с Глебом ужинали в очередном ресторане.

Глеб, кстати, был в этот вечер как-то особо нежен и мечтателен. Они почти не ссорились, не спорили; он наговорил Зое много комплиментов – что она уникальная, другой такой в мире больше нет, а все остальные женщины в сравнении с ней просто уродливые чудовища. Конечно, с его стороны немного глупо это прозвучало (возвышать Зою за счет того, что других пришлось принизить), но что поделать, мужчины не всегда способны на красивые комплименты.

Скорее всего, Глеб был настолько влюблен в нее, что даже не владел собой, своим разумом.

И это чувствовалось, кстати. Его любовь то есть.

Пожалуй, он был готов сделать Зое предложение в самое ближайшее время. Чего стоили его неуклюжие, но милые намеки во время совместной трапезы – на то, что у них с Зоей схожие взгляды на жизнь, что они понимают друг друга с полуслова, что ни с кем другим ни он, ни она не смогут быть счастливы…

Потом, уже ночью, Глеб поймал такси, и они поехали к нему домой, в Строгино. Зоя знала, что это была съемная квартира, но данный факт (собственник он или не собственник жилья) девушку мало волновал. Глеб же, судя по всему, почему-то комплексовал из-за этого. Поскольку заявил во время поездки, что в будущем, возможно, если обстоятельства позволят, он купит себе квартиру в центре, аж на Тверской…

Из-за отсутствия личного транспорта Глеб, очевидно, тоже переживал, поскольку, обсудив квартирный вопрос, он озвучил следующее свое желание – приобрести автомобиль представительского класса. Наверное, это все какие-то типичные мужские заморочки – решила Зоя, слушая хмельную болтовню своего спутника…

Ну да, мужчина должен чувствовать себя состоятельным, состоявшимся, успешным. Своя квартира, своя машина, свой бизнес. Зою же эти проблемы совершенно не волновали.

Наконец приехали. Зашли в лифт, но Глеб нажал не на кнопку своего этажа, а на верхнюю.

– Полетаем? – подмигнул он Зое.

Они оказались на последнем этаже, поднялись еще выше уже пешком, на технический.

– Что ты придумал? Тут все закрыто… – она дернула дверь.

– У меня есть ключи. Не бойся, я тут бывал. – Глеб открыл ключом дверь, ведущую на чердак. – Сюда… Дай руку.

Он провел Зою за собой, затем включил свет на чердаке.

– Что ты придумал? – недоверчиво спросила она.

– Я покажу тебе город с высоты птичьего полета.

Еще по одной лестнице они поднялись вверх, Глеб открыл очередную дверь.

В лицо Зое ударил ветер, они оказались на крыше. Тускло горели лампочки откуда-то сверху, с антенн.

– Красота? – обернулся Глеб с ликующей улыбкой, указал на горизонт, туда, где небо сливалось с мерцающими огнями.

– Да, – прошептала Зоя, одной рукой продолжая держать орхидею, а другой захватив у горла трепещущий палантин – его могло унести ветром.

С крыши высотного здания Москва смотрелась теперь как на ладони. Глеб с Зоей стояли рядом, соприкасаясь плечами.

– Ты знаешь… Надоело чувствовать себя рабом, – крикнул Глеб.

– Разве ты раб?

– Да. По крайней мере, был им. Существует огромная пропасть между людьми, которые живут на зарплату, пусть даже и очень высокую, и владельцами собственного бизнеса. Я хочу перепрыгнуть эту пропасть.

– А вдруг упадешь?

– Это не страшно. Страшно – бояться прыгнуть. Страшно всю жизнь оставаться рабом, то есть наемным работником. Знаешь, я сейчас чувствую такой драйв… Через несколько дней выяснится, пан я или пропал. Я вложил все, что я имею, в свой проект, набрал много кредитов. Если мое предприятие лопнет, то… даже не знаю, что тогда случится. Меня убьют, может быть. Шучу, шучу! Но поэтому я пока не хочу говорить о нас с тобой, о нашем будущем, не хочу подставлять тебя. Но знай… Если все получится, если я смогу перепрыгнуть пропасть и мой проект заработает, окупит все расходы и позволит мне осуществить все мои желания – то тогда я приду к тебе. Именно к тебе, а не к какой-то другой девушке, они для меня все – просто пыль по сравнению с тобой… И тогда я тебе скажу те самые, главные слова, которые ты ждешь от меня, детка.

У Зои даже мурашки по спине побежали. До этого момента она словно не понимала, кто такой Глеб, чем он занимается, что ему грозит, если его попытка развить свой бизнес вдруг потерпит крах…

«А ведь и правда, мы с ним похожи, – неожиданно подумала она. – Я ведь, как он, тоже все ставлю на одну карту. Либо все, либо ничего. Если не быть примой в «Российском балете», то лучше уж никем не быть. Лучше умереть».

Зоя схватила Глеба за руку, стиснула его ладонь. Палантин вдруг сорвался с ее плеч, взметнулся вверх и, совершенно неожиданно большой черной тучей завис над их головами. А потом – раз, ветер подхватил легкую ткань и стремительно понес куда-то вдаль, к мерцающим огням. На миг девушке почудилось, что это не палантин, а она сама летит над городом черным воздушным змеем. Ее еще детские фантазии о том, что она способна летать, на миг показались Зое реальностью. Но лишь на миг.

Зоя захохотала истерично, обняла Глеба.

…Второго июня был конкурсный отбор кандидатур на место в труппе «Российского балета». Пришло довольно много желающих, явилось даже несколько известных танцовщиц. В кулуарах бродили слухи, что, возможно, Главный уже выбрал ту единственную (причем озвучивалось сразу несколько имен), а сегодняшний просмотр – всего лишь формальность.

Зою же не покидало ощущение, что она стоит перед огромной пропастью, дна которой не видно. Но она – должна прыгнуть, несмотря ни на что. Несмотря на то, что в последнюю неделю ныли икры ног, их сводило судорогой, еще тянуло постоянно плечо.

«Мне нечего терять. Я, как и Глеб, либо выиграю, либо пропаду… Но он ничего не боится, и я тоже не струшу!»

Тем временем Главный уже посмотрел выступления нескольких девушек, всех забраковал, одна из танцовщиц устроила истерику, другая – скандал, третья вдруг упала в обморок прямо перед своим выходом…

Распорядительница заглянула в репетиционный зал, в котором разминались соискательницы, уткнулась в список, затем крикнула:

– Зоя Лапиади. Будете танцевать эпизод из первого действия «Жизели», да? Прошу!