Глава 8

Поцелуй с невидимкой

Невыносимая жара, пришедшая на смену «сезону дождей», заставила меня с грустью вспоминать прошлую неделю, когда на улицу нельзя было высунуться без куртки и резиновых сапог. Мы сглупили и вместо того, чтобы дождаться вечера, поехали в поселок после обеда – в самую жару. Битком набитый автобус останавливался три раза, чтобы высадить хватавшихся за сердце бабок. Когда мы, наконец, доехали до станции, я готова была плакать от счастья, что все закончилось. Но впереди было новое четырехкилометровое испытание! Идти в кроссовках оказалось жарко, а без них – невозможно, потому что асфальт так разогрелся за день, что вот-вот был готов расплавиться. Я едва дождалась того момента, когда заасфальтированная дорога перешла в пыльный ухабистый путь, не тронутый цивилизацией. Мысленно возблагодарила жадного начальника, пожалевшего денег на обустройство этой трассы, и пошла босая. Ужасно хотелось, чтобы нас встретил и подвез какой-нибудь «лошадный» знакомый – да тот же дядя Гоша, на худой конец! – но судьба определила мне с родителями проделать этот путь самостоятельно. На дороге вообще как будто бы никого не было: пару раз проехали незнакомые иномарки да одна старушенция с букетом пионов в одной руке, букетом ромашек – в другой, школьным ранцем с торчащими из него огурцами на спине и привязанной к ранцу сумкой на колесиках попалась навстречу. «На базар спешит!» – подмигнул мне папа.

В поселке было безлюдно, работали все поливальные машины и пахло навозом. Его свежая куча лежала посреди главной площади, рядом с бревнами и погребом. «От навоза руки прочь!» – гласила надпись на табличке, воткнутой в гору. В принадлежности ценного удобрения сомневаться не приходилось. Петрович, одетый в одни старые, заштопанные, выцветшие плавки, уже спешил к нам навстречу с тачкой и лопатой.

– Поздравляю с покупкой! – сказал ему папа.

– Спасибо, спасибо, – пробурчал в ответ старикан. – Сегодня только привезли. Надо на участок быстренько перестаскать. А то разворуют!

– Да ладно тебе, Степан Петрович! Так уж прямо и разворуют! Может, ведерко-другое возьмут, в худшем случае, – улыбнулся папа. – Охота тебе по жаре-то мотаться? Хоть бы до вечера подождал!

Петрович, увлеченно кидающий удобрение в тачку, только мотнул головой.

– В вашем возрасте вредно перегреваться, – вставила мама осторожно.

– За меня будьте покойны! – крикнул старик и, уже нагрузив полную тележку, взял под мышку лопату и почесал к своему домику.

– Лопату-то, лопату зачем таскаешь? Оставь тут! Ну кому она нужна, воровать-то?! – закричал вслед папа.

Ответа он так и не удостоился.


Вечер прошел без особых событий. До шести часов у всех продолжалась сиеста, вызванная невозможностью работать на жаре, а к семи садоводы уже так отвыкли от работы, что решили продолжить лениться до завтра. Я поела, прогулялась на болото, полила из шланга свеклу и себя, еще поела и залезла на чердак. Немного подумала о том, с чего бы начать охмурение Андрея. Не остановилась ни на одном из вариантов и вспомнила, что давно не обозревала окрестности. Вылезла на балкон и…

Чуть не упала.

Валька восседала на крышке колодца в обнимку с кавалером. И это был не Макс! Оба располагались спиной ко мне, так что первое время у меня еще оставались сомнения насчет личности парня… Вернее, я сразу узнала его, но не хотела верить своим глазам. Когда Андрей заговорил, очевидное пришлось признать – именно с ним Валька крутит теперь любовь! От моего балкончика до соседского колодца метров пятнадцать по диагонали: если учесть, что в вечернем поселке нет ни тарахтящих машин, ни других обычных для городского уха шумовых помех, то становится ясно, почему я без труда могла расслышать почти все слова влюбленных, а те, что не смогла, – преспокойно угадала.

– Милая моя, дорогая, сколько же мы не виделись!

– Целых три дня, Андрюша!

– Если бы я знал, что вы приедете сегодня утром, то не пошел бы на рыбалку. Ты простишь меня за то, что проскучала весь день одна?

– Глупенький…

Что за ерунду они несут?! Неужели люди действительно могут так разговаривать?! Всего неделя – и она уже с другим! В голове не укладывается! А как же Макс?! На минуту мне даже стало его жалко…

– Чем ты занималась в городе?

– Скучала… Играла… Читала… Относила ботинки в ремонт… Ходила с Маринкой в кино… А еще у нашей кошки хвост лысеет! Представляешь?

– Надо к доктору.

– Наверно, отнесем… Ой, пупсик, ты такой хороший: теплый, мягкий!

– А мы с Максом весь день на Широком протусили. Наконец-то дорвались!

– Подаришь рыбку?

– А какую ты хотела бы?

– Какую-нибудь… этакую… самую красивую! И жирную!

– Там есть одна такая!

– Поцелуй меня, Андрюша!

Блин, что за бредовый разговор?! С пятого на десятое, в огороде бузина, в Киеве дядька! Мухоморов, что ль, наелись?! Ну ботинки, ну кошка, ну рыба… Чего тут обсуждать-то?! Господи, он же и правда целует эту гнусную Вальку! За что только мне такое испытание?!

– Макс сегодня опять весь день страдал, – сказал меж тем Андрей.

– От жары?

– Не издевайся. Сама знаешь, от чего! Все уши мне изъездил про любовь свою несчастную!

– И что он намерен предпринять?

– Кажется, уже перебрал все варианты и совершенно отчаялся. Бродит по комнате из конца в конец и тупо повторяет: «Как же так, как же так, разве я ей не нравился?» Сил больше нет с ним общаться! Сегодня он пришел к выводу, что все неспроста и у него должен быть соперник.

– Прямо так и сказал?

– Прямо так. И решил его выявить. Не может, говорит, так быть, чтобы она меня просто, без причины, динамила. Наверно, говорит, тут другой парень замешан!

– Ого!

– Да, вот так все серьезно…

– Ладно, ну его, Макса! Надоел уже со своими страданиями. Поцелуй лучше меня еще разок!

Не в силах больше наблюдать это безобразие, я вернулась на чердак. Нет, какова, а? Всего несколько дней прошло, а эта обезьяна уже вешается на другого! И на кого? На брата бывшего возлюбленного! Ей еще хватает наглости издеваться над страданиями Макса, которого она бросила! Впрочем, он, конечно, это заслужил… Но Андрей-то каков?! Ему что, наплевать на чувства брата?! А тот до сих пор не знает, к кому ушла Валька! Ох, ну и змеюшник, оказывается, наш «Конденсатор»!..

А как же я?! На Андрея, получается, смотреть больше не стоит?! Господи, ну что же это за судьба такая у меня – стоит только положить глаз на парня, только подумать о нем, как эта гадина Валька тут же его отбирает!? И почему я родилась такой неудачницей?!.

Неудачницей? Что ж, ладно… Мы еще посмотрим, кто из нас неудачница! Я решила охмурить Андрея – и я это сделаю! Если Валька положила на него глаз – тем хуже для нее! Она еще поплачет у меня горючими слезами! Она еще узнает, каково это – когда лежишь без сил от горя и ничего не желаешь! Пусть она почувствует эту черную, тяжелую тоску у себя в груди, которую хочется и невозможно выплакать! Может быть, Андрей со мной не останется… Это будет короткая интрижка… Ну и пускай! Я не собираюсь за него замуж. Просто поссорю их с Валькой – и отойду в сторону! Макс уже узнал, каково это, когда тебя предают! Узнают и эти двое!

Я выдохнула и села. Слушать воркование этой парочки было невозможно, но сидеть тут и знать, что они любезничают под боком, оказалось еще худшим удовольствием. Подумалось: «А вдруг они вслух издеваются надо мной?» Сидят и смеются над глупой Надюшкой, которая ничего этого не слышит? Мне необходимо знать, что там происходит… Хотя бы для того, чтобы как следует отомстить!

Я снова выбралась на чердак. Притаилась, чтобы не издавать лишних звуков.

Эти двое ничего не говорили. Целовались – в очередной раз. Потом, наконец, разлепились, и до меня донесся голос Андрея:

– Может, все же на Широкое?

– Да ну, так далеко! Просто искупаться можно и в карьере.

– Ладно, значит, на карьер. Давай в двенадцать. Хорошо?

– Договорились.

Договорились! Я тоже там буду. И уже знаю, что сделаю…


В полдень следующего дня градусники снова показывали плюс тридцать, и не купаться было невозможно. На карьере – а он находился в пятнадцати минутах ходьбы по дороге в противоположную от станции сторону – я застала не только Андрея и Вальку, но и всю поселковую молодежь.

Дэн с друзьями, расположившись на пестрых покрывалах, занимали половину пляжа: от пацанов, как обычно, шел дым, запах пива и вопли: «С бубей ходи!» или «А на-ка десятку!». Увлеченная игрой, компания не обращала ни малейшего внимания на разлегшуюся рядом Катьку. Та, судя по призывной позе, микроскопичекому купальнику с блестками и не по-пляжному густому макияжу, оказалась возле Дэна отнюдь неспроста. Она откуда-то притащила прошлогодний журнал «Оффисьель» и пыталась читать его, изображая из себя вальяжно-независимую даму, которой нет ни до кого дела. К сожалению, это у Катрин не получалось: оводы не позволяли. Каждые полминуты неудавшаяся гламурница переворачивалась на другой бок, судорожно дергала попой или отмахивалась ногой от жирных кусачих мух. «Катька! Катька-а-а-а! Иди к на-а-а-ам!» – орала Кислая, висевшая на железной балке, которая торчала над карьером. На Кислой было абсолютно мокрое синее платьишко: видимо, разгуливать в трусах она уже стеснялась, а настоящий купальник пока что не завела. В воде резвились несколько мелких пацанов: они забирались на спины друг другу и прыгали в воду, создавая массу брызг. Потом один схватил Кислую за ноги, и она с визгом плюхнулась в воду. «Хватит брызгаться, в конце концов!» – недовольно закричала Елкина. Она уже минут десять боязливо пробовала водичку ногой, но окунуться так и не решалась. Елкин, изнемогая от жары, сидел на берегу в обнимку с шерстяным Василием: караулил «сыночка».

Вальку и Андрея, резвящихся на середине карьера, я заметила почти сразу же. Еще до них в глаза мне бросился Макс. Он стоял на мелком месте, спиной ко мне, по пояс голый и такой неожиданно красивый. Мне показалось, что он светится. Что он главная фигура в этой композиции. Что остальные купальщики – только фон для него. Что если сейчас снять карьер вместе с пляжем, а потом показать кому-нибудь фотографию, то этот кто-то непременно первым делом обратит внимание на Макса. «Смотрите, какие руки, какие плечи, какая спина! – заметит загадочный зритель. – Кто бы мог подумать, что Максим такой спортивный! Ему, наверное, ничего не стоит пятьдесят раз отжаться от пола!»

Я одернула себя. Что за дурацкие мысли?! Макс считает меня смешной, нелепой. Макс не смотрит на меня как на девочку. Макс предпочел Вальку. Впрочем, теперь он, конечно, жалеет об этом. Но я не собираюсь заниматься благотворительностью, не собираюсь дружить с парнем по остаточному принципу: «Эта отшила, тогда пойду с той!» Пускай Макс продолжает делать вид, что его не бросали, что он доволен жизнью, что все классно. У меня есть занятия поважнее, чем пялиться на него!

Валькина, Андреева и Максова одежда лежала на одном покрывале: три футболки – одна с поросятами и две с какой-то футбольной символикой – и трое джинсов: одни мелкие, с махрами, кое-где полопавшиеся, вторые – светло-синие, изрезанные, третьи – почти новенькие, черные. Андреевы. Они-то и нужны мне.

Дождавшись, когда никто из троицы не будет смотреть в мою сторону, я быстро присела и сунула в карман черных штанов записку. Сразу же поднялась. Уф, кажется, не заметили! В который раз за лето мне приходится подбрасывать фальшивые любовные записки? Уже и со счета сбилась…

В послании Андрею, написанном почерком, очень похожим на Валькин (несколько лет дружбы не прошли даром: мы научились не только разбирать почерки друг друга и имитировать их), содержалось приглашение на свидание. «Твоя единственная» – гласила подпись внизу письма. Андрей не должен был сомневаться, что его зовет Валька! Надеюсь, он как можно дольше будет принимать меня за нее: и после первого поцелуя, и после второго… Я постараюсь успеть сделать с ним как можно больше всяких безобразий, чтобы факт измены оказался бесспорным, чтобы их любовь дала как можно более глубокую трещину! Для того чтобы не разоблачили – стану молчать. И абсолютная темнота будет мне в помощь: ведь супер-пупер-экстремальное свидание пройдет не на скамейке под луной, а внутри Петровичева погреба!

Дабы не вызвать ни у кого подозрений насчет цели посещения карьера, я залезла в воду и сплавала к другому берегу, а потом обратно, стараясь держаться как можно более независимо и не обращать внимания на своих бывших знакомых. Впрочем, то ли мне показалось, то ли Макс в какой-то момент окликнул меня, бросив: «Привет, Надя!» Валька тоже зачем-то махала рукой – издевалась, наверно. Я сделала вид, что не замечаю их обоих. Потом Андрей обрызгал меня водой. Я посчитала это хорошим признаком, но приближаться не стала, чтобы не раскрывать раньше времени своих планов, и вообще вела себя так, как будто бы знать не знаю всю эту троицу. Напряглась по старой памяти, услышав взрыв хохота и улюлюканье за спиной, но, обернувшись, успокоилась: это мальчишки издевались на Кириллом, который пытался плыть с куском пенопласта, являвшегося, по мнению пацанов, собачьей какашкой. Когда с таким же плавсредством в воду вошел Елкин, ребята только непонимающе переглянулись. Я посмотрела на берег: Василия уже обнимала его сохнущая «мама».